Новая Инквизиция (СИ) - Злобин Михаил

— Вот такая вот хрень, мужики, — тяжко вздохнул комбат, неформально обращаясь к нашей троице. — Радует только то, что со времен Кровавой Зимы этих вурдалаков больше никто не видел. Даже наши ученые не смогли пока приблизиться на ниве некроформации к такому уровню, невзирая на оставшиеся после Аида материалы. Но если спросите моего мнения, то момент, когда вы столкнетесь с этим, остается лишь вопросом времени.

— Спасибо, товарищ полковник, — подал я голос сразу от имени всех нас. — За честность, в первую очередь, да за заботу. Ну и за оптимизм, конечно же…

— Да чего уж там… — мне показалось, но Гиштап натурально смутился от моей благодарности. — Все, давайте, шуруйте отсюда! Ко мне сейчас должно звено Утиных Историй прийти, а вам в небоевой обстановке только в намордниках полагается видеться…

Криво улыбнувшись от того факта, что придуманное Изюмом прозвище дошло даже до ушей нашего полковника и приглянулось ему, я отсалютовал командиру и крутанулся на пятках через левое плечо. Уже на выходе из кабинета я тронул Виноградова за локоть и спросил:

— Слушай, Макс, а ведь заварушка в Риме была после московской бойни?

— Угу… через год почти, — кивнул напарник.

— А почему Генштаб сказал, что этих химер не видели со времен Кровавой Зимы? Разве ты с ними не встречался в Италии?

Сделав квадратные глаза, сослуживец стрельнул взглядом в сторону Умара, явно давая понять, что рядом с ним обсуждать этот вопрос не собирается. Хотя, как по мне, Салманов оказался слишком сильно загружен собственными мыслями, чтобы прислушиваться к нашему разговору.

— Не называй его так, — вместо ответа попросил Виноградов.

— Кого? Генштаба? Вообще-то ты сам его так окрестил.

— Ну окрестил, и что с того? — сделал морду кирпичом инквизитор. — Нормальный он мужик, не надо его фамилию коверкать.

— Сам меня научил, а теперь фыркает, — недовольно проворчал я. — Но к разговору о Риме мы еще вернемся…

— Не вернемся, — отрицательно помотал головой Изюм. — Ведь единственное, что я смогу тебе сказать, так это: «гостайна». Сечешь, Юрец?

— То есть, выходит, что либо наш комбат не знает, с чем вы столкнулись в Италии, либо тактично об этом умолчал, как о несущественном?

— Гостайна, — невозмутимо повторил Виноградов, заставляя меня скрипнуть зубами от его непробиваемого упрямства.

Собственно, я осознал, что дальше усердствовать с расспросами не следует. Это просто бесполезно. Быть может, тет-а-тет я смог бы от него чего-нибудь добиться, но пока рядом с нами идет Умар, то этот вредный старикашка ничего не расскажет.

И вот так, пребывая в глубокой задумчивости, мы вышли из здания конторы и двинулись к парковке. Коли уж я на колесах, то подвезу парней, куда им нужно, а сам… а сам поеду готовиться к командировке. А то я слабо представляю, как это все будет выглядеть. Не в ИК-Б же мне обряжаться? Или я отправляюсь не как инквизитор, а просто как капитан Жарский? Тогда в чем будет заключаться силовая поддержка? Блин, хоть к Гиштапу за разъяснениями возвращайся…

— О, цените, целое сборище «губошлепов» топает…

Я повернулся на возглас и увидел в курилке, где извечно тусовался никотинозависимый народ, с десяток служащих ФСБН, которые смотрят в нашу сторону, не скрывая презрительных улыбок. И я уже собирался как обычно пройти мимо, но забыл, что сегодня рядом со мной топает Изюм…

— Че-е-е-го ты там высрал?! — мгновенно включил режим «быка» мой напарник. — Тебе башку что ли проломить?!

Я попытался схватить товарища за локоть, но тот грациозно вывернулся и направился прямо к нашим, с позволения сказать, коллегам.

— Ты кого губошлепами назвал, чёртила тощий?!

При виде разъяренного Виноградова, который габаритами превосходил абсолютно каждого мужчину в толпе фээсбээнщиков, не говоря уже о девицах, служащие заметно струхнули.

— Чё ты, падла, язык проглотил?! — подошел вплотную инквизитор, нависая над враз растерявшими всю спесь болтунами. — Хочешь, я тебе по губам сам так нашлепаю, что спотыкаться об них будешь, а?!

— Макс, успокойся, — попытался я оттащить напарника.

Но куда там… Такую тушу даже мне непросто с места сдвинуть.

— Ч… что вы себе позволяете?! — дал петуха от волнения какой-то летёха. — Вы ведете себя неподобающе… Согласно положениям дисциплинарного устава…

— А ты свою помойку тоже согласно уставу раззявил?! — перебил его Виноградов, подходя совсем уж близко.

— А-а-а… э-э-э… это не я сказал, вообще-то… — попытался съехать лейтенант.

— Ну а чего тогда пасть раскрываешь?! Ну-ка, кто тут говорливый? Кому губошлепы везде мерещатся? Сейчас я бесплатную коррекцию зрения проведу…

— Мать твою, майор! — прикрикнул я на напарника. — Оставить разборки! Ты чего как с цепи сорвался?!

— Да просто терпеть не могу, когда всякое говно в мою сторону реплики отпускает, — невозмутимо ответил мне Изюм. — У нас в спецуре, бывало, за такое морды били, невзирая на чины и звания.

— В-вы вообще-то не в спецуре! — нашла в себе смелость вставить слово миловидная блондинка, единственная, кто носил погоны прапорщика в этой компании младших офицеров.

— А к тебе я вообще не обращался, пигалица! — жестко оборвал ее Виноградов. — Еще раз в мужской разговор влезешь, то и отвечать придется, как мужику!

— Я… я… да что вы… как вы…

— Я буду вынужден доложить об этом инциденте вашему начальству! — пришел на помощь коллеге мужичок с тремя звездочками старлея на плечах. Похоже, хахаль блондинки, либо просто воздыхатель. Пытается на пассию впечатление произвести.

— Заодно не забудь рассказать про словесное недержание у кого-то из вашей шоблы! — припечатал Изюм, и только после этого соизволил поддаться на мои настойчивые попытки увести его подальше от конфликта.

— Ваше поведение недостойно офицера! — пискнула нам в спину девушка-прапор.

— А что вы все можете знать об офицерской чести?! — снова взбрыкнул Виноградов, выдергивая рукав из моей хватки. — Вы, штабные отбросы, сидите только жопами стулья протираете, да раз в месяц на стрельбище выезжаете! Ваши звездочки — это лишь формальность, которая не делает из вас офицеров, ведь каждую из них вы получили за отлизывание вышестоящего очка, а не службой! А я свою большую звезду заработал, проливая кровь на благо родины! Пока вы все у отцов своих в яйцах болтались, я заживо гнил в грязи и сырости в обнимку с автоматом! И теперь вы, ссаная шпана в форме, мне будете в спину что-то надменно цедить и рассказывать про достойное поведение?! Да хрен вы угадали, гондоны!

Эмоциональный взрыв Виноградова оказался столь мощным, что его отголоски смог учуять даже мой дар. А судя по тому, как рядом с ним, набычившись, встал и Умар, явно выражая поддержку старшему товарищу, то пацана эта буря и вовсе заразила. Господи! За что ты меня так наказываешь?! Почему я должен возиться с этими великовозрастными детьми?!

— Вы сейчас не стояли бы, опустив клювы и блея как пугливые овцы про недостойное поведение, если б сами вели себя как мужчины! — зло выплюнул Салманов, выдвигаясь на полкорпуса вперед. — Если что-то хотите нам сказать, говорите в глаза, а не в спину! Ваше поведение даже базарных баб недостойно!

Но не успел я одернуть влезшего новобранца, как меня опередил Изюм… к моему вящему удивлению.

— Спокуха, паря, — примирительно прогудел отставной спецназовец. — Не скаль зубы, а то эти ссыкуны брюки намочат.

Не оставив от былой бравады фээсбээнщиков даже пыли, мои напарники развернулись и с видом победителей пошли прочь. И пока они удалялись, посрамленные служащие, не рискнули больше открывать ртов, чтобы лишний раз не испытывать судьбу, а лишь поспешно побросали свои бычки, да предпочли быстренько скрыться в дверях конторы от греха подальше.

— Как хорошо, что с завтрашнего дня ты сам будешь разгребать то, что наворотил, — широко улыбаясь сказал я.

— В смысле? — моментально встал в охотничью стойку мой напарник. — Это ты о чем?

— О том, что ты опять остаешься исполняющим обязанности командира звена, — не скрывая довольства поведал я.