В предчувствии апокалипсиса - Валерий Сдобняков

Звание «Мастера спорта СССР» я выполнил в Муроме в августе 1966 года, выиграв с большим преимуществом Всесоюзные личные соревнования на приз Героя Советского Союза Н. Ф. Гастелло. Их организовало ДСО «Локомотив». По существовавшим тогда Правилам надо было осилить норму мастера дважды до основных соревнований. Поэтому пришлось успешно предварить Всесоюзный турнир выполнением нормы мастера спорта на первенствах города и Горьковской железной дороги, где был хорошо развит городошный спорт и активно действовала городошная секция «Локомотив», имевшая несколько площадок. Одна из них была даже в локомотивном депо станции Горький-Московский недалеко от Московского вокзала.

Лично для меня городки всегда были не просто спортом, а элементом русской национальной культуры, определявшим мастерство и удаль человека. Потому-то следы народной игры теряются в веках седой древности и ею не зря увлекался ещё Великий Князь Александр Ярославич Невский. Потому-то она была так массова и любима повсеместно в числе других подвижных игр русского народа.

С 1923 года городки стали официальным видом спорта с квалификационным нормативом, количеством и видом фигур, а также конкретно определённой площадкой, то есть квадратами для городков и «коном» и «полуконом» для их выбивания. С 1928 года городки были непременными участниками всех Спартакиад народов СССР с зачётными очками для команд участников. Все 50-е до 80-х годов городошный спорт пребывал в непрерывном развитии и достижениях: появилось металлическое покрытие городошных квадратов, асфальтирование стоек, усложнялись и совершенствовались мастерские биты, где улавливались граммы веса и миллиметры их центровки.

Кстати, за рубежом, скажем, в Финляндии, Швеции и других странах мира, к таким национальным сокровищам, как наши городки, относятся чрезвычайно бережно. У нас же в последние годы с падением массовости спорта и авторитета его организационных государственно-общественных структур появились совершенно безответственные деятели, не обременённые никакой исторической памятью, которые считают, что с городками можно делать всё, что им заблагорассудится. Отсюда чуть ли не каждый день меняются Правила, навязываются какие-то трех и восьмигранные городки, которых не знал ни спорт, ни русская народная игра, низводится роль судейского аппарата. Кроме того, с таким же упорством и настойчивостью навязывается некая унификация, то есть ограничение веса бит до сметного. Например, до двух килограммов. В результате на деле получается, что от тех совершенных и технически сложных бит, к которым мастера вместе со своим любимым спортом шли десятилетия, надо вернуться к исходному рубежу. К обыкновенным палкам, которыми играли неискушённые любители в любом доме отдыха или парке культуры. Единственно, они будут не берёзовые или дубовые, а какие-нибудь полимерные. Правильно один из ведущих городошников страны – А. В. Горбатых из Томской области – назвал это «возвращением в пещерный век». Очень похоже, что у наших псевдоноваторов не всё в порядке с головой.

Вот эти и многие другие вопросы городошного спорта и раскрывает моя книга на фоне рассказа о знаменитой нижегородской династии Мяликов, которую я превосходно знал лично. Первые отзывы о книге городошников говорят о том, что она удачна и очень нужна. Во всяком случае, городошный спорт не знал такого полного и крупного по объёму серьёзного издания. Одно это уже радует.

B. C. Что вас побудило заняться изучением жизни и творчества Владимира Маяковского? Видимо, это тоже следствие глубокого интереса вообще к отечественной истории. Или вас, как профессионала-юриста, в первую очередь заинтересовал факт загадочной смерти Владимира Владимировича? Всё-таки многие, как тогда, так и сейчас, не приняли общеизвестную версию самоубийства поэта. В своей книге «Цена любви – смерть», по прочтении которой один учёный мне сказал: «Я думал, что знал о Маяковском всё. Теперь понимаю, что не знал ничего», вы, ссылаясь на множество источников, аргументировано доказываете, что это было убийство.

В. Ц. Интерес мой к великому советскому поэту возник как-то случайно во время учёбы в средней вечерне-сменной школе № 23, что на улице Бекетова. Это был примерно 1965 год. Мы как раз изучали его творчество. Помню, разбирали известнейшее стихотворение о советском паспорте. Здесь-то и произошло, я бы сказал, неожиданное открытие, постижение поэта и его творчества, где немалую роль сыграла Лидия Афанасьевна, прекрасный и вдумчивый педагог, знаток отечественной литературы. Тогда таких преподавателей было много. С этого времени я стал собирать книги великого поэта, наиболее известное собрание его сочинений. Потом их было уже несколько и разных. Произведения Маяковского повлекли за собой вполне естественный интерес к его личности, а значит, к биографии, которая оказалась на редкость интересной. Поэтому, выезжая в служебные командировки по работе, я везде, где бывал, обязательно «проверял» магазины на наличие любых воспоминаний о поэте. Поэтому и сейчас, много лет спустя, хорошо помню, где и какую книгу обнаружил и приобрёл. Например, альбом фотографий Л. Ф. Волкова-Ланнита «Вижу Маяковского» – в Алатыре; воспоминания грузинского князя Бебутова «Отражение» – на удмуртской станции Балезино…

Маяковский вообще стоит особняком в русской советской литературе, удостоившись ещё при жизни буквально-таки легендарной славы у современников. А она никогда не рождается на пустом месте и понапрасну. Этой славе служило всё – и могучая высоченная фигура, и красивая внешность, и голос, и эрудиция, и феноменальная память, и грандиозный поэтический и организаторский талант, и молниеносное остроумие непревзойдённого полемиста. Маяковский, художник по образованию, был также и критиком, и великолепным публицистом. Его американские заметки одинаково злободневны и спустя десятилетия. Но главной в нём, что особенно подчеркнул современник поэта, австриец Гуго Гупперт, была нравственная чистота, которая очищала и облагораживала всех, кто с ним соприкасался. Не было никаких литературных премий и других отличий. Их заменяло ободряющее слово Маяковского. Его похвала, внимание и поддержка.

Так я пришёл к систематизации биографических материалов о великом поэте, алфавиткам с разделами – «поездки», «выступления», «рост», «глаза» и т. д. и т. п.

Столь пристальный интерес к поэту сдружил меня с его ярым почитателем и пропагандистом, инженером «Гражданпроекта» B. C. Кузнецовым. Мы с ним общались многие годы, вместе выезжали в Москву на большие юбилеи поэта, где я познакомился с американской дочерью Владимира Владимировича – Хелен Патрицией Томпсон и её взрослым сыном – Роджером, юристом по профессии. Она очень похожа на Маяковского внешне и называла себя только Еленой Владимировной.

Но особенно я дорожу знакомством и дружбой с одним из самых глубоких исследователей последнего периода жизни поэта, его интересным биографом и талантливым московским журналистом, автором уникальной книги «Тайна гибели Маяковского» (1998) В. И. Скорятиным. Мы активно переписывались с Валентином Ивановичем почти три года (с июля 1990 по апрель 1993 годов), не раз встречались в Москве у него на квартире, на Верхней Масловке, рядом со стадионом «Динамо», на Новодевичьем кладбище, в ИМЛИ на Поварской, и в ГММ на Лубянском проезде. Полезное взаимообогащающее общение продолжалось до неожиданной и явно преждевременной смерти Скорятина. Насколько тесным было оно, говорит тот факт, что Валентин Иванович включил меня, как исследователя биографии поэта, в справочный аппарат своей книги, так и не увидевшей свет при жизни автора. Мы являлись единомышленниками и были убеждены в том, что Маяковского убили. И хватит нам на этот счёт всяких экивоков. Надо говорить прямо и только об убийстве великого поэта, как это замечательно сделали почитатели С. А. Есенина, доказательно «расправившись» с его официальным биографом Юрием Прокушевым, настаивавшем на самоубийстве. Кстати, массовое убийство русских поэтов того времени не может не возмущать. Достаточно сказать, что троцкистами с их антисоветской оппозицией, охватывавшей своими зловещими щупальцами всю страну, было преступно расстреляно только за один раз сразу шестнадцать (!!!) крестьянских поэтов!.. Имена их хорошо известны.

Моя скромная по объёму книга, как и «Красивая кукла Троцкого» – это пусть небольшой, но всё-таки обличительный акт того подлого времени произвола антисоветской троцкистской оппозиции – реальной виновницы массовых репрессий и атмосферы страха в нашей стране, и ей никогда не смыть кровь невинных страдальцев со своих рук.

B. C. В переписке между вами и В. И. Скорятиным вы делились друг с другом мыслями только по поводу биографии Маяковского, или всё-таки обсуждали вопросы современной истории России, вообще общеполитической ситуации в СССР?