Свет праведных. Том 1. Декабристы - Анри Труайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Решено, дорогой мой, ты все уладишь, пусть он женится и уезжает.
Едва гости удалились, товарищи обрушились на сослуживца: как мог он скрывать от них столь важное решение? не боится ли жениться на француженке? хороша она? блондинка или брюнетка? когда они увидят ее? когда свадьба? кто будет венчать? Розников советовал обратиться к отцу Матвею, который служил в обрамлении гренадеров, святой человек и бонвиван при этом, его благословение – залог долгого союза. Оглушенный Николай был счастлив, но не мог не испытывать смущения: до сих пор грядущая женитьба была их с Софи тайной, теперь о ней знают все, она стала реальностью, каждый может обсуждать ее, рассматривать со всех сторон… Вокруг раздавались крики:
– Вот это да!.. Надо срочно выпить!.. Чего мы ждем?.. Позовите музыкантов!.. Выпьем за здоровье очаровательной Софи!..
Откуда они знают, что ее зовут Софи? Наверное, дело рук Ипполита, который возбужден был более других:
– На стол, неверный!
Озарёв пытался отвертеться, но его подняли силой. Вокруг радостные лица, сверкали глаза и зубы, пенились стаканы. Вряд ли он заслужил этот праздник. Присутствующие требовали речи.
– Ничего не могу сказать, – промямлил он. – Только то, что счастлив и что… что никогда не забуду вас… и… даже вдали от армии… останусь верным ее духу. За царя, отечество и веру!..
– Ура! – кричали его товарищи.
Розников протянул ему бутылку рома и потребовал, чтобы Николай выпил ее до дна:
– Мы не позволим тебе спуститься! Это наказание за то, что ты предпочел нам женщину! Покажи, на что способен! Итак…
Озарёв щелкнул каблуками и приставил бутылку к губам.
– Вперед! – скомандовал Ипполит.
Остальные запели.
Запрокинув голову, виновник пиршества смотрел на верх палатки, туда, где сходился на конус ее круг, и круговое движение это навевало на него тоску. Огненным ручейком проникал в него ром. Щеки горели. Он чувствовал себя все более одиноким и грустным. Проглотив последнюю каплю, бросил бутылку на землю, она упала с глухим звуком, вероятно, в траву. Ему рукоплескали. На ватных ногах спустился со стола. Голова раскалывалась, перед глазами маячили серебристые мушки. Розников дружески обнял его за плечи и спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно! – ответил товарищ, едва ворочая языком.
– Продолжим?
– Да!
– Вот это человек! Береги силы – они понадобятся тебе для объяснения с Софи!
– Софи! – прошептал Николай. – Софи!..
Голова пошла кругом, он рухнул на землю.
9
– Теперь, Николай, расскажите мне все, – сказала Софи. Молодые люди устроились на диванчике в гостиной дома Ламбрефу. – Как прошел парад?
– Превосходно! Но поговорим об этом позже, когда придут ваши родители. У меня есть более интересные новости.
Он взял ее руку, поцеловал.
– Вы меня интригуете.
– Хорошо. Не стану терзать вас. Все устроилось! Царь лично известил меня, что не станет препятствовать ни моей отставке, ни моей женитьбе!
Жених был горд собой, счастливо смотрел на невесту, которая, впрочем, казалась скорее не слишком заинтересованной этим сообщением. Неужели не понимает всей его важности? Разочарованно, он пробормотал:
– Его Величество был так добр ко мне… к нам!
– Я понимаю ваши чувства, но благословение государя мало для меня значит рядом с благословением вашего отца.
Озарёв пал духом – Софи не отступала в своем упорстве, и никогда не сможет он ничего с этим поделать.
– Вы все еще не получили ответ?
Молодой человек был готов произнести привычное «нет», но ответ замер у него на губах. Он точно перестал быть самим собой, словно со стороны услышал своей беспечный голос:
– Получил.
Она вздрогнула и наклонилась к нему.
– Ваш отец написал вам?
– Да.
– Когда вы получили письмо?
– Два… да, два дня назад, в Вертю…
– И вы только теперь говорите мне об этом?!
Озарёв старался вести себя как можно естественнее, но улыбка вышла у него напряженной.
– Я хотел сделать вам сюрприз по возвращении.
– Какой сюрприз! Вы сошли с ума! Скажите, наконец, он – согласен?
Николай глубоко вдохнул, щеки его раскраснелись, кровь застучала в висках:
– Да, Софи, согласен.
Впервые она показалась обрадованной, но тут же взяла себя в руки, словно не веря в удачу:
– Вы убеждены?
– Конечно!
Прощайте, двадцать лет честной жизни! А вдруг Софи по глазам его поймет, что он ее обманывает?
– А письмо, оно с вами? – не унималась она.
Дрожащими пальцами Николай вынул его из кармана, протянул невесте.
– Но как я смогу прочитать его? Оно же по-русски!
– Да, мы с отцом всегда пишем друг другу по-русски.
Озарёв все острее ощущал свою вину, но, странное дело, тем больше любил Софи, ее доверчивость, прямоту.
– Что говорит ваш отец?
– Что?.. Что он очень рад и… благословляет нас…
– Именно в таких словах?
– Несомненно!
– Переведите мне место, где он говорит о нас.
Кровь бросилась ему в лицо, он не мог поднять глаза и все же согласился:
– Хорошо.
Софи протянула письмо. Склонившись над ним, Николай взывал к Богу. Отступать было поздно. Он читал по-русски: «В твои годы не следует сочетаться браком с женщиной, чьи вкусы и характер сформировались под влиянием первого мужа… Не гневи Бога, не отказывайся от уготованного им, вступая в столь невыгодный союз…» И переводил на французский: «Дорогой мой сын! В твои годы пора думать о женитьбе, я счастлив, что ты нашел ту, чьи вкусы, интересы, надежды, устремления совпадают с твоими, чья красота пленяет тебя. Не гневи Бога, не отказывайся от уготованного Им союза. Прошу тебя сказать ей, что…»
Озарёв растерялся и пробурчал:
– Понимаете, так непросто найти подходящее слово!.. Простите…
– О, Николай!
Глаза ее наполнились благодарными слезами, он же винил себя в этом призрачном счастье, а потому счел за лучшее продолжать: «Прошу тебя сказать ей, что… я приму ее как родную дочь…»
Стыд и горечь мешали ему читать дальше. Почему отец не написал так? Почему лишил сына былой любви и уважения к себе? Все было бы так просто! Как все это ужасно! Он не справится с выбранной ролью, еще несколько секунд, и страшная правда вырвется у него вместе с рыданиями! Это будет конец их любви, конец всему в этом мире! Собрав последние силы, Озарёв произнес: «И что я благословляю вас…»
Последовавшее молчание показалось Николаю громом небесным. Из оцепенения его вывела Софи. Приблизившись к нему, лаская его своим дыханием, она прошептала:
– Спасибо! Теперь я спокойна. Мы поженимся, когда вы захотите. Мне не терпится познакомиться с вашим отцом и вашей сестрой… Я их уже полюбила!
Он обнял ее, коря себя за обман. «В какую бездну я шагнул! Чем искуплю свою вину перед Софи, перед родными? Как только мы поженимся, клянусь, открою ей все!» Но обещание это лишь отчасти успокоило Озарёва.
Часть III
1
Софи вглядывалась в даль, туда, где сливались жемчужно-серое небо и сине-зеленое море, где холодный свет убивал всякий цвет, стирал какой бы то ни было рельеф, навевая печаль. То тут то там в густом тумане возникали силуэты кораблей-призраков с перламутровыми парусами и черными снастями – рыбацкие барки. Берега Финского залива скрывались за пеленой облаков, невероятно спокойное море казалось удивительно плотным, похожим на отливающую серебром непрозрачную ткань. В этом сонном царстве неспешно и почти бесшумно скользил их корабль – трехмачтовое русское торговое судно, двенадцать дней назад, двадцать пятого октября, отбывшее из Шербура. Несмотря на размеренность этого плавания, Софи так и не смогла привыкнуть к ощущению слегка покачивающейся под ногами палубы.
Человек двадцать пассажиров собрались наверху, чтобы не пропустить мгновение, когда впереди покажется Россия. Николай все не появлялся – вместе с Антипом занимался багажом. Поднимется он наконец или нет, женщина начинала сердиться: ей хотелось, чтобы муж непременно был рядом с ней, когда корабль войдет в порт. Думая о том, что уже совсем скоро ступит на русскую землю, она и радовалась, и ужасалась, вспоминала грустные перешептывания родителей накануне ее свадьбы, напутствие католического священника, на чем настаивали мать и отец, церемонию в православной церкви в Елисейском дворце, где были лишь близкие друзья семьи, Пуатевены и несколько приятелей Озарёва, которые, сменяя друг друга, держали тяжелые короны над головами новобрачных. Хор, состоявший из солдат, исполнял нежнейшие гимны, голос бородатого священника, утопавшего в золотых одеяниях, напротив, казалось, доносился из земных глубин. Когда молодые обменялись кольцами, он поднес к их губам кубок с вином, перевязал им руки шелковым платком и трижды обвел вокруг аналоя, чтобы приучались идти в ногу. Странный этот ритуал не вызвал бы у Софи ничего, кроме улыбки, если бы не выражение лица Николая: воистину, в эти мгновения Озарёву казалось, что сам Господь спустился с Небес и благословляет их. Во время торжественного обеда, который давали Ламбрефу, молодой человек не сводил с жены тревожного, почти виноватого взгляда, будто считал себя недостойным ее, и не мог вообразить иного наслаждения, кроме как созерцать ее. Впрочем, в ту же ночь доказал обратное.
