Личная жизнь адвоката - Наталья Борохова

Валерия этот спор только забавлял.

– Разуй глаза, дружище, – улыбнулся он. – Твоя Ева не естественна, как ты говоришь. Она примитивна. Ты видел ее сапоги? Клянусь, такие носят все вокзальные шлюхи. Она того же поля ягода. Удивляюсь, почему ты до сих пор ходишь с ней за руку. Может, ты ее как-то неправильно клеишь?

Он пытался обесценить Еву в глазах друга, и это казалось Артему особо обидным. Конечно, он переживал не за медсестру, а за себя самого. Если Ева – дешевка, но она не желает снизойти до него, то, спрашивается, кто он сам? В душе он соглашался с Валерием насчет примитивности Евы, но признать его правоту вслух было для него невыносимо – это все равно что расписаться в своей мужской импотенции. Он потратил на нее месяц своей жизни, а получил взамен поцелуй в щеку да благодарный взгляд, словом, то, что не имело для него никакой ценности.

– Нет ничего проще, чем купить девчонке новые сапоги, – он нашел в себе силы на улыбку. – Тогда она утрет нос твоей Маше и Даше.

– Приятель, если бы мозги сменить было так же просто, как купить новые сапоги, я с тобой бы согласился. Она никогда не утрет нос моей нынешней Маше и даже бывшей Наташе только потому, что она выросла на помойке. Есть такая хорошая штука, как генетика. Ты можешь одеть свою Еву в модное шмотье, но она никогда не станет такой, как те девчонки, с которыми я привык иметь дело.

– Я готов с тобой поспорить и думаю, что имею все шансы отыграться.

– Не знаю, о чем ты говоришь, но, по-моему, ты давно проиграл наш спор, – проговорил Валера, демонстративно доставая из кармана куртки мобильник, который еще недавно принадлежал Артему.

– Предлагаю играть по-крупному, – предложил Винницкий. – Обещаю, что я не только уложу ее в постель, но сделаю так, что все наши знакомые будут считать, что мне крупно повезло, и спрашивать, нет ли у Евы младшей сестры. Только уговор, ты никому не говоришь, кто она такая и откуда. Все будут думать, что она девочка из приличной семьи.

– Я буду молчать, как могила. Но у твоей протеже крупными буквами на лбу написано, откуда она взялась, – заявил Валера. – Ясно как божий день, что ее никто не примет за нейрохирурга. Дружище, ты зря потратишь время и деньги. На нее уйдет ведро шампуня, и ей придется покупать все, от трусов и колготок до туфель и курток.

– Я потрачу, тем более мой будущий выигрыш компенсирует все мои траты. Я хочу твой «Ягуар».

– Ты белены объелся, что ли? – испугался Валерий. – На черта я буду отдавать тебе свою тачку?

– Значит, ты уверен, что проиграешь?

– Да не в этом дело! Я просто не хочу играть в такие игрушки.

– Значит, ты способен спорить только на пиво?

– Нет, но… Кстати, а что получу я, если твоя любовница опозорится при всех?

– Мой «БМВ».

– О, была нужда! Мой «Ягуар» новый, а твоему «БМВ» место на свалке.

– Пять лет – не срок для иномарки. Плюс стереосистема, которую предки мне преподнесли на день рождения.

На лбу Валерия проявились горизонтальные морщины.

– Ну, я не знаю… Слишком неконкретные условия. Отдать «Ягуар» только за то, что твоя рыжая девка придет с тобой в нашу тусовку и не будет оттуда с позором изгнана, – это слишком большая роскошь.

– Да, но она туда придет не как очередная подружка, а как моя невеста. Я представлю ее всем как нейрохирурга, кандидата наук. Скажу, что ее отец занимается инвестициями в промышленность, а мать… ну, скажем, юрист или аудитор.

– Твоя девка сморкается без носового платка, а ты… инвестиционный бизнес, аудит.

– Тогда что ты теряешь? Если легенда рухнет, ты получишь выигрыш. Согласись, у меня нелегкая задача. Сделать из плебейки светскую красавицу – это не плевое дело.

С этим Валерий был согласен. Он как-то видел приятеля вдвоем с этой Евой, когда они шли в ресторан. Зрелище стоило того, чтобы заснять его на камеру. Девчонка неуклюже ковыляла на высоких каблуках и со стороны производила впечатление подстреленной утки. С чувством меры у нее были проблемы. Слишком яркий макияж, чересчур много веснушек, неприлично короткое красное пальто, ужасные сапоги-ботфорты, а если добавить к этому ее привычку круто выражаться, невыдержанность и необузданный характер, то задача, которую взялся решить Артем, была не просто сложной. Она была неразрешимой. Но Валерий хотел уточнить все нюансы.

– Тогда мы ограничим срок пари. Месяца тебе будет достаточно?

«За месяц ее можно будет научить пользоваться ножом и вилкой», – ехидно подумал он. Идея высмеять приятеля, да еще получить за это приз, казалась ему все более привлекательной.

– Шутишь? Высшее образование получают пять лет.

– Ну, на пять лет не рассчитывай. Два месяца.

– Четыре.

– Три, и ни дня больше. На кону стоит «Ягуар».

– Годится, три.

Они стукнули по рукам.

– Послушай, а как мы определим победителя? – пришло вдруг в голову Артему. – Даже если я сделаю из Евы выпускницу института благородных девиц, ты все равно будешь твердить, что она вышла из школы рабочей молодежи? Кто станет арбитром?

Валерий на секунду задумался.

– А хоть бы и Воронцов? Чем не кандидатура? – коварно улыбнулся он.

Эдик Воронцов по прозвищу Граф очень гордился своей родословной. Он утверждал, что его корни идут к тем самым Воронцовым, которые успели наследить в российской истории. Возможно, это был обыкновенный треп, но со стороны он выглядел убедительно. Во-первых, отец Эдика – известный профессор – держал дома целую библиотеку старинных книг, доставшихся им в наследство от предков. Он же собственноручно составил генеалогическое древо, в ветвях которого запутались графы, политики и ученые. Во-вторых, самой бестолковой ветвью мощного семейного древа был сам Эдик, оболтус тридцати лет с незаконченным философским, историческим и юридическим образованием. Он брался то за одно, то за другое, во всем был талантлив. Но его мятущаяся душа не выносила постоянства, поэтому он побросал все и прочно осел в клубах и ресторанах. Но дворянские корни давали о себе знать, и Эдик вносил в развеселую жизнь тусовщиков нотку аристократизма. Он брался рассуждать обо всем на свете, поощрял или осуждал, словно граф, которого по недоразумению занесло в наш век. Он любил размышлять о том, что мир катится по наклонной плоскости вниз, что настоящих интеллигентов, к которым он, разумеется, причислял и себя, остались единицы. Вот такому «аристократу» Валерий предложил выступить экспертом.

– Если Воронцов одобрит твой брак – отдам тебе «Ягуар», – пообещал Валерий. – Только что ты будешь делать на следующий день после своей помолвки, приятель? Составлять список гостей на свадьбу?

– Шутишь? – удивился Артем. – Объявлю о разрыве. Жизнь – сложная штука. Ева поймет. К тому же ты знаешь, что все это игра.

Его сильно напрягло предложение избрать экспертом Эдика Воронцова, но отступать было некуда. Тем более что он сам заварил эту кашу.

Время показало, что Винницкий просто не представлял, во что ввязался. Ева была безнадежна. Несмотря на то, что ее сердце оттаяло и она с охотой воспринимала знаки внимания Артема, придать ей светский лоск было непросто. От нее за версту веяло пролетарской закваской. Ева курила, из спиртных напитков знала только портвейн и водку. Она была остра на язык и способна осадить любого, кто посмел бы учить ее жизни. Вместе с тем она не была злопамятна, завистлива и расчетлива. Она была добра к своим пациентам и людям, которые нуждались в помощи. Артем с удивлением понял, что в ней полно положительных качеств, – вот только разглядеть их было непросто. Уличное воспитание давало о себе знать. Под слоем нарочитой грубости, какой-то бесшабашной лихости пряталась ранимая душа, которая пока не знала любви. Артем понимал, что на это можно делать ставку. Правда, Ева была не из тех, кому можно читать лекции о хороших манерах и требовать, чтобы она вела себя как леди. При малейшем нажиме у нее срабатывал инстинкт отрицания, и тогда она становилась неуправляемой. Поэтому Артем старался поступать так, чтобы она не ощущала давления. Он окружил ее вниманием и заботой и вел себя как рыцарь.

– Знаешь, никто никогда не относился ко мне, как ты, – говорила она.

«Еще бы! Когда на кону стоит «Ягуар», – думал про себя Артем.

Избранная им тактика начала приносить плоды. Ева перестала грубить и выражаться как сапожник. Сам Артем в жизни частенько употреблял сленг или крепкое словцо, но с подружкой следил за своей речью. Он водил Еву в рестораны, причем выбирал их тщательно. Нельзя, чтобы ее до поры до времени увидел кто-то из его знакомых. Но ему было важно, чтобы она научилась пользоваться приборами, разбираться в меню, в винах. Он даже подарил ей кое-что из одежды, но быстро убедился, что она не умеет все это носить. Ее тянуло на все яркое и блестящее. Артем пытался ей доказать, что красиво можно выглядеть, не оголяясь по пояс. Эта наука давалась Еве непросто. Она горячо протестовала, а когда он, доведенный ее упрямством до бешенства, выбросил ее блузку в урну возле магазина, дулась на него два дня. Правда, она не сказала ему ни одного резкого слова, что само по себе было удивительно.