Почему ненавидят Сталина? Враги России против Вождя - Константин Романенко

Он как всегда заблуждался. Голоса его сторонников не только «смолкнут», но прежде, с судебных подмостков, они обернутся проклятиями в его адрес, обличая его как змея-искусителя, который ввел их в непростительный грех. Впрочем, на поверку вся «теория» Лейбы Бронштейна оказалась лишь жалкой утопией, демагогией, не принесшей человечеству абсолютно никакой пользы. Не принесла результата и его попытка образовать так называемый IV Интернационал. Все усилия Троцкого и его приверженцев из состава находившегося в Париже Интернационального Секретариата оппозиции не привели даже к мизерному успеху. Ему так и не удалось въехать в историю на белом коне.

Понятно, что в статьях, публиковавшихся в «Бюллетене оппозиции», Троцкий не мог говорить о своих подлинных намерениях откровенно. Он не мог открыть свои настоящие карты. Об этом свидетельствуют строки из его письма американскому адресату от 5 апреля 1932 г. В нем он писал: «Дорогой друг. Только что получил чрезвычайно интересное письмо из Москвы через Берлин. Посылаю вам копию той его части, которая представит для вас большой интерес и которую вы немедленно сможете использовать для американской печати… Разумеется, надо принять все меры к тому, чтоб она не казалась направленной против Советского Союза, а исключительно против Сталина и его клики».

Конечно, он не мог не задуматься о причинах победы Сталина в противостоянии оппозиции. Его злобный ум искал объяснения случившегося, но он не мог признать того, что видели другие. Сталин был человеком дела. И прочность его положения определялась успехами социалистического строительства, реально менявшими жизнь в лучшую сторону. У него были идеи, но прежде всего он являлся великим организатором, умевшим заставить работать на благо страны весь чиновничий, государственный и партийный аппарат.

Однако поклонник устоявшихся догм, Троцкий неправильно воспринимал простые вещи. Мир и люди представлялись ему «в искаженном виде». Поэтому главную причину прочности положения советского вождя Троцкий усматривал в поддержке его «новой бюрократией»; и, страстный приверженец слова, «он стремился навязать собственный строй мыслей и другим». 1 октября 1932 г. в статье «Классовая природа Советского государства» в разделе «Возможно ли мирное снятие бюрократии?» Троцкий писал: «Если верно, что бюрократия сосредоточивает в своих руках всю власть и все подступы к ней, – а это верно, – то возникает немаловажный вопрос: как подойти к реорганизации советского государства? и можно ли разрешить эту задачу мирными способами?»

Рассуждая о том, «какими путями» оппозиция «могла бы овладеть властью?», он делает вывод: «На такой вопрос нет априорного ответа; решит борьба. Соотношение сил определится на большой исторической проверке, которой может явиться и война. <…> После опыта последних лет было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда… Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, «конституционных» путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой».

Подстегиваемый клокотавшей в нем ненавистью и не сомневаясь в успехе «своей борьбы», Троцкий был полон оптимизма. Об этом свидетельствует его тайная переписка. Так, в секретном письме от 16 декабря 1932 г. своим «болгарским сторонникам», подписанном псевдонимом «Г. Гуров», он писал: «В положении русской оппозиции произошли за последний год очень серьезные изменения. Общее их направление характеризуется словом «подъем».

Многие сотни, может быть, и тысячи прежних капитулянтов, особенно рабочих, вернулись на путь оппозиции… Незачем говорить, насколько этот факт упрочивает авторитет оппозиционеров, не покидавших ни на час своего знамени. <…> Что касается нелегальной организации большевиков-ленинцев (курсив мой. – К.Р.) в СССР, то восстановление ее делает только первые шаги».

Обратим внимание, что «Иудушка Троцкий» (определение Ленина) был не последним, кто после смерти основателя партии проституировал на его имени. Ирония истории в том, что следующим «верным ленинцем» станет Хрущев, реабилитировавший «врагов народа» и узаконивший непогрешимость партийной бюрократии. Цитатами Ленина, вырванными из конспекта его произведений, будет прикрываться брежневская номенклатура периода застоя: «Верной дорогой идете, товарищи!» Этот парад демонстрации преданности «идее» закончится тем, что «самые верные ленинцы» – Горбачев и Ельцин – сметут саму партию и разрушат то государство, которое основал Ленин.

Каким же способом Троцкий намеревался «вернуть рабочих на путь оппозиции»? Для реализации задуманных им планов Троцкий предлагал иностранным секциям диверсионную программу иноземного влияния: «Все иностранные секции имеют возможность оказывать прямое и косвенное содействие возрождению и укреплению организации русских…»!!! Он требовал: «Надо завязывать связи с находящимися за границей советскими гражданами, особенно с учащейся молодежью; пользоваться всякими оказиями и возможностями для пересылки в СССР оппозиционной литературы, особенно русского «Бюллетеня».

Завязывать связи с уезжающими в СССР или находящимися там иностранными рабочими; пользоваться иностранными туристами для пересылки литературы, для установления письменных сношений, для собирания политической информации; завязывать связи с русскими моряками в портовых городах как для непосредственного политического воздействия на них, так и для пересылки литературы.

Все эти виды работы требуют, разумеется, чрезвычайного внимания и осторожности: надо строго отбирать посредников, чтобы в их среду не затесались… сталинские провокаторы».

В это время Троцкому казалось, что будущее обещает для оппозиции только благоприятные перспективы. 19 декабря 1932 г. в письме своему сподвижнику С. Манову он сообщал: «В Советском Союзе совершаются большие события. Сталинская группа политически совершенно изолирована. В партийном аппарате полная растерянность. Сталин держится через ГПУ. Аресты приняли неслыханные размеры. <…> Наиболее скептические из наших друзей и полудрузей пишут о чрезвычайном росте авторитета и влияния левой оппозиции».

Троцкий как всегда ошибался. Большие события назревали не в СССР, а в Европе. Это стало очевидно 30 января 1933 года, когда рейхсканцлером Германии был назначен Адольф Гитлер. Однако Лейба Бронштейн ошибся и в оценке европейской ситуации. В том же году он самоуверенно предрекал:

«Без революции германский пролетариат не обойдется. Но в своей революции он будет говорить по-немецки, а не по-русски. Я не сомневаюсь, что он будет говорить гораздо лучше, чем говорили мы». И даже когда стало вполне ясно, что Гитлер заговорил хоть и немецким языком, но с нацистским акцентом, Троцкий не утратил призрачные иллюзии. В марте в «Бюллетене оппозиции» он пророчествовал:

«Борьба Гитлера за овладение государством только начинается. Главные трудности еще впереди. Даже перелом торгово-промышленной конъюнктуры к лучшему изменит соотношение сил не в пользу Гитлера…» Его ноздри уже щекотал запах дыма от пожара назревавшей революции, и он заспешил в Европу. В 1933 году, с помощью своих сторонников он получил от французского правительства разрешение на переезд во Францию. Отправившись из Турции 17 июля на пароходе «Болгария», утром 24-го он с женой прибыл в Марсель. Вместе с четой плыли четыре его секретаря: Сара Вебер, Макс Шахтман, Ван Ейженорт и Адольф. В трюмах корабля лежал его солидный багаж. Несколько добротно сколоченных ящиков с архивом Троцкого, которые без проволочек были отправлены в Париж.

Позже Троцкий станет утверждать, что по прибытии в Марсель он в сопровождении друзей сразу же отправился «на курорт Руайан, у устья Жиронд», где пробыл «с июля до начала октября». Он писал: «Мы жили в Руайане, как и вообще во Франции, инкогнито». Правда, эти утверждения о якобы «скрытной» жизни выглядят весьма комично, ибо через абзац он сообщает:

«В Руайане меня посетили свыше 30 (!) друзей из разных стран: около двадцати парижан, семь голландцев, два бельгийца, два итальянца, один англичанин, один швейцарец и т. д.» Позднее он доведет список посетителей до полусотни. Поэтому его «инкогнито» выглядит секретом Полишинеля. Иначе как же нашли его, «тайно» проживавшего во Франции, почти две роты приверженцев из разных стран европейского континента?

Впрочем, само паломничество к нему не было случайностью. 19 августа, на пленуме Интернационального Секретариата, левая троцкистская оппозиция «взяла курс на образование параллельных компартий и их международного объединения – Четвертого Интернационала».

Мог ли Троцкий накануне этого значимого события в своей политической деятельности «забыть» о своих приверженцах в СССР? Мог ли не напомнить им о себе в тот момент, когда подобно Наполеону, бежавшему с острова Эльба, почти триумфально вступил на берег Франции? Примечательно, что, ведя переговоры о переезде с французским правительством, предполагаемым местом жительства он выбрал именно Корсику. Правда, отправляться на родину великого корсиканца он так и не решился.