Наследство огня - Юлия Мидатовна Аметова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А теперь ты, юноша, покажи, что там у тебя, – повернулся он к Торику, едва переведя дух. Летун, морщась, приподнял одно крыло, заставив его обнаружить все свои увечья. Странно, а ведь обычай запрещает летунам лечиться! Сафи вместе с дядей приложила руки к коже летуна, стараясь услышать его мысли. Обида, боль и надежда сменяли друг друга, но все были на небесной речи Страны Высоких Скал. Сафи знала на языке крылатых соседей не больше сотни слов, но и этого было достаточно, чтобы понять – лету, как и дракон, не выполняет никаких тайных заданий.
Дядя Аль осторожно ощупал крылья, прошелся пальцами по сморщенной кожаной перепонке между изогнутыми костями. Потом он крепко надавил на воспаленную рану, прощупал ее со всех сторон, отошел и поискал кого-то глазами.
– Все ясно, я знаю, как лечить, но усиление яда было очень серьезное, и мне надо соответственно подкрепить мыслесилу. Ученый брат Геранд! У тебя была серьга с голубым камнем в кармане рубашки, когда мы тебя нашли, не дашь ли ты мне ее?
Повелитель вещей заговорил, путаясь в словах.
– Она здесь… где-то… сейчас достану!
Он похлопал ладонями по своей рубашке. Из нижнего кармана справа вылетело что-то небольшое, сверкающее золотом, и повисло перед его лицом.
– Но это же не мастеров серьга, у них серьги голубые, а эта золотая! – подскочил к нему летун, и тут же всем в глаза ударил яркий голубой блеск. Нет, она не золотая, а просто с золотой крышкой! Сверкая на солнце сдвинутой крышечкой и ярко-голубым камнем, серьга подплыла к старому мыследею и опустилась в подставленную руку. Уши у него не были проколоты для серег, и дядя Аль начал заплетать из своих длинных волос косичку повыше виска. Вплетя в нее крючок серьги, он закрутил и переплел волосы так, чтобы серьга была прижата к коже.
– Ну что же, посмотрим, как она будет действовать. Сейчас я буду залечивать рану, а ты, Сафи, только смотри и слушай, поможешь потом,– сказал Шестирукий, поправляя серьгу. – У нас в Училище ученые братья этот способ не признают, поэтому никому не говорите, что я это сделал. Сначала снимем усиление яда, а потом все остальное.
И он осторожно начал растирать крыло летуна вокруг мерзкой, гноящейся раны.
-Жизнь приходит светлым даром,
Молодым мила и старым,
Не иссякнут жизни силы,
Не забудется, что было.
Сафи ловила каждое слово и смотрела во все глаза. Простенькая песенка, которую она знала с детства, повторялась раз за разом, сосредоточивая внимание и силы старого мыследея. Голос дяди то усиливался, то затихал до шепота, а голубой огонь серьги то разгорался, то угасал.
– Воздухом, огнем , водой
Жизни вечно молодой
Восприми скорей дыханье,
Облегчи свои страданья…
Маленькая на вид рана сопротивлялась гораздо дольше больших ранений дракона, и яркий голубой камень в серьге сначала посветлел, потом стал голубовато-серым, и, наконец, почти белым, как зола в печи. Но к тому времени дядя Аль уже закончил. Он провел рукой по крылу сверху донизу, будто стирая с него что-то, и отошел, внимательно глядя на то место, где еще недавно гноилась рана, а теперь не оставалось даже шрама. Дядя смотрел устало, еще более усталым казался сам летун. Казалось, он вот-вот упадет.
– Ну все, яд ушел, однако теперь больного надо поддержать, – проговорил он, наконец, поворачиваясь к Сафи. – Вот для тебя простейшая работа – передай больному мыслесилу с разработкой через руки.
Еще одно странное занятие!
– А как ее передают с разработкой?
– С разработкой – это значит с сосредоточенностью на чем-то, у тебя – на руках. Прижимаешь обе руки к его коже и сосредоточенно думаешь о том, чтобы твоя сила перешла в него.
Торик покачнулся и сел прямо на траву, раскинув крылья, лицо его побледнело, как у покойника. Нет-нет, такого допустить нельзя! И сначала его надо уложить.
– Торик, – нерешительно заговорила Сафи. – Может, ты лучше ляжешь лицом вниз, тогда я прямо в крылья передам мыслесилу?
Летун зашевелил крыльями и с трудом повернул к ней лицо.
– Не надо! Стыдно крылатому лечиться носом в траву! А я уже могу летать, хоть сейчас по всем ветрам, спасибо ученому брату Алевиовину! Ой!
И он начал заваливаться набок. Дракон Алтот усадил летуна себе на спину, крепко ухватил руками его ноги в мягких сапожках, потом подставил под крылья Торика свое собственное крыло и лег, вытянув шею.
– Я его держу, твоя княжеская светлость!
Сафи ухватилась за больное крыло. В мыслях Торика была только усталость и какое-то равнодушие. Она расправила крыло и запела, сосредоточившись на передаче мыслесилы. Как понять, переходит она больному или нет? Дядя даже не объяснил, но он и так устал. В ладонях и пальцах закололо, может быть, это и есть мыслесила? Сафи прислушалась к мыслям летуна – Торик вспомнил о княгине Лидоре, о каких-то летописях, мысли становились все отчетливее, и вот он открыл глаза, заулыбался и зашевелил здоровым крылом.
– Сиди неподвижно! Что за нетерпение! Полное отсутствие рассудительности и научного упорства! – заворчал на него дядя Аль. – Сейчас моя племянница закончит, а после этого ты будешь сидеть еще не меньше часа!
– Жизнь идет, беда уходит,
Время лечит, пятна сводит.
Боль и зло забыть сумей,
О минувшем не жалей.
Сафи допела, и на душе стало легче, на мгновение показалось, что в жизни все хорошо, что они с дядей всегда будут счастливо жить в Синих Горах, и будут к ним прилетать и летун, и дракон, и еще вместе с ней будет… Кто? Сафи улыбнулась, но сейчас же увидела лицо повелителя вещей и снова испугалась. Нет, конечно, не он! Ей захотелось немедленно уйти, скрыться, исчезнуть, но нельзя же просто так сбежать, это слишком неприлично! И уйти не получится, дядя Аль уже что-то заметил!
– Благодарю тебя, ученый брат Геранд! – подошел он к повелителю вещей. Тот посмотрел смущенно, будто сделал что-то неприличное. – Сейчас ты камень этот не закрывай от света, он получит силу от солнца, станет снова ярким и будет работать.
Дядя расплел свою косичку на виске, голубая серьга выскользнула из волос и, описав дугу, прицепилась к
