Великодушные враги (Право на измену) - Элизабет Стюарт

— Я лишь хотела спросить, могу ли я поухаживать за моим дядей, — сказала она. — Похоже, его приключения не пошли ему на пользу.

Губернатор самодовольно усмехнулся.

— Вот так-то лучше. Я всегда считал вас неглупой девушкой. Да, можете поухаживать за дядей. Только не забывайте о своих манерах.

Джонет повернулась на каблуках, но его резкий окрик остановил ее.

— Что за манеры? Вы кое-что забыли, госпожа Максвелл.

Она удивленно обернулась.

— Что?

— Я только что удовлетворил вашу просьбу, не так ли? Неужели вам нечего мне сказать?

Джонет стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились ей в ладони. Александр стоял рядом с Мэрдоком. На одно мгновение он встретился с нею взглядом, и она вспомнила тот момент на берегу реки, когда им угрожали разбойники. Это помогло ей овладеть собой.

— Ну конечно, — проговорила Джонет. — Я вас благодарю.

— «Я вас благодарю»… а дальше?

Гнев вспыхнул вновь. Ей казалось, еще немного — и он выплеснется наружу.

— Я вас благодарю… милорд.

12

Каких усилий стоило Джонет сохранить самообладание, мужчинам не суждено было узнать. Она отвернулась, не говоря больше ни слова; незнакомая ей доселе ярость бушевала у нее в жилах. Мэрдок Дуглас! Это ничтожество! Этот убийца, безродный холуй, нанятый Ангусом выполнять самую грязную работу! Как он смеет говорить с ней подобным образом? Как вообще может думать, что ему позволено поднять руку на Роберта Максвелла?!

Ее взгляд упал на дядю, и она бросилась ему навстречу. Его грубо стащили с лошади, и теперь он стоял, все еще связанный, между двумя конвоирами.

— Развяжите его, — холодно велела им Джонет.

— Ну уж нет, такого приказа я не получал, — ответил один из конвойных, неспешно и нагло оглядывая ее с головы до ног.

Джонет заставила себя встретиться с ним глазами. Его откровенно оценивающий взгляд был нахальным, непереносимо оскорбительным. Никогда раньше ей не приходилось терпеть ничего подобного… да еще от простого солдата! Каков хозяин, таковы и слуги, подумала она, вспомнив часто повторяемые Робертом слова.

Она почувствовала, что близка к срыву, но заставила себя успокоиться, вспомнив другой голос, придававший ей мужества.

Помни, милая: главное — не теряй головы, и все у нас получится.

— Ну так пойдите и получите приказ. Сейчас же! — отрезала она. — А не то, клянусь Богом, вы об этом пожалеете.

Водянисто-голубые глаза трусливо забегали, конвойный пробормотал что-то неразборчивое, а потом, коротко кивнув, отошел.

Со вздохом облегчения Джонет повернулась к дяде. На губах у него была вымученная улыбка.

— Какой ты стала свирепой, доченька. Верно, из-за мужских штанов.

Девушка с трудом выдавила из себя ответную улыбку.

— Я опорочила вас, Роберт, но у меня не было иного выхода. Я не могла пуститься в путь через всю страну в своем обычном виде. Мэрдок нашел бы меня в мгновение ока. Простите меня.

— Но твои волосы, девочка моя, — прошептал он. — Неужели было так необходимо остричь волосы?

Он смотрел на нее в таком смятении, что Джонет невольно схватилась рукой за волосы. Невероятно: она почти забыла о них.

— Я… Да, это было необходимо, — пояснила она, запинаясь. — Лорд Хэпберн считал, что так будет лучше.

— Хэпберн, — губы Мьюра судорожно сжались. — Мне следовало догадаться.

Джонет начала было объяснять, но вовремя спохватилась. У нее еще найдется время рассказать о роли, которую сыграл Александр, когда рядом не будет никого из навостривших уши солдат Дугласа. Она не знала, что именно произошло, но ясно видела, что Александр не взят под стражу. И пока она не узнает, что он наплел Мэрдоку, нельзя было говорить ни слова, чтобы нечаянно его не выдать.

— Простите, Роберт, я хотела сделать как лучше. Я думала лишь о том, как прийти вам на помощь.

Его напряженное лицо наконец смягчилось, в глазах появилось столь знакомое ей доброе выражение.

— Я знаю, дорогая, но нам придется заплатить высокую цену, чтобы вытащить тебя из этой передряги. Я был так глуп, что прямо попросил Дугласа отдать тебя под опеку короля, — Роберт рассмеялся коротким горьким смешком. — Можно было догадаться, что он уже задумал какую-то гнусность.

Сколько ни старалась, Джонет не сумела сдержать дрожь в голосе:

— Он захватил Берил.

Мьюр прикрыл глаза.

— Этого следовало ожидать. Нам надо о многом поговорить, Джонет. Если успеем, — добавил он, помолчав.

Им пришлось на минуту умолкнуть, потому что стражник вернулся с новыми приказами от своего господина. Мьюр был освобожден от пут, и оба солдата отошли на почтительное расстояние, оставив Джонет и ее дядю на маленьком островке уединения посреди буйного моря Дугласов.

Мьюр расправил ноющие плечи и принялся растирать запястья, восстанавливая кровоток.

— Что у вас с рукой? — воскликнула Джонет, в ужасе глядя на его окровавленные и распухшие пальцы. — Пресвятая Дева! Что сделали с вами эти звери?

Мьюр положил здоровую руку ей на плечо.

— Это пустяки, поверь мне. Всего лишь синяк. Зато кости целы, благодарение Богу.

— Но, Роберт…

— Уверяю тебя, ничего страшного.

Он обнял ее за плечи, привлек к груди и крепко прижал к себе, чего никогда не делал прежде. От удивления Джонет не нашла что сказать. Ни разу в жизни Роберт не дал ей повода усомниться в своей любви, однако нежные слова и открытые проявления чувства были не приняты в доме Максвеллов даже между Робертом и Анной.

Сейчас Джонет с дрожью прижималась к нему, напуганная этим неистовым объятием больше, чем любыми предостережениями. В горле у нее стоял ком, она не удержалась от короткого, сдавленного рыдания, судорожно вцепившись в его плечо. Александр предупреждал ее, что нечего рассчитывать на успех, но она отказывалась в это верить. Она не могла этого принять. Ни тогда, ни сейчас.

Мысль об Александре явилась спасительной веревкой, брошенной утопающему. Бог не оставит Роберта. Джонет никак не могла поверить, что такое возможно. Ей повстречался Александр Хэпберн, и это не могло быть случайным совпадением.

— Не плачь, дочка, — прошептал Роберт. — Мне больно смотреть на твои слезы. Слишком больно. К тому же мы доставляем нашим зрителям больше удовольствия, чем мне бы хотелось.

Эти слова были сказаны в шутку, но Джонет выпрямилась, гордость и восемнадцать лет строгого воспитания пришли ей на помощь. Роберт не хочет видеть ее плачущей. Особенно в присутствии врагов.

Еще минуту они простояли обнявшись, потом она отстранилась и заставила себя улыбнуться.