Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят - Тайари Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через какое-то время папа сказал:
– А еще мама говорит, что много крепких браков начинаются странно. Люди оказываются вместе совсем как мы, из-за сложившихся обстоятельств, и потом долго живут вместе, так что это не значит, что все плохо. И на самом деле неважно, как именно люди поженились, главное – чтобы поженились до рождения ребенка. Никто не хочет, чтобы о его ребенке говорили, что он незаконный. Вот это важно, – потом понизил голос: – Посмотри на Роли. Он внебрачный.
– Мой папа не женился на моей маме, – призналась Лаверн. – Я его никогда не видела.
– Но это ничего. Надо думать только о будущем. Так говорит мама.
Она лежала в темноте. Целый день пришлось ходить в корсете, так что даже в ногах начало покалывать. Ей так хотелось к Мэтти. Никогда в жизни она не ночевала под чужой крышей. Мама прижала руки к животу, зная, что иногда женщины умирают во время родов, и подумала, что ей очень повезет, если так случится и с ней.
Через несколько минут папа заговорил снова:
– Мама еще говорит, что я не должен тревожиться, если ты будешь плакать, пока не уснешь. Она говорит, это естественно, но никто не должен слишком беспокоиться, потому что через пару дней ты выплачешься.
Маму клонило в сон, но у нее был еще вопрос:
– А как ребенок выйдет из меня?
Папа начал заикаться так сильно, что она подумала, что он задохнется.
– П-п-поговори с моей мамой. Она тебе все объяснит.
– И действительно объяснила, – сказала мама в тот день, когда мы в похоронном зале готовили мисс Банни к последнему пути.
И повторяла:
– Мисс Банни всю жизнь была ко мне добра, мы сделаем для нее все по высшему разряду. Мы ее уложим идеально.
Мне там делать было почти нечего. Я только подавала маме что требовалось и старалась не смотреть на застывшее лицо бабушки. Когда все-таки взглянула, должна была признать, что мама отлично поработала. После того как ее одели, нарумянили и сделали холодную завивку, на лице бабушки не осталось ни следа великой тоски, которая угнетала ее ближе к концу. Мама держалась, пока не пришла пора пристегнуть к бабушкиному воротничку аквамариновую брошь. Мисс Банни очень любила это украшение и просила, чтобы ее с ней похоронили.
Пока мама возилась с брошью, в зал вошел папа. Мама укололась булавкой, и на воротничке бабушки осталась едва заметная красная полоска.
– Н-н-не надо ее прикалывать, – сказал папа и сунул брошь в карман.
Я отвернулась и уставилась на электроплитку, на которой исходила паром расческа для выпрямления волос. Позади услышала шипение передвигающейся в фотоаппарате пленки: это дядя Роли нас сфотографировал. Пока я пыталась проморгаться от вспышки, он сделал еще три или четыре снимка.
– Не волнуйся, Роли, – сказала мама. – Мисс Банни теперь в лучшем виде. Это самое меньшее, что я могла сделать.
Тот признался:
– Я уже по ней скучаю.
– И я, – поддержала мама. – Когда у меня родился мертвый сын с пуповиной вокруг шеи, неподвижный, как мисс Банни сейчас на этом столе, она ухаживала за мной, обмывала, укладывала в постель, меняла простыни.
К моменту родов мама привыкла к статусу жены и к жизни с папой и Роли. В школу было возвращаться поздно, ей не разрешили. После того как они похоронили младенца на церковном кладбище, мама спросила мисс Банни:
– Вы отправите меня назад?
– Только если ты сама захочешь, – ответила бабушка Банни.
– Она поступила со мной по совести, по чести. Даже честнее, чем моя собственная мать.
– Я по ней скучаю, – снова и снова повторял дядя Роли.
Он отвернулся, не в силах смотреть на бабушку, лежащую на металлическом столе. Мама сняла расческу с электроплиты и положила ее на мокрое полотенце. Когда раздалось шипение, она повернулась к дяде, коснулась ладонями его спины и прижалась мокрым лицом к чистой рубашке.
Мы с папой стояли поодаль, исключенные из их объятий. Мисс Банни была нашей кровной родственницей, мы не были ее найденышами, но тоже любили.
– Ид-д-ди ко мне, – позвал папа, раскрывая руки навстречу.
Я утонула в его объятиях, в сильном запахе табака и, может быть, отчасти джина. Папа похлопал меня по спине, будто я младенец, у которого колики. Кажется, он поцеловал мои волосы. Кожей щеки я почувствовала в его нагрудном кармане бабушкину брошь. Я прижалась к ней еще сильнее, надеясь, что у меня на лице отпечатается узор инкрустированной камнями звезды.
13
Абсолютно безобидно
– Никогда не знаешь, – сказала мама, – чего ждать от людей.
– Точно, – поддакнула я.
Мне было лет девять, плюс-минус, но я уже знала, что не надо перебивать маму, когда ее несет. В особенности когда у нее низкий голос, каким обычно происходит общение с посетительницами салона красоты. Конечно, она не со всеми так разговаривала – с разными клиентками вела себя по-разному, точно так же, как одни платили за каждый щелчок ножниц, а другие получали выпрямление челки бесплатно. В тот день в машине мама говорила так, как общалась с давнишними клиентками, которым делала восковую эпиляцию верхней губы за счет заведения и которые называли меня мисс Леди, а маму – девочкой.
– Джордж Бернс изменял Грейси, – сказала мама. – Можешь в это поверить?
Я ни верила, ни не верила, потому что точно не знала, кто такой Джордж Бернс.
– Это который играл Бога в том фильме?
– Да, – ответила мама. – Он ведь не всегда был стариком. Во время женитьбы на Грейси он был молодой
