Договор по совести - Владислав Сериков

Так и не решив, с чего конкретно начинать, я отправился со своим другом Шупа-Дубровой в первую командировку в Норильск.

Город встретил нас холодным, пронзительным ветром. За окраинами начиналась полярная тундра. На улицах — ни деревца: говорят, сколько ни привозят лиственницы, они не приживаются. На газонах посреди улиц и площадей растет трава, изредка — анютины глазки. Даже в самые теплые летние дни чувствовалось дыхание суровой Арктики. Норильск вызывал чувство особого уважения: он словно большой памятник всем его героическим строителям — первопроходцам и тем, кто продолжает трудиться сейчас. На городе лежит печать мужества и самоотверженности.

Климат Норильска суров: восьмимесячная зима, морозы, доходящие до 60 градусов, неожиданные снегопады в июле и августе, ураганные бури, когда скорость ветра превышает шкалу измерительных приборов, обилие снега — на ровных местах покров свыше метра, а возле снегозадерживающих щитов, протянувшихся вдоль дорог на 81 километр, снежные валы порой достигают высоты 25 метров!

Даже летом тундра успевает оттаять лишь на 10–20 сантиметров, ниже идет двухсотметровый слой вечной мерзлоты.

Казалось бы, унылый и безрадостный край. Нет, ничего подобного.

Это современный, красивый город, удобный для жизни, со стадионами, театрами, зимним бассейном…

…Утром за нами заехала машина.

Надо было посетить главную строительную площадку Норильска — Надеждинский металлургический завод. Доехали на машине до стройки, потом пошли пешком. Ходили, ходили, устали до изнеможения — не комбинат, а целый город. Шупа-Дуброва сел на камень, вытер пот со лба: «Ну и махина!»

Не новичок на Севере, я в Норильске словно заново открыл для себя «прекрасный и яростный мир», где живут и трудятся мужественные люди.

Собрали бригадиров — закаленных северян. Начали в три часа дня, а кончили тот разговор за полночь. Сначала я чувствовал недоверие. Сидят люди опытные, бывалые, чем их удивишь? Понимаю, одних слов мало, надо что-то другое. Но что?

И вдруг один бригадир говорит: «Все, что ты рассказал нам, хорошо. Но пойдем лучше ко мне на объект, научишь нас на практике, как в два-три раза сокращать сроки!»

Ну что ж, надо рискнуть. Дам деловой совет — разговор состоится, нет — разойдутся люди ни с чем.

Прервав заседание, направляемся на объект. Вижу: готовое здание, но, как это порой бывает, проектировщики что-то недодумали, теперь надо разрушать огромные фундаменты.

Грохочут компрессоры, рабочие отбойными молотками долбят бетон. А бетон-то высшей марки — поддается трудно, откалывается мелкими кусочками. Да, здесь не на один день этой тяжелой, неблагодарной работы.

— Ну что, сделаешь за неделю? — со скрытой иронией спрашивает бригадир.

Я походил вокруг фундаментов, посмотрел, прикинул:

— Сделаю!

Все заулыбались: шутник, да и только! Но я не шутил — такую работу мне уже приходилось делать. Спросил:

— Почему не взрываете?

— Нельзя: потолки низко.

— Взрывники у вас есть?

— Да, недалеко отсюда их бытовки.

Я попросил, чтобы пригласили кого-нибудь из взрывников.

Пришел пожилой мужчина, один из их руководителей.

Рассказал я ему один случай из своей жизни. Строили мы рудник. Выкопали котлован вручную за зиму, а весной прислали бульдозер. Решили мы с его помощью подровнять днище в котловане, а он возьми и сядь на валун: ни туда ни сюда. Громадный оказался камень. Рядом работали геологи. Обратились к ним: «Ребята, такое дело… Можете взорвать камень под бульдозером, но так, чтобы бульдозер не повредить?» Пришли, посмотрели. «Откопайте нам траншею, говорят, чтобы воды не было». Вычерпали воду, взрывник залез в траншею, осмотрел валун.

Распорядился: тащите компрессор. Подтащили компрессор, пробурили там, где он указал. Заложил геолог тол и рванул. Камня как не бывало — развалился на куски, а бульдозер цел и невредим.

Взрывник слушал внимательно, кивал:

— Похоже на правду.

— Возьметесь вы взорвать фундамент так, чтобы не повредить крыши? Сможете?

— Конечно.

Поблагодарил я его и сказал, что заявку на взрыв ему передадут сегодня же. Можно, готовиться.

А тут вдруг слышу — бригадир скомандовал своим ребятам:

— А ну слазь! Поведу вас на другую работу. И требует, обращаясь к начальству:

— Взрывайте!

Руководители стояли рядом, весь разговор слышали и, конечно, согласились — ведь каждая пара рук на счету.

Рабочие побросали отбойные молотки, окружили нас.

— Все, ребята, мы пошли заседать, — сказал я им, — а вы зовите взрывников; взорвут — поднимайте глыбы мостовым краном, грузите их на машины и вывозите из цеха. Вручную делать ничего не надо.

Вернувшись в зал заседаний, мы еще долго продолжали беседовать.

Во втором часу ночи толпа бригадиров с шумом вывалилась на улицу. Никто не жалел о потраченном времени. Так появились у меня новые друзья, а у подряда — новые сторонники.

Возвращался домой в хорошем настроении: кажется, первый экзамен выдержал!

Самолет летел над бескрайней тундрой, по которой узкой змейкой бежала река — Нижняя Тунгуска. Смотрел в иллюминатор и думал: вот бы сюда нашего замечательного художника Мартироса Сарьяна! И вспомнилось почему-то в тот момент его меткое изречение: «Я не верю в то, что человек, не умеющий рисовать, может научить меня живописи».

В дальнейшем я всегда начинал знакомство с бригадирами только на объектах: это давало возможность сразу окунуться в живое дело.

Бригадиры — народ особый, так просто, на слово, ничего не примут; только знанием дела — этим «умением рисовать» — можно завоевать их доверие и уважение.

…Вторая командировка — в Череповец.

Во Всесоюзном объединении «Череповецметаллургхимстрой», по отчетам, подрядных коллективов — большинство. Но они работали по обычным аккордным нарядам. С подрядом это имело мало общего.

— У нас так, как в Мурманске, не получится, — категорически заявил мне начальник объединения.

— Да почему же не получится! — изумился я. Но собеседник махнул рукой: дескать, не будем попусту тратить время, есть дела и поважнее. Я понял: одними словами его не убедишь. Попросил собрать бригадиров. Пришло, наверное, человек четыреста. Рассказал им, как мы делали подряд. Спросил: есть желающие попробовать? Молчат. И тут поднимается молодой парень с гвардейскими усами и говорит:

— Зачем же пробовать? Я это сделаю.

Между прочим, сидели в этом зале именитые бригадиры, а поднялся никому не известный тогда Анатолий Греков.

«Ну что ж, — подумал я, — доброволец — это уже хорошо. Будет стоять как скала».