Сердце степи. Полёт над степью (СИ) - Иолич Ася

- Помочь, милая? - Кэлантай улыбалась, её белые волосы сияли в рассеянном свете под тентом. - Могу надрезать.

- Я сама. - Камайя упрямо прищурилась и открыла рот пошире, так, что челюсть заболела. Яблоко наконец поддалось, и шатающийся зуб хрустнул. - Ой… Зуб.

- Ничего. Он всё равно скоро выпадет. - Серьги Кэлантай покачивались в ушах, паренёк в углу стонал во сне. - И вырастет новый.

Камайя кивнула. Она вспомнила, как Велв учила её плеваться сквозь дырку на месте зуба, а бабушка Ро ругалась на это.

- Мама привязала нитку, когда у меня выпадывал вот этот. - Она показала пальцем в рот. - И дерганула. А то больно было, когда он качался. Есть мешал. К этому она тоже привяжет.

- Не дерганула, а дёрнула. Милая, мама не привяжет нитку. Мы уезжаем отсюда. - Пальцы Кэлантай в волосах были такими нежными, что от их прикосновений хотелось плакать. - В Мадви я отмою тебя и намажу средством от вшей и блох. Смотри, что у меня есть.

Женщина достала резной красивый гребень, очень частый. Камайя повела носом, потому что от него очень уж приятно пахло, и Кэлантай с любопытством склонила голову к плечу.

- Ты чувствуешь этот запах? - спросила она заинтересованно. - Дерево давно выдохлось. Он не пахнет, пока им не начинаешь причёсываться.

- Он сильно пахнет сладким деревом и немного грушей. - Камайя протянула руку к гребню и потрогала его пальцем. - Очертенеть как приятно.

- Милая, это слово говорить нельзя. - Кэлантай вытеребила одну прядь серых волос и начала распутывать её пальцами и гребнем, очень осторожно, отчего его аромат усилился во много раз. - Надо же… У тебя чуткий нос.

- Почему мама не привяжет нитку? - Камайя хрустела яблоком, болтая ногами, и косилась на сияющие серьги Кэлантай и её странную одежду, белую, как снег на вершинах гор в ярком дневном свете, которая пахла какими-то фруктами и свежей холодной травой. - От Мадви сюда всего пара дней пути.

- Камайя, ты не вернёшься сюда. - Голос и прикосновения были мягкими и убаюкивали. - Тебя выкупили. Ты принадлежишь вон тому человеку, киру Салке Руану.

Женщина кивнула на огромного загорелого молодого мужчину со светлыми желтоватыми волосами, которые были похожи на странную длинную щетину, только росли на голове. Он о чём-то тихо беседовал с ещё одним парнем в другом углу большой повозки.

- Он отдал за тебя десять золотых. Ты сможешь отработать их, и тогда будешь свободна.

- Принадлежу? - Рука с яблоком замерла. - Выкупили?

- Да. Он даст тебе род. Ты получишь родовое имя Элсавиго. Камайя Элсавиго, правда, красиво?

- Но у меня никогда не было рода. - Камайя нахмурилась. - Я - Камайя из деревни Сутур. Что значит - принадлежу?

- Мы уедем в далёкий, далёкий город, который называется Ордалл. Ты наверняка слышала о нём, правда, милая? - Голос Кэлантай был как ласковые волны, как нежный шум ив над ручьём, когда птицы поют в них по весне, а от движений её рук и запаха гребня почему-то слёзы наворачивались на глаза. - Этот город большой, и там много людей, и у каждого есть своё дело. У тебя тоже будет дело. Ты будешь усердно учиться. Ты научишься петь и танцевать, вышивать и ездить верхом, будешь читать мудрые книги и учиться вычислениям. А когда ты подрастёшь, кир Салке найдёт тебе дело. Ты будешь его помощницей или получишь работу в городе, в одном из наших приютов или в доме какого-нибудь именитого кира, а то и во дворце. Но пока кир Салке не скажет, что твой долг выплачен, ты не сможешь покинуть его или распоряжаться своей судьбой. Не бойся, тебе не дадут заданий, с которыми ты не совладаешь, милая.

- Как на каторге, - кивнула Камайя. - Для тех, кто имеет право выкупиться. Они зарабатывают себе на откуп и уходят на свободу.

- Ты будешь не на каторге, Камайя. Ты будешь жить в благоустроенном приюте или в доме хорошего рода. У тебя будет своя комната, игрушки, платья, вкусная еда.

- Но не свобода.

- Со временем будет и свобода. - Кэлантай с интересом смотрела на неё. - Милая, тебе восемь… Что ты знаешь о свободе?

- Свобода - это когда ты принадлежишь только себе, - уверенно сказала Камайя, глядя на яблоко. - Когда тебя не могут купить или продать. Не могут заставить работать. Не могут приказать пойти в хижину надсмотрщика, которому ты понравилась. А потом говорить, что такова твоя судьба, если родится дитя. Так про Меррет говорили. Свобода - это когда ты сам решаешь, что тебе делать. Сам выбираешь.

- Она не по годам рассудительна, - улыбнулась Кэлантай светловолосому гиганту, который отошёл от парня и сел рядом с ними. - Думаю, кир Аргат согласится со мной: её стоит оставить при себе. Не отдавай её в приют, кир. Эта малышка, похоже, сделает всё, чтобы получить свободу, о которой она так много слышала за свои восемь лет, но никогда по-настоящему не видела.

Гребень нежно касался головы, и, казалось, даже укусы жуков стали зудеть меньше. Камайя грызла хрустящее яблоко - оно и не думало заканчиваться. Светловолосый гигант, от которого приятно пахло мылом, кожей его странной безрукавки с косой застёжкой и какими-то незнакомыми травами, тихо о чём-то беседовал с Кэлантай. Камайя больше не вслушивалась. Мама плакала, продавая её, и бабушка Ро тоже плакала, провожая их до порога, но все их взрослые разговоры, слышанные раньше, были об этой свободе, и вот она едет к ней. Её продали, но она получит свободу. Почему-то она была уверена, что Кэлантай не обманывает. Повозка тряслась на ухабах, серьги Кэлантай покачивались, гребень нежно касался волос, а тихие голоса навевали дремоту.

- Камайя…

Она открыла глаза. Аслэг сидел на полу перед скамьёй. Между бровей залегла складка, но лицо прояснилось, когда он поймал её взгляд. Он нежно гладил её по волосам и щеке, и Камайя заплакала.

- Убей меня, снова проткни моё плечо или сердце, только не плачь! - Лицо Аслэга исказилось болью, и он встал. - Отец Тан Дан не посылает испытаний в милости своей больше, чем может вынести человек, так чем же я прогневал его?

Рукав халата впитал слёзы, и на сером остались тёмные пятна. Камайя села на скамье, потом осторожно встала и шагнула к Аслэгу.

- Я останусь с тобой, пока ты нуждаешься в этом, Аслэг. Я останусь, пока тебе не станет легче. Дай мне руку. Я не могу сейчас подвести тебя и запятнать твою репутацию. У меня есть обязанности. Есть долг. Ты потерял близких людей, и я была бы последней тварью, оставь я тебя сейчас. Но то, что ты сделал…

Его поцелуй был таким, что у Камайи подкосились ноги, но, к счастью, Аслэг крепко держал её.

- Это единственная причина, по которой ты остаёшься? - спросил он, прижимаясь лбом к её лбу и глядя ей в глаза. - Не подвести меня? Не запятнать репутацию? - Он поцеловал её снова, ещё яростнее, и Камайя зажмурилась, потому что к глазам подступали слёзы, а в животе всё сжалось в горящий ком. - Это всё?

Она молчала, но его взгляд был невыносим. Глаза пришлось отвести: их щипало. Она молча кивнула. Аслэг сжал её плечи, и ещё сильнее, потом стиснул зубы и медленно убрал руки.

- Ты лжёшь мне. Мне и себе. Нет. - Он схватил её снова и впился в губы, потом отпустил и придержал, глядя, как её пошатывает. - Почему? Тебе нравится, когда мы оба терзаемся? Хорошо. Хорошо. Пусть будет так. Камайя, у меня много дел. Скоро всем станет известно. Пригласи Туруд. Она теперь будет подчиняться тебе. Жди меня ночью.

Сердце колотилось. Она вышла в холл, слыша, как Аслэг за спиной подзывает слуг, и на входе столкнулась с тремя эным и девушками-служанками, которые поклонились ей в пояс. «Скоро всем станет известно»… Он, похоже, немного ошибся. Слуги кланялись ей навстречу и шептались вслед, а Тулым шикала на них.

- Позовите Туруд, - сказала она Дерре, заходя в покои. - О… Рисэл. Ты тут…

- Улхасум Камайя, не гневайся… Я боюсь идти туда, - тихо сказала Рисэл, соскальзывая с кресла и пытаясь броситься на пол. - Госпожа… Иймэт… Служанка сказала, что она потеряла рассудок. Я боюсь…

Камайя удержала её от земного поклона и резко ткнула пальцем в сторону кресла. Алая лента мелькнула перед глазами, но она усилием воли свернула её в тугой рулончик и сунула в дальний угол памяти. Не время. Не время.