Освенцим: Нацисты и «окончательное решение еврейского вопроса» - Лоуренс Рис

Конечно, оказывая помощь немцам в депортации евреев, власти Нормандских островов не могли знать наверняка об их дальнейшей судьбе. Но они отдавали себе отчет в том, что нацисты отбирают евреев для преследования и наверняка их жертвы ждет еще худшая участь, чем все уже испытанные ими до этого страдания. Тем не менее, власти не сделали ничего, чтобы предотвратить депортацию. Наоборот, полиция и служащие исполнительно сотрудничали с немцами. Правда, власти на Джерси протестовали против выполнения приказа о желтых звездах (хотя на Гернси не было даже этого). Но также очень существенно, как указывает Фредерик Коэн в своем исследовании об обращении с евреями на Нормандских островах во время оккупации, что руководство предприняло гораздо больше усилий, чтобы защитить масонов, проживающих на этих островах27. В рапорте британской разведки от августа 1945 года сообщается: «Когда немцы предложили ввести в действие свои антисемитские меры, со стороны официальных лиц Гернси не последовало никакого протеста, они поспешили оказать немцам всяческую помощь. Когда же им предложили предпринять шаги против масонов, которых было много на острове, бейлиф, напротив, протестовал и делал все возможное, чтобы их защитить»28.

Мы не можем знать наверняка, что случилось бы, если бы власти Гернси серьезно воспротивились депортации Августы Шпитц, Марианны Грюнфельд и Терезы Штайнер. Возможно, это не имело бы практического значения – хотя это, по крайней мере, осталось бы до наших дней достойным гордости эпизодом в истории Гернси – но есть вероятность, что одно лишь сказанное вовремя слово могло спасти жизни трех женщин, которые искали убежища в Соединенном Королевстве. Этого факта самого по себе достаточно, чтобы описанный случай стал несмываемым пятном на прошлом острова.

В том же месяце, когда трое депортированных с острова Гернси прибыли в Освенцим, Генрих Гиммлер нанес еще один визит в этот лагерь. 17 июля 1942 года рейхсфюрер СС въехал в лагерные ворота вновь, спустя 15 месяцев после своей первой инспекции. Казимеж Смолень29, один из польских политических узников, помнил Гиммлера еще по предыдущему приезду: «Он совершенно не выглядел как военный. Носил очки в золотой оправе. Был слегка толстоват, с животиком. Он выглядел – прошу прощения, я никого не хочу обидеть – как провинциальный школьный учитель».

Во время этого визита «обычный на вид человек в очках и с животиком» осмотрел преобразованный лагерь с новым строящимся комплексом в Биркенау. Он просмотрел планы будущего развития лагеря, объехал территорию «зоны интересов» Освенцима в 65 квадратных километров (территория, находившаяся под прямым административным контролем лагеря). Затем понаблюдал за сортировкой группы новоприбывших узников и последующим уничтожением их в газовых камерах в «Белом домике». После лицезрения убийств Гиммлер посетил прием, устроенный в его честь, в доме гауляйтера Брахта в близлежащем городе Катовице. На следующий день он вернулся и совершил обход женского лагеря в Биркенау. Здесь он стал свидетелем порки одной из заключенных – это наказание устроил он сам. Гиммлер остался настолько доволен тем, что увидел в Освенциме, что немедленно повысил Рудольфа Хесса, присвоив ему звание оберштурмбаннфюрера СС (подполковника).

Это был звездный час в карьере Хесса. Визит рейхсфюрера был для него большим успехом. Но оставалась, по крайней мере, одна проблема: его начальство в СС было обеспокоено количеством побегов из Освенцима. Они не были редкостью: первый задокументированный побег состоялся уже 6 июля 1940 года. Но обстоятельства одного чрезвычайно смелого побега из Освенцима, который случился за несколько недель до приезда Гиммлера, заставило объявить предупреждения всем эсэсовским начальникам концентрационных лагерей летом 1942 года.

Планом руководил Казимеж (Казик) Пиховский30, польский политический заключенный, проведший в лагере 18 месяцев. Он очень хорошо осознавал, какой это риск: «Здесь и раньше случались попытки побегов. Но большинство из них провалилось, потому что, когда на перекличке обнаруживался отсутствующий, они [эсэсовцы и капо] отправлялись на поиски со специально обученными собаками. Беглых узников, спрятавшихся под какими-нибудь досками или между мешков с цементом, находили. А обнаружив такого заключенного, ему на спину вешали табличку с надписью «Ура! Ура! Я снова с вами!», и он должен был ходить по территории лагеря и бить в большой барабан, а затем подойти к виселице. Он шел очень медленно, словно пытался хоть немного продлить свою жизнь». Другой заботой, тревожившей потенциального беглеца, были ужасные последствия для оставшихся узников, если обнаруживалось, что из их блока кто-то бежал. Как в случае со священником Максимилианом Кольбе, когда из блока убежавшего были отобраны для казни десять заключенных. «Это парализовало волю некоторых узников, – говорит Пиховский, – но другие не желали думать о том, что может случиться. Они хотели любой ценой выбраться из этого ада».

Прежде чем перед Пиховским встала эта дилемма – как бежать из лагеря, и при этом предотвратить репрессии в отношении оставшихся, – ему необходимо было решить более насущную проблему: просто выжить. Поначалу он работал на улице, в снегу, в одном из худших отрядов: «Работа была тяжелой, а питание скудным. Я начал превращаться в “мусульманина”31 – так эсэсовцы называли заключенных, потерявших связь с реальностью. Я чувствовал себя беспомощным». Потом ему повезло. Его отобрали для другого рабочего отряда: «Я присоединился к ним, и, когда мы выходили через ворота, спросил идущего рядом друга: “Куда мы идем?” Мой коллега ответил: “Не знаешь? Да ты везунчик! Мы же работаем на складе. Это очень тяжелая работа, но, по крайней мере, не на улице, не на морозе. У тебя есть крыша над головой”. Я решил, что попал прямо в рай». Пиховский обнаружил, что работа внутри склада, в «раю», имела еще одну выгоду: «Товарищи научили меня: когда загружаешь вагон мукой, нужно повредить мешок так, чтобы мука посыпалась наружу. Тут охранник велит нам выбросить просыпавшееся. Но мы ничего не выбрасывали. Смешивали муку с водой и лепили клецки». После такой перемены в жизни, Пиховский почувствовал, что он «может выжить».

Однажды, вскоре после того, как он начал работать на складе, у него состоялся разговор с одним украинским заключенным, Евгением (Генеком) Бендерой, работавшим механиком рядом, в эсэсовском гараже. «Он [Бендера] выходил на работу с нами и возвращался с нами, и однажды признался мне: ему сообщили, что он в списке на уничтожение – такие отборы проходили очень часто. Он спросил: «Казик, что мне делать? Я в списке смертников!» Я ответил: “Ничего не могу сделать”». Но он упорно продолжал: «Казик, а почему бы нам не убежать отсюда?» Я был поражен: как отсюда убежишь? Он говорит: «На машине. Я могу достать машину в любое время». И я начал обдумывать, как это осуществить. Сказал Генеку, что нам потребуется для побега форма – эсэсовская форма».

На этом этапе план побега застопорился. Как достать эсэсовскую форму? И опять им по счастливой случайности повезло. Как-то капо приказал Пиховскому отправиться на второй этаж склада, в котором они работали, и принести несколько пустых ящиков. Проходя по коридору, он увидел на одной из дверей табличку на немецком: «Форма». Он попытался открыть дверь, но было заперто. Вскоре после этого капо опять послал его за чем-то наверх, и на этот раз он заметил, что дверь приоткрыта. «Единственное, о чем я мог думать, – говорит Пиховский, – это зайти и посмотреть, что будет. Я открыл дверь, а за ней эсэсовец что-то клал на полку. Он повалил меня и начал пинать ногами. Я упал на пол. “Ах ты свинья! – рычал он. – Собака, ты не имеешь никакого права находиться здесь! Доложишь в главный отдел, ты, польская свинья”. Я выполз в коридор».

Пиховский знал: если он доложит, что входил в запретную комнату, это означает перевод в отряд штрафников и почти верную смерть. Поэтому он ничего не сделал в надежде на лучшее, и лучшее действительно произошло. Он избежал наказания, так как эсэсовец, которого он побеспокоил, забыл довести до конца этот инцидент – еще один счастливый случай в череде удачного стечения обстоятельств. Он рискнул и выиграл, так как смог мельком заметить, что же хранилось в этой комнате: форма, гранаты, амуниция, каски – фактически, все, что им с товарищем было нужно.

Лучшим днем для попытки побега была суббота, так как в выходные на этом участке территории лагеря не было эсэсовцев. И Пиховский придумал способ, как попасть на склад: нужно было снять один из болтов на крышке люка, который использовался для того, чтобы сыпать уголь в подвал. Из угольного хранилища можно было пройти в остальные помещения здания. Лежа на своей койке, Пиховский обдумывал план взлома – и вдруг одна мысль поразила его, словно молнией. Он осознал, что «за одного убежавшего будут убиты десятеро». «Я не мог заснуть всю ночь: эта мысль не давала мне покоя, – говорит он, – и тут в какой-то миг на меня снизошло. Существовал только один способ [предотвратить это]: фиктивная рабочая команда». План Пиховского был таков: четверо заключенных покинут основной лагерь, изобразив «транспортную» команду, которая будет толкать тележку. Затем внутренняя охрана официально выпустит их за ограждение, хотя они все еще будут в пределах внешней территории, где работало много узников. Если они впоследствии исчезнут, возможно, что ответственность понесет исключительно капо из их блока, так как это он принимал решение выпустить команду.