Во имя Мати, Дочи и Святой души - Михаил Чулаки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Клавочка, мы тебя увидали – сразу отпали. По телеку. Я даже не поверила, стала звонить, а девчонки говорят: «Точно! Клавка!» Ну и на Невском ты тогда, помнишь? Ты даешь! А еще выступать с «Формулой» будешь?
– Я, Каля Дэви, добрая подружка. Поклонись Боже, приходи к нам в Сестричество.
– Ну ты даешь – все на тебя сбегаются. Зайду. У вас там – ничего! А правда, что вы спасетесь после Конца Света?
– Само собой. Ты что, не видишь, что старый век рушится? Тысячелетний. Даже двух.
– Кто ж не видит?!
– Ну вот. Как говорила наша Вероника: «Опыт однозначно показал». И так будет весело, когда всё лишнее сгорит и рухнет! Правда?
Клава сказала – и поймала себя за язык: не она это сказала, а Госпожа Божа владеет ее языком.
«Так будет весело, когда всё лишнее сгорит и рухнет!»
Кто же этого не хочет – здесь и везде?!
А что – лишнее, каждая и каждый знает сам. Каждой и каждому многое мешает. Многие. Такие лишние, что даже совсем. И так хорошо, когда их нет. Нет Наташки – и есть красивая квартира. Нет… Клава даже додумывать не хотела, как было бы хорошо, если бы многого около нее не было, и многих. Додумывать совершенно не нужно, потому что Госпожа Божа всё-всё устроит. Ведь Госпожа Божа не жалеет чудес для своей Кали Дэви. Да просто зовет ее Клавой по-домашнему, поэтому и Клава сама про себя думает этим именем, когда одна Госпожа Божа видит ее мысли.
– Дэви, Дэви! – подбежали несколько веселых оглашенных.
– Так будет весело, когда всё лишнее сгорит и рухнет! – сказала им она, уверенная, что оглашенные передадут дальше.
Надо было укрыться от толпы, однако. А то набежит кодла оглашенных – и разорвет не только серебряную обертку, но, пожалуй, и начинку…. Даже Витёк не оборонит. А Иакова не видно.
У самой калитки из толпы на нее выдвинулся папусик трясущийся и слизкий.
– Дочка. Дочурочка. Неужели?
Клава отстранилась невольно.
– Отойдите, мужчина. Я вас не знаю совсем.
Давно Клава никому не говорила «вы», а тут выговорилось само.
Папусик после ограниченного принятия и сам в себе не был уверен, не то что бы в потерянной дочери.
– Ну-ну, – надвинулся Витёк.
Но папусик безропотно отошел посрамленный.
– Похожа. Только блестит слишком.
А ведь тоже гулял когда-то по извилистым местам – не как Пупочка, но… Не как Пупочка, и ему не грозит танец на шее – но пусть забудет и не суется!
Витёк условно постучал, и калитка на миг приоткрылась для них.
Обитателей в корабле поубавилось. Из малолеток вернулась только Соня. И налетела с поцелуями.
Клава тоже обрадовалась, великодушно не помня многого:
– Как тебя отпустили?!
– А тебя?!
– Госпожа Божа помогла, – исчерпывающе объяснила Клава.
– Всем помогла. Но каким способом?
– Обыкновенным чудом: отвела всем глаза и Витёк меня мимо трех постов провел.
– А я сразу адрес сестры секретной, за тетю свою выдала. Меня и отдали – той тете. Пересидела сутки – и сюда!
Свами вышла навстречу.
– Добрая Дэви, мы не сомневались, что ты разорвешь узы. Госпожа Божа любит нас и соединяет в Сестричестве.
И прижала к груди, трижды скрестив с Клавой уста.
– Сейчас начнем радость вечернюю со всеми попутчиками. Только просветит меня брат Витя об одном малом промысле.
Но повела под руку и Клаву, показывая, что просвещение предстоит общее.
– Ладью я сегодня посетила – вы знаете, и нашла там смрад и мерзость. Ты ведь ездил туда, братик Витя, с доброй Дэви в содружестве?
– Да, пришла туда одна погибшая душа, предназначенная аду. Добрую Дэви с подвальной девкой перепутала. Ну, и пришлось и тело вслед душе отправить.
По-мужски взял на себя.
– Дело благое, раз так вышло и Госпожа Божа помогла. Но надо и ладью новую очистить.
– Да вот видишь: то в Рощино, то куда.
– Ну, так займись завтра, братик Витя. Ладья должна Сестричеству послужить. Или лучше ночью сегодняшней. Ночь вознесения – благодатна должна быть. Завтра ладьи все нам во благовремении понадобятся.
Но на грех недонесения попенять не решилась – ни Витьку, ни доброй Дэви.
А Витёк не продублировал команду: «Радуюсь и повинуюсь!»
– Очистить! – удивлялся он за порогом. – Целиком ее не вынесешь, а тушу разделывать – я не мясник. Легче порешить десяток, чем одну тушу разделывать. Очень нужно из-за одной провонявшей туши сгореть!
Призванные колокольчиком, наличные обитатели корабля поспешили на радость вечернюю, но не в молельню, а во двор.
Толик откуда-то выскочил.
– А тебя не замели разве? – обрадовалась Клава.
– А я под соломой перележал, добрая Дэви, – засмеялся боровок и язык показал – отсутствующим ментам, понимать надо.
Кухонная Надя снова утопила Клаву в объятиях.
– Милостива Божа! Вот и соединились! Теперь уж не разлучимся!
Сестра Эмилия ручки перецеловала:
– Вернулась, добрая Дэви! В пещь бросилась грехами пылающую и вышла неопалимая. Дочку мою заблудшую не встретила в Вавилоне?
Витёк, значит, не рассказал. Ну, перед дурой Эмилией греха недонесения нет.
– Вавилон большой, сестра, заблудших – толпы.
В сумерках уже загорались окна многоэтажек. А верные вынесли из молельни лампады – и затеплился сад живыми огоньками.
Свами поднялась на сколоченный заново помост за воротами – видимая снаружи. Огляделась. Иссиний взгляд ее наконец сровнялся в силе со взглядом Госпожи Божи, смотревшей в молельне с рисованного неба. Или даже превзошел. Гриша подал микрофон – техническое оснащение соответствовало моменту.
– Люблю вас сестры и братья, люблю вас всех, пришедших поклониться Госпоже Боже по зову сердца и истины!
Эхо перекрещивалось между домами, многократно повторяя окончания слов, как бы усиливая тем самым их значение.
– Видят все и разумом постигают, что рушится век последний, век неправды. Ложные идолы возносятся, чтобы кануть тем глубже в бездну адскую. В мире, где открыто избираются и провозглашается секс-символы стран и народов, мы смело возвысили свой свят-символ. Милостью Госпожи нашей Божи явилась нам наша добрая Дэви – святая символика нашей надежны.
Витёк рывком поднял Клаву и вознес на помост рядом со Свами. Клава подумала, что это и есть Вознесение и Преображение. Там у ног ее за воротами уже спрессовалась толпа. Почти у всех в туках горели свечки – значит, подан был попутчикам заранее знак.
– Грядет перемена чисел, и в День Счастливого Числа рассыплется в прах царство ложного бога мужского, а по правде – воплощенного Дьявола и воссияет царствие истинной Госпожи Божи и животворной Души Её-Их. Выведем мы страждущих по подвалам, выведем страждущих и в подвалах тупого разума мужского – и настанет мир и благоволение. Пресекутся войны, моровые поветрия, лжи и преступления. И открою вам ныне истину великую, истину последнюю.
Свами замолчала – и даже треск свечек сделался слышен. Такое затаение во всех грудях в ожидании последней истины!
– Да, открываю вам ныне истину великую и последнюю: Дьявол в хитрости своей подменил годы. Истинный перелом чисел, скрытая двойка заменит явный кол до срока внешнего. Дьявол сделал это нарочно, потому что понимал, что на переломе чисел многие станут искать новый смысл и отшатнутся от ложных богов. Он подменил годы, чтобы люди проспали истинный перелом чисел – прошли мимо, не услышав зова Госпожи Божи – и остались бы мертвы для спасения, жили бы по привычке в грехе и избежании, остались бы во власти Дьявола, ложными богами притворившегося. Ну, как сказать проще? Вписали вам в паспорт ложную дату, уменьшили годы. От рождения вам уже пятьдесят пять, две пятерки рядом, число благословенное, пенсию вы уже получать должны, а по паспорту с ложной датой вам еще пятьдесят три, так вы и проглядите свой возраст переломный. Так и годы подменили непорочного зачатия и рождества Дочи Божи, от которого впервые возвестилась благая весть о грядущем спасении. Мир зрит на календаре 1-9-9-8, и не знает, что счетчик подкручен лукаво, что на самом деле 1-9-9-9 на исходе – и вот-вот Двойка выбросится и числа переменятся!!
Голос Свами возвысился неимоверно.
– Истинно говорю вам, обманный календарь отстал на два года и День Счастливого Числа уже при дверях! Готовьтесь, исполняются, исполнятся сроки!
Кто-то закричал в толпе, высоко и без слов.
– Бесы вырываются, услышав слово истины! Потому что числа переменятся сегодня. Истинно говорю вам: скрытый обманом исход века дьявольского настал! Числа переменяются на ваших глазах!
Крики возрастали.
Повинуясь порыву, Клава повернулась – на стене корабля, на фоне второго этажа запылала огромная единица!
Крики отрезало. И Свами замолчала.
А внизу Гриша гнал сестер и братьев внутрь, в корабль, лампадки одна за другой скрывались в дверях.
– В молельне… только для верных… – донеслось во внезапной тишине.
