Серебряная богиня - Джудит Крэнц

— Нет! Нет! — умоляла она. — Пожалуйста, не надо!

Но Рэм оставался глух к ее мольбам. В его лице появилось нечто нечеловеческое, безжалостное; профиль напоминал острие занесенного для удара копья, когда он склонился над распростертым телом. Ничто не могло остановить его в ту минуту. Ослепленный страстью, он широко раздвинул ее ноги, торопливо нащупал вожделенное отверстие и грубо овладел ею, разрывая нежную девственную плоть, готовый либо взять ее немедленно, либо тут же умереть от неудовлетворенного желания.

Мозг Дэзи отказывался что-либо понимать. Красно-бело-черные молнии проносились перед ее зажмуренными глазами, словно напоминание о вчерашнем фейерверке. Она лежала, пытаясь в нечленораздельных звуках выразить бешеный протест против происходящего, но в то же время прижимала к себе его дергавшееся тело. Ведь этот жестокий незнакомец, терзавший ее, был не кто иной, как Рэм, ее любимый, ненаглядный Рэм, и сознание этого было единственным, что хоть немного успокаивало ее, не позволяло лишиться рассудка.

Все кончилось, и теперь уже Рэм рыдал, лежа рядом с ней, а Дэзи обнимала и успокаивала его, целуя темноволосую голову брата и приговаривая: «Все хорошо, все хорошо». Она продолжала цепляться за него, как потерпевший кораблекрушение хватается за обломки погибшего корабля. Эвкалиптовые листья кололи ей спину, впервые в жизни ее ноздри вдыхали острый запах мужского пота, смешанного с запахом спермы, по ее ногам струилась кровь, и она промокала ее листками шершавой бумаги из разорванного альбома. Дэзи взглянула на Рэма, прятавшего лицо, уткнувшись в ее подмышку, и темное пламя свернуло в ее глазах. Она инстинктивно старалась утешить его, но ее собственную душу переполняли незнакомые мрачные чувства, столь непохожие на привычные ясные и чистые представления о жизни. Разбуженное физическое желание мешалось в ней с мучительным чувством стыда, которого ей не приходилось испытывать прежде. Душа и тело нестерпимо ныли от боли и обиды. Ей ужасно хотелось кричать, кусаться, царапаться, наконец, просто бежать отсюда куда глаза глядят. Она страстно желала всего на один час вернуться в прошлое, но ясно сознавала, что назад возврата нет.

Когда они наконец вернулись домой, солнце уже садилось и закат был столь ярким, что невозможно было смотреть на простиравшийся от дома до самого горизонта лес. Члены семейства де Люсини, отчаявшись разыскать Рэма и получить от него вразумительное объяснение таинственного исчезновения Жан-Марка, торопливо собрали вещи и укатили в Париж. Когда Рэм и Дэзи появились, следуя друг за другом в нескольких футах, Анабель сидела в салоне. Войдя в дом, Дэзи поспешила отвернуться и почти бегом скрылась в своей спальне. Но Анабель удалось перехватить Рэма, также направившегося к лестнице.

— Рэм! Мы всюду искали тебя. Скажи, ради бога, что произошло у вас с Жан-Марком?

— Ничего такого, о чем стоило бы говорить.

— Какая наглость! Если ты его выгнал, то должны же быть тому веские причины!

— Повторяю, Анабель, давайте оставим это.

Необычайно разгневанная Анабель вскочила на ноги.

— Черт побери, так что же между вами произошло?

— Ну если вы так настаиваете, то извольте. Жан-Марк позволил себе возмутительные, недостойные высказывания в адрес Дэзи, а я заявил ему, что он не джентльмен.

— О господи, Рэм, от твоих слов так и веет восемнадцатым веком. Недостойные высказывания! О чем ты? Что такого мог он сказать?

— Послушайте, я не потерплю, чтобы Дэзи оскорбляли при мне. Жан-Марк совершенно недвусмысленно заявил, что, по его мнению, все английские девушки — шлюхи, а Дэзи — особенно.

— Он не мог сказать подобное! — воскликнула Анабель.

— Вы не присутствовали при этом. Но я уверен, что если бы вы услышали это собственными ушами, то возмутились бы не меньше моего, — настаивал Рэм.

— Ах, все это какое-то недоразумение! Вероятно, он совсем другое имел в виду. И с каких это пор ты стал таким ревностным защитником Дэзи? Теперь они все уехали на три дня раньше срока, и к тому же здесь разыгралась никому не нужная сцена. Хочу посоветовать тебе, Рэм, развивать в себе чувство юмора, — необычно резко заявила Анабель. Она взглянула на часы и взволновалась пуще прежнего. — Рэм, ты забыл, что у нас еще полный дом гостей и приближается время коктейлей. Если хочешь, чтобы от тебя была хоть какая-то польза, сбегай в город за льдом. Наш холодильник не справляется с нагрузкой. И довольно нам на сегодня неприятностей, говорю это тебе вполне серьезно, я уже сыта ими по горло.

Рэм отправился выполнять поручение, а Анабель, глядя ему вслед, подумала, что никогда прежде с ним не было так трудно, ни разу он так не сердил ее и не проявлял подобного равнодушия к ее переживаниям. Но полтора часа спустя, восседая во главе стола за ужином, она не могла не признать, что с отъездом Жан-Марка и его семьи атмосфера в доме заметно разрядилась. Вообще, по ее мнению, этот вечер оказался лучшим за все лето. Все присутствовавшие прониклись веселым и доброжелательным отношением друг к другу, и отнюдь не только благодаря четырем бутылкам шампанского, доставленным Рэмом в результате его похода за льдом. В немалой степени этому послужила перемена в настроении Рэма. Он наконец расслабился, и с лица его исчезло жестокое, неприязненное выражение, которое прежде столь часто с грустью замечала Анабель. Он играл роль хозяина дома с изяществом и очарованием, которых Анабель, сама замечательная хозяйка, никак от него не ожидала. Хотя внешне Рэм лишь своими светлыми серыми глазами походил на отца, он напомнил ей Стаха манерой вести стол, не подавляя ни одного из гостей и позволив каждому проявить себя с самой лучшей стороны. Стах всегда умел создавать вокруг себя какую-то особую атмосферу, и такую же способность неожиданно обнаружил Рэм.

Что касается Дэзи, то девушка, несмотря на горевшие румянцем щеки и лихорадочный блеск глаз, выглядела в тот вечер подавленной. Анабель приказала себе взять на заметку, что необходимо серьезно поговорить с Дэзи впоследствии насчет того, что ей не следует так подолгу бывать на солнце, если она не хочет, чтобы к тридцати годам ее кожа высохла и сморщилась, как у старухи. Дэзи не предложила своих услуг и охотно уступила Анабель право разливать кофе. Не было с ее стороны и тех мелких капризов, которыми она изводила бедняжку Жан-Марка. Она выглядела слегка рассеянной и утомленной, вся ее обычная кипучая энергия как-то растворилась. В этом нет ничего удивительного, решила про себя Анабель. Безостановочные танцы прошлой ночью не могли не сказаться, ведь она еще такая юная. Поэтому она ничуть не удивилась, когда Дэзи сразу после их затянувшегося допоздна ужина заявила, что отправляется спать.