Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями) - Митицуна-но хаха

Между тем наступила десятая луна. В двадцатых числах, когда я находилась в другом доме, в который переселилась, чтобы избежать результатов дурного предзнаменования, я услышала разговоры, будто у женщины, которую я так не любила, родился ребенок. Конечно, я невзлюбила ее пуще прежнего, но близко к сердцу известия не приняла. В сумерках, когда зажгли светильники и подали ужинать, прибыл мой брат и достал из-за пазухи перевязанное послание, написанное на бумаге митинокуни[26]. Письмо было прикреплено к высохшему мисканту.

— Ой, от кого это?! — воскликнула я.

— Посмотри еще раз, — был ответ.

Я развернула послание и просмотрела его при светильнике. Почерк, которым было написано письмо, принадлежал человеку, к которому сердце мое теперь не лежало. А написано было так:

«Что же получилось из твоего „Какой же это жеребенок“?

От инея увядшая траваКо мне имеет отношенье.Но жеребенка,Что исполнился очарованьем,Хотелось бы расположить к себе.

О, как мне тяжело!»

Самое удивительное: здесь были те несколько слов, что я когда-то в порыве раскаянья послала Канэиэ. «Отчего это?» — подумала я и спросила:

— Не господин ли это из дворца Хорикава?

— Да, это послание Первого министра. Был человек из его свиты. Он было пришел в вашу усадьбу, но там ему сказали: «Не изволит быть». Однако же он оставил послание, заметив: «И все-таки, обязательно передайте».

Больше всего меня удивляла мысль о том, каким образом он услышал мое стихотворение. Я опять стала со всеми советоваться, и мой старый отец, выслушав меня, смущенно заметил:

— Очень неудобно получилось. Надо было ответить сразу, отдав свое письмо тому члену свиты, который принес послание.

Тогда я, хотя и не считала это своей небрежностью, ответила очень, видимо, неучтивым стихотворением:

Когда-то жеребенокКрупом раздвигал бамбук.Теперь все изменилось —Трава сухаяНеодолимой стала рощей.

Одна из моих дам заметила мне:

— Ответ на это стихотворение он решил написать сразу же. До середины написал, а потом молвил: «Никак не получается концовка». Прошло долгое время, пока он решился.

Моему сыну срочно поручили наблюдение за танцовщиками, сказав при этом, что послезавтра — специальное празднество.

По этому случаю пришло редкое послание от Канэиэ. «Что еще нужно сделать?» — спрашивал он, присылая все, что было необходимо сыну.

В день последней репетиции от него принесли еще одно письмо: «Сейчас я не удел из-за осквернения, поэтому не могу приехать во дворец. Я думал прибыть к вам и проводить сына, но ты вряд ли подпустишь меня к дому. Я в нерешительности: как мне быть?».

Растерявшись при одной только мысли, что Канэиэ сейчас может прибыть сюда, я велела сыну:

— Быстро одевайся и поезжай к отцу!

Так я подгоняла его, а когда сын уехал, тотчас же залилась слезами.

Встав рядом с сыном, Канэиэ заставил его повторить танец, а потом отправил во дворец.

В день, когда наступил праздник, я выехала из дому, рассчитывая увидеть процессию. На северной стороне дороги, особенно не бросаясь в глаза, стоял экипаж, крытый бетелевыми листьями. Сзади и спереди занавески у него были опущены. Спереди из-под занавеси выглядывал тяжелый тканый рукав фиолетового цвета[27] поверх чистых полотняных облачений. Глядя на этот экипаж, я решила, что он женский.

Из ворот дома, что стоял позади экипажа, к нему церемонно вышел придворный шестого ранга, опоясанный большим мечом, и, преклонив колени перед тем, кто находился внутри, что-то сказал. Когда я, удивленная зрелищем, присмотрелась внимательно, то увидела, что возле кареты, к которой тот подошел, стояло несчетное количество чиновников высокого ранга в красных и черных одеяниях.

— Если хорошенько присмотреться, там есть люди, которых нам приходилось видеть, — сказали мне.

Церемония закончилась раньше, чем всегда; все, кто сопровождал кареты высшей знати, должны были видеть это окружение; задержавшись там, они столпились в одном и том же месте — возле экипажа Канэиэ. Сын, которым были заняты все мои мысли, выглядел с сопровождающими его людьми просто великолепно, хотя и был вызван внезапно. Люди из высшей знати, как это было принято, протягивали ему фрукты и другие дары, что-то говорили, — мое материнское самолюбие было удовлетворено. Кроме того, случилось так, что мой старомодный отец, не осмеливаясь смешиваться с высокопоставленными, находился среди тех, чьи одежды были цвета желтой розы[28]. Канэиэ заметил его, извлек из числа мелких чиновников и послал в свой дом за сакэ, а потом наполнил для него керамическую чарку. В тот самый момент, когда я это увидела, не возликовало ли мое сердце?!

Некоторые уже намекали сыну:

— Ну, наверное, уже пора! — и были женщины, которые добивались его. Сначала он написал той, что жила в районе Восьми мостов:

Ведь сказывается в нашем миреЗнаменье бога Слова одного,Что жил в Кадзураки[29],Поэтому и я хочу от ВасОдно лишь слово откровенья.

Ответа на этот раз, как будто, не было, и он снова написал:

Заплутал Ваш ответНа перепутье,Где Восемь мостов.Но прошу Вас,Взгляните на послание мое!

Теперь ответ пришел:

О чем Вы просите?Следов не видноЗдесь, у Восьми мостов,Возле которых нет дороги,Где Вы ходить могли бы.

Письмо было написано переписчиком. Юноша ответил:

Но отчего жМне было не ходитьДорогой той? —Оставил я следы на ней,Когда впервые стал просить ответа…

На послание ответили:

Хоть и просили Вы,От этого не стало толку —Дорога облаковВ огромном небеНе хранит следов.

Она решила, что взяла верх в этом состязании, но он опять написал:

В огромном небеНет моста из облаков.Печалюсь оттого,Что не пройтиНад облаками.

Ее ответ:

Ступать опасноПо мостуИз облаков.Об этом, не подумав,Просили Вы…

Он опять написал:

Я ожидаюНовой встречи с Вами.Ведь никакой журавльПо облачной дороге не взлетит,Не опираясь на крыло надежды.

На этот раз она прервала обмен письмами словами:

— Уже темно.

Наступила двенадцатая луна, и он опять написал ей:

Многие годыВ одиночестве сплю.Только ранее так, как теперь,Не намокалиОт слез одеянья мои.

Ответа не последовало: сказали, что дама куда-то уехала. На следующий день юноша вновь стал просить ответ, но она написала только одно слово: «Видела», — и прикрепила бумагу к ветке парчового дерева[30]. Он снова написал:

Когда обнаружил я«Видела» в Вашем посланьи,Сейчас же подумал —Не отвернулись ли мыДруг от друга?!

Ее ответ:

Сосна далеко на горе,Облаками покрытой,Не меняет так крутоСвой цвет —Постоянна она.

Весна наступила еще в старом году[31].

— Повернула сюда! — выразился сын.

Хочу известить Вас —Весна наступилаЕще в старом году.Как об этом мечтал яВ душе!

Ответа не было. Он опять написал, распорядившись: «Будет ответ — сразу ко мне!».

Напрасно ждать —Ведь годУж завершился.Но буду ль жив яНовою весной?!

И на этот раз ничего. Пока я думала, что же случилось, услышала от сына:

— Говорят, таких воздыхателей у нее много.

И вот, видимо, об этом:

Если Вы ждете кого-то,Но не меня,Слово «сосна» не пишитеНе надо, чтоб в море вздымалисьБелые волны обмана.

Ответные стихи:

Пусть она не вздымаетсяИль не останется спокойной,Но берег заливаНаката волныГодами готов ожидать.

В конце года:

Да, это так,Но жестока душа у волны —Вот уже годЖду я,Чтобы вздымалась волна.

Ответные стихи:

Когда подрядНакатывают волны,Сосне тысячелетнейТакими редкимиВедь кажутся они!

«Странно, — подумала я, — что бы все это значило?»