Свободные размышления. Воспоминания, статьи - Илья Серман

N’ont-elles pas des devoirs à remplir, mais des devoirs qui sont les fondements de toute la vie humaine? Ne sont-ce pas les femmes qui ruinent et qui soutiennent les maisons, qui règlent tout le détail des choses domestiques, et qui, par conséquent, décident de ce qui touche de plus près à tout le genre humain? Par là, elles ont la principale part aux bonnes et aux mauvaises mœurs de presque tout le monde263.

И далее он высказывает очень важную для Фонвизина мысль:

II est constant que la mauvaise éducation des femmes fait plus de mal que celle des hommes, puisque les désordres des hommes viennent souvent et de la mauvaise éducation qu’ils ont reçue de leurs mères, et des passions que d’autres femmes leur ont inspirées dans un âge plus avancé264.

Сама Простакова, воспитание, которое она получила, и воспитание, которое получает Митрофан на глазах у зрителей «Недоросля», задуманы и осуществлены в прямой связи с той постановкой идеи женского воспитания, которую развивал в своей книге Фенелон. В борьбе против атеизма и эгоистического утилитаризма энциклопедистов, с одной стороны, и апологии страсти у Руссо, с другой, во Франции 1770-х годов происходит воскрешение Фенелона. Фонвизин полагает, что именно женщина является хранительницей семейных и родовых традиций, на ней держится сословие, вся нация, вся ее культура.

Привычное для читателей Тургенева изображение каждой данной ситуации русского общества как момента в его истории («Дворянское гнездо» – родословная Лаврецких) впервые было предложено Фонвизиным в «Недоросле». Обе группы персонажей комедии – Простаковы/Скотинины и единомышленники Стародума – представлены тремя поколениями, из которых дворянскую молодежь обеих сторон представляют соответственно Митрофанушка и Софья с Милоном, среднее поколение представлено Простаковой и ее братом Скотининым и с другой стороны – Стародумом и Правдиным, наконец, старшее (отец и мать Скотининых и Стародум-отец) фигурирует несценически. В «Бригадире» внесценические персонажи появляются только два раза в монологах Бригадира и Бригадирши и не связаны со сценическими персонажами какими-либо отношениями; в «Недоросле» внесценические персонажи вводятся строго функционально. Они оказываются непосредственными участниками событий, предшествовавших собственно сценическому действию. Отец Стародума и отец Простаковой своим отношением к воспитанию детей предопределяют их жизненное поведение вообще и в той ситуации, которая в «Недоросле» дана. Стародум авторитетом своего отца, человека петровского времени, подкрепляет свое понимание жизни: «Воспитание дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее. В то время к научению мало было способов да и не умели еще чужим умом набивать пустую голову… Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время» (I, 129 – 131). Воспитание – основа культуры, а культура, как ее понимает Фонвизин, требует существования прочной семейно-родовой традиции, личной нравственности и общественной морали. И мораль, и нравственность у Фонвизина элитарны, но элитарность он понимает не как суживающее, а как расширяющее пределы ее применения свойство. Правдин в ответной реплике продолжает мысль Стародума: «Вы говорите истину. Прямое достоинство в человеке есть душа».

По Фонвизину, культура включает в себя два важнейших компонента: душа и просвещение. Каждый человек может находиться по отношению к культуре в одном из трех положений. Душа – культура дают идеальное сочетание природного и усвоенного, натуры и образования. Культура без души ничего кроме «прежалкой твари» не порождает. Человек без души и без культуры – уже не человек, а скот. История духовного развития русского дворянского общества, как понимал ее Фонвизин, есть непрерывный процесс борьбы образованных людей с душой против невежд без души. «Воспитание» Простаковой – антитеза воспитанию Стародума в родительском доме: «Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет и руками и ногами, царство ему небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов, и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет» (I, 140). Простакова полностью переняла наследственную вражду к просвещению; обучение Митрофанушки в комедии – это своего рода вынужденная военная хитрость с ее стороны, уступка духу времени, враждебному ей миру идей, книг, простой грамотности!

Сценическое поведение Простаковой определяется семейной традицией в ее чистом, незатронутом виде. Обычаи и привычки заменяют ей идеологию. У Простаковой нет никаких теорий для жизненных ситуаций и случаев. Ее реакции всегда мгновенны и простодушны, даже когда она сознательно хитрит и хочет кого-либо обмануть, и продиктованы эмоциональной оценкой людей и поступков – во вред или на пользу они ей как матери Митрофана. В ее поведении нет того, что можно было бы назвать логикой самосознания, но есть логика инстинкта. Когда приходит письмо от Стародума, считавшегося пропавшим, Простакова убеждает Софью, что этого не может быть, так как он, по ее расчетам, должен был умереть. Узнав из письма Стародума, что он жив, возвращается и делает Софью наследницей дохода в 10 000 рублей, Простакова мгновенно решает, что надо на ней женить Митрофана, и так же мгновенно забывает о своей уверенности, что, «по ее молитвам», Стародум умер: «Я и сама все-таки думала, что бог его хранит, что он еще здравствует» (I, 115). С таким же простодушием Простакова может сообщить о себе прямо противоположные сведения. В разговоре с Правдиным она, чтобы объяснить, как ей трудно, сама говорит: «Все сама управляюсь, батюшка. С утра до вечера, как за язык повешена, рук не покладаю: то бранюсь, то дерусь; тем и дом держится, мой батюшка!» (I, 124).

В сцене же со Стародумом, на глазах у которого Простакова только что дралась самым нешуточным образом с родным братом, она говорит Стародуму: «Отроду, батюшка, ни с кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу» (I, 138). Отсутствие всякого образования, даже простой грамотности, явилось для Фонвизина великолепной мотивировкой предельно некнижной, максимально просторечной стилистики реплик Простаковой. Между ее словарем и словарем Еремевны нет никакой разницы, они говорят на одном языке с тем только отличием, что Простакова не знает над собой никакой власти и «лается», употребляя ее собственное выражение, безудержно.

Стилистико-языковая ситуация в «Недоросле» имеет парадоксальный характер: самым низким, самым «подлым» языком говорит в комедии дворянка, помещица, хозяйка какого-то количества «людей», то есть крепостных крестьян и дворовых. Когда Правдин отдает Простакову под суд за попытку похитить Софью и насильно обвенчать с Митрофаном, она восклицает: «Ах я, собачья дочь! Что я наделала!» (I, 170). Сама по себе уже удивительная языковая ситуация обострена анималистическим содержанием автохарактеристик Простаковой. Для своей любви к сыну, которая является смыслом ее жизни и побудительной причиной всех ее поступков, Простакова находит выражения, взятые из одного только круга представлений. Свою драку с братом из-за сына она объясняет Стародуму так: «У меня материно сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала?» (I, 136). Скотинину она говорит: «Я, братец, с тобою лаяться не стану» (I, 138). Вообще-то это вульгарно-просторечное «лаяться» (браниться) еще не имело бы характеристичности, если бы оно не попадало в контекст с вышеприведенной автохарактеристикой («сука») и со всей анималистической терминологией, которую применяет и она, и ее брат, и ее сын в разговорах о своих семейных отношениях. Скотинин на вопрос Милона: «Разве она вам не сестра?» – отвечает так, как он сказал бы об одной из своих любимых «свинок»: «Что греха таить, одного помету, да вишь как развизжалась» (I, 135) .Митрофана он ругает «чушкой». «Анимализм» лексики, которую применяют по отношению к себе и своим родственникам Скотинины – Простаковы, соседствует в стилистике госпожи Простаковой с тем, что можно было бы назвать ритуально-бытовой фразеологией. Язык Простаковой – это язык тех, кто говорит не по книге. Это та языковая форма, которая является словесным выражением в жизни нации того, что можно определить как противоположность культуре, представленной в комедии группой Стародума, – это стихия, нечто темное, лишенное самосознания и рефлексии, нечто дикое и способное только на инстинктивные проявления элементарных эмоций. Г.А. Гуковский писал, что «основная стихия фонвизинского языка – реальная разговорная речь, живая, подлинная стихия бытового языка»265, и замечал даже, что Фонвизин «в плену у разговорного языка»; но, к сожалению, эти наблюдения у него не получили дальнейшей разработки, хотя именно в соотношении языка «жизни» и языка «мысли» – один из ключей к поэтике комедий Фонвизина. Спор между культурой и стихией в «Недоросле» осуществляется в разных формах. Одна из них – это ироническое комментирование (как в «Бригадире» по отношению к Бригадирше) реплик Простаковой персонажами группы Стародума. После заявления Простаковой: «Скажи им, что, по милости божией, дождались мы дядюшку любезной нашей Софьюшки, что второй наш родитель к нам теперь пожаловал, по милости божией!» – Стародум иронически замечает: «К чему так суетиться, сударыня? По милости божией, я ваш не родитель, по милости же божией, я вам и незнаком» (I, 136 – 137).