Настоящий покойник - Александр Днепров

— Еще раз вякнешь, башку разнесу, — тихо и, казалось бы, совсем беззлобно произнес Рэн.

Несмотря на то что Мормон был гораздо крупнее и сильнее своего оппонента, он счел благоразумным прислушаться к совету. Такую грозную кличку — Мормон — Геннадий Васильевич Журбин получил не только за свои огромные размеры и недюжинную силу. Произошло это, когда Гена, пацан лет тринадцати, первый раз в жизни вступился за мать. В очередной раз не в меру выпивший папанька при помощи кулаков объяснял своей жене, что он самый лучший мужчина в мире. Всунувшийся между ними Генка сначала получил от родителя (а того господь тоже здоровьем не обидел) в зубы. Отлетев к плите, озверевший Генка ухватил топорик для рубки мяса и кинулся к обидчику. Предок, недолго думая, влетел в комнату и, схватив дробовик, хранившийся, вопреки правилам, заряженным, всадил оба заряда сыночку прямо в лицо. Разборка закончилась в лучших традициях семейного жанра: Гену увезла «Скорая», а папу — милиция.

Лицо Геннадия представляло собой кровавое месиво. Кожа висела лохмотьями. Но каково было удивление врачей, когда они обнаружили, что оба глаза абсолютно не пострадали. Это было не единственным везением подростка — или дробь была слишком мелкой, или пороха в патронах мало, а может быть, у паренька кость очень крепкая, а как сказал доктор: «Были бы кости, а мясо нарастет». И наросло… Когда с лица Гены сняли бинты и он посмотрел на себя в зеркало, первым его желанием было скрутить из простыни веревку и повеситься. Но он переборол себя и снова посмотрел в зеркало…

…Дубак открыл дверцу машины.

— Рэн, расплатись, — кивнул он головой в сторону сержанта. — По двойному тарифу.

— Понял, — ответил Рэн, и тонкая, точно лезвие ножа, улыбка скользнула по его лицу. Он повернулся лицом к сержанту. — Насчет расплатиться — это мы завсегда рады, — проговорил он, и обе его руки одновременно мелькнули в воздухе, точно он хотел хлопнуть в ладошки. Но это были «ладошки» смерти. Кисти рук во время этого молниеносного движения провернулись и врезались суставами больших пальцев под уши сержанта. Тот и ойкнуть не успел, как большой и указательный пальцы правой руки блондина впились ему в горло. Сержант захрипел, отнял свои руки от ушей и вцепился в руку убийцы, стараясь оторвать ее от горла… Это было последнее, что он попытался сделать в этой жизни. Перестав хрипеть и дергаться, он замертво упал к ногам Рэна.

— Веселятся, суки, — тоном, от которого всем находившимся в машине стало не по себе, произнес Дубак, рассматривая в бинокль ярко освещенный дом. Это был его дом… еще недавно. Теперь сюда въехала какая-то руководящая гнида. — Все готово? — коротко спросил он.

— А как же, Паша, — монотонным голосом ответил Рэн. — Усе будет у порядке, шеу. — Ироничная форма разговора — это единственный случай, когда Рэн мог назвать Пашу шефом.

— Когда десерт?

— Минут через пятнадцать-двадцать. Нам сообщат.

Дубак одобрительно кивнул головой.

Огромный трехэтажный дом, построенный из красного кирпича, изобилующий множеством башенок, напоминал скорее профилакторий, какие строят для работников процветающих акционерных обществ. К нему примыкала территория, равная почти гектару, на которой росли нетронутые сосны, образовавшие прекрасный парк. Именно сюда он почти год назад выписал из тундры семью оленей. И весь этот мини-заповедник, обнесенный каменным забором, принадлежал ему, Паше. А сейчас какие-то твари считали его своей собственностью…

— Где монитор? — пересилив охвативший его гнев, спросил он.

— Держи, — сказал Рэн, протягивая ему маленький, размером чуть больше ладони, переносной телевизор, от которого куда-то назад тянулись проводки. — Там все включено, — предупредил он.

— Вижу, — резко ответил Дубак и посмотрел на экран. Теперь бинокль ему не нужен, теперь он мог видеть все, в том числе и то, что происходило в доме. — Покажи-ка мне все по очереди. — Рэн начал переключать находившимся у него в руках пультом заблаговременно установленные как в самом доме, так и на прилегающем к нему участке камеры. — Что тут сейчас?

— А хрен его знает! — Рэн пожал плечами. — То ли дом отдыха, то ли официальный бордель для государственных мужей.

— Хыр-р-р, — вырвался из Дубака звук, напоминавший рычание. — Сейчас они у меня погуляют. Где десерт? — в нетерпении снова спросил он.

— Пока не требовали, — спокойно ответил Рэн.

— Скорей бы.

— Успокойся, Паш. Они свое получат.

— Первый, Первый, — вдруг заговорила лежавшая на сиденье рядом с Рэном рация.

Рэн взял ее и ответил:

— Я.

— Пошел десерт.

— Отлично, — ответил он, положил рацию на сиденье и обратился к Дубаку: — Слышал?

Дубак молчал, впившись глазами в экран. Сейчас работала камера, установленная в гостиной. Дубак словно завороженный наблюдал за тем, как в комнату ввезли огромный торт. Толпа, изволившая отдыхать в принадлежавшем ему доме, кинулась к нему, протягивая блюдца.

Официант был щедр и ловок, он отрезал от торта одинаковые куски и раскладывал их по блюдцам. Столпившиеся, получив свою порцию, расходились в стороны и, разбившись на кучки, наслаждались общением и поеданием торта.

— Через сколько? — задыхаясь от возбуждения, проговорил Дубак.

— Минут через пятнадцать начнется, — ухмыльнулся в темноте Рэн.

Эти пятнадцать минут показались Дубаку вечностью.

Но вот наконец-то. Он увидел, как молодая симпатичная девушка, схватившись за живот, медленно сползла по рукам пытавшегося удержать ее парня на пол. Ее падение точно послужило сигналом. Все падали там, где стояли. Упав на пол, люди хватались за животы и корчились от невыносимой боли.

Официант молча наблюдал за происходящим.

— Кто он? — спросил Дубак.

— Наш парень. Зовут Повар — это его работа, — поняв, о ком речь, ответил Рэн. — Он может такую стряпню приготовить — от рта до задницы сплошная дырка образуется.

Дубак не отрывал глаз от экрана. Его зрачки расширились, а глаза отсвечивали болезненным блеском, он будто бы заряжался энергией при виде умирающих от боли людей…

— Жаль, звука нет, — нервно сжимая и разжимая кулаки, прошептал он. — Как они там ору-ут…

— Все записывается на камеру, так что еще насладишься, — успокоил его Рэн.

Казалось, последняя фраза действительно успокоила Дубака.

— Ладно, закругляемся, — отдал он распоряжение.

— Понял. — Рэн взял рацию. — Я Первый. Всем отбой. Всем отбой, — дважды повторил он и посмотрел на часы. Некоторое время он молчал, а затем снова проговорил в рацию: — Фейерверк.

Практически в ту же секунду раздался всколыхнувший землю грохот. Громадный столб огня взметнулся в темное небо с разлетавшимися в разные стороны кусками того, что еще совсем недавно было домом.

— Красиво? — спросил Рэн.

— Да-а, — прохрипел Дубак.

— Взрыв специально был рассчитан так, чтобы все разлетелось как можно дальше.

— Мо-ои-и о-оле-ени-и… — с болью в голосе выдавил из себя Дубак, словно не слыша того, что сказал ему Рэн. Не моргая, он уставился на полыхавшие развалины. — Всем так будет. Все-ем… кто решил против меня… — Он тяжело задышал. — Поехали дальше. Объект подготовлен?

— А как же.

— Кого из друзей этого ублюдка выбрали первым?

— Опера.

— Не проколешься, как в прошлый раз?

— Подумаешь, раз прокололся… Слишком большую дозу принял, поэтому он и остался жить, — с горечью вспомнил он свой поединок с детективом из Москвы. — Зато как я трупика сыграл! Можно смело «Оскара» давать. Хотя, если бы я шейники не разрабатывал, он бы мне точно их сломал. Я могу голову практически на сто восемьдесят градусов повернуть — и ничего, — похвастался он.

Кортеж, состоявший из четырех машин, направился в сторону города.

К следующему объекту, а им был центр отдыха «Синяя птица», Дубак подъехал без своих людей.

— Нечего по городу кататься — это вам не раньше. Сейчас нам лишнее внимание во вред, тем более что там люди есть, — сказал он им. — Ждите меня в охотничьем домике.

Домике… Скромно сказано о двухэтажном, сложенном из отборного леса, с каминами, сауной, крытым бассейном — короче, со всеми удобствами особнячке на пятнадцать комнат. Этот «домик» находился километрах в сорока от города. Естественно, в лесу (охотничий ведь), в местах, очень редко посещаемых людьми.

Со вторым объектом все было гораздо проще и быстрее. В данном случае Дубак никаких эмоций не испытывал. Бомбы уже несколько дней назад были пронесены внутрь и размещены в нужных местах. Эти бомбочки, в отличие от той, что рванула на его даче, были зажигательного действия. От разрушений он отказался не из гуманных соображений, нет. Просто ему захотелось побольше огня.