Свободные размышления. Воспоминания, статьи - Илья Серман

После «Бригадира» Фонвизин на долгое время отошел от литературы, увлеченный службой при Панине, которая давала ему сознание причастности к важнейшим политическим «происшествиям» его времени. Но не только дипломатия виновата в его отходе от литературы. Для этого были и более глубокие, внутренние причины. Сам Фонвизин в конце жизни в «Чистосердечном признании» говорит о серьезном духовном переломе, который начался в нем в 1769 году. К сожалению, его рассказ об этом прерывается в самом начале и поэтому невольно создается впечатление, что этот перелом был чуть ли не мгновенным актом, который совершился в результате одного разговора с Тепловым. В действительности произошло нечто иное. Фонвизин преодолел свои сомнения в «бытии вышнего существа» (II, 100) и построил для себя «систему» «в рассуждении веры», то есть перешел на деистические позиции, но для этого, по всей вероятности, понадобилось время.

Во всяком случае, эти новые взгляды он высказал печатно только в конце 1770-х годов, пользуясь испытанным уже в русской литературе приемом – публикацией перевода какого-либо западного автора, притом не занятого собственно богословской проблематикой. Одним из таких произведений оказалось «Похвальное слово Марку Аврелию»256 Тома, напечатанное во Франции в 1775 году, а в переводе Фонвизина в 1777 году. В «Похвальном слове» Тома, не особенно заботясь об исторической точности, изобразил Марка Аврелия стоическим деистом и показал путь рассуждений, которым Марк Аврелий пришел к своей «системе в рассуждении веры», системе, где единство мира с Богом в центре определяло законы природы и общества в их подчиненности разуму и добродетели. У него Марк Аврелий так размышляет об отношениях человека к Богу: «Возвысся до него, размышляй о сем великом существе, почерпни из недр его любовь к порядку и к благу общему; да устройство вселенной научит тебя, какову быть устройству твоего государства» (II, 206 – 207). Уподобление себя высокому стоическому идеалу во имя служения общему благу – такова религия и основанная на ней этика Марка Аврелия (в изложении Тома). В другом переводе Фонвизина, напечатанном через 7 лет, мы находим те же мысли, только еще более определенно высказанные: «Хотя с нашими заслугами и не можем мы постоять пред Богом, но религия возвышает все естество наше, показуя нам величество предопределения нашего и образ, коим достигать до него можно… Религия не токмо не опровергает благородного возвышения духа, но паче служит ему главнейшим основанием, ибо познания самого себя требует она не к единому укрощению нашея гордыни, но и к ощущению и к ободрению дарованных от Бога способностей» (II, 290 – 291). Только воодушевленный новым пониманием человека, его места в системе мироздания и его обязанностей перед обществом, Фонвизин нашел, что можно противопоставить той стихии глупости и невежества, которая после «Бригадира» открылась ему в своем не только характерологическом, но и в историческом значении.

При всей разнице между читающими и нечитающими персонажами «Бригадира» их споры обнаруживают, что культура многослойна и что просвещение еще не пробуждает в человеке «души»; как говорит Стародум: «Невежда без души – зверь».

В «Недоросле» спор между единомышленниками Стародума и семейством Простаковой превращен в идейный конфликт. Сцены комедии, которые происходят только между Стародумом и его окружением, сами по себе не споры, поскольку участники парных диалогов (Стародум – Правдин, Стародум – Софья, Стародум – Милон) держатся одних и тех же взглядов, являются не диспутантами, а «сочувственниками». Поэтому часто это «мнимые» диалоги. Стародум развивает определенную мысль, а Правдин, Софья или Милон подхватывают в своих репликах мысль, которую Стародум снова продолжает:

Стародум: …Меня взяли ко двору. А? Как ты об этом думаешь?

Правдин: Как же вам эта сторона показалась?

Стародум: Любопытна. Первое показалось мне странно, что в этой стороне по большой прямой дороге никто почти не ездит, а все объезжают крюком, надеясь доехать поскорее.

Правдин: Хоть крюком, да просторна ли дорога?

Стародум: А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на ногах, не поднимает уже никогда того, кто на земи.

Правдин: Так поэтому тут самолюбие…

Стародум: Тут не самолюбие, а, так назвать, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся, об одном настоящем часе суетятся (I, 132).

В этом диалоге нет никакого спора. Правдин задает наводящие вопросы, которые дают возможность Стародуму уточнить свою мысль и противопоставить истину лжи и правду обману. В разговорах с другими персонажами своего лагеря уже Стародум задает наводящие вопросы, а его собеседник развивает свою мысль. Таков разговор Стародума с Милоном, в котором последний подробно объясняет, что такое неустрашимость на разных уровнях социальной структуры. Отсутствие подлинных споров между Стародумом и его сочувственниками компенсируется неожиданным образом – Стародум спорит с самим собой, излагая эпизоды из своей жизни Правдину. Стародум объясняет ему, что если бы он в молодости умел «владеть собою» и «остеречься от первых движений раздраженного… любочестия», то «имел бы удовольствие служить долее отечеству» (I, 130). Стародум-старик осуждает поспешные решения Стародума-юноши. Его система понятий возникает перед зрителем в динамике его жизненного опыта и этим опытом подтверждается.

Спор Стародума с самим собой связан с другим, общим спором его жизни против системы извращенных понятий, в которую превратилась, по убеждению Фонвизина, элитарная мораль русского дворянства. Вернее, Стародум спорит не с понятиями, а с жизнью, с бытием, которое порождает ложные понятия. Кульминацией его спора с миром ложных понятий является монолог о «должности», то есть о долге дворянина: «Должность! А, мой друг! Как это слово у всех на языке и как мало его понимают» (I, 153). «Должность» по Стародуму – «это тот священный обет, которым обязаны мы всем тем, с кем живем и от кого зависим» (I, 153). С кем же идет спор о «должности»? Противник не назван, однако настойчиво подчеркивается, что их много, более того – это «все»! («Как это слово у всех на языке»). Истинное содержание слова «должность» «мало… понимают», «если б люди понимали его важность» и т.д. Извращенное понятие о «должности» – всеобщая болезнь, болезнь русского общества в целом, порок сословия, а не личности. Следовательно, «должность» – понятие внеличностное. Правильное понимание «должности» – непременное условие социальной гармонии и разумного порядка в России: «Если б так должность исполняли, как об ней твердят, всякое состояние людей осталось бы при своем любочестии и было бы совершенно счастливо» (I, 153). Смысл и направленность этого спора точно определены. Это спор между «своими», спор внутрисословный, внутридворянский. Поэтому Стародум отваживается употреблять такие формулы, смысл которых может быть понятен только тем, кто в достаточной степени проникнут сословными представлениями и понятиями, хотя и толкует их превратно.