Новая Инквизиция (СИ) - Злобин Михаил

Чтобы скоротать время в дороге, я достал из нагрудного кармана кителя смартфон, воткнул в свои локаторы наушники, да принялся скролить страницу образовательного сайта ФСБН, выискивая какую-нибудь интересную видеолекцию. Тэк-с… что тут у нас. Новый видосик по истории некроэфира? Блин, глянул бы, но там ведь наверняка будут обсасывать со всех сторон поганого Аида. А меня просто коробит от одного только упоминания этой паскуды. Хренов первооткрыватель, чтоб ему в аду икалось, мяснику поехавшему…

Во! Лучше посмотреть что-нибудь из раздела «наука и технологии!» Там кучу всяких интересных прототипов показывают и очень подробно задвигают о различных перспективах их внедрения. Хотя, с другой стороны, я ведь понимаю лекторов с пятого на десятое. Они будто бы люди из иного мира, которые пытаются объяснить нам, полудиким папуасам, элементарные для них вещи. Но потом все равно срываются в научные дебри, переходя на доступный одним лишь им язык.

Богословие? Хм… наверное, лучший вариант сейчас. Быть может, именно святые батюшки и найдут слова, которые попадут мне в самое сердце, да сумеют успокоить страх перед грядущим неизведанным? Вроде бы я этот этап в своей жизни считал уже пройденным, но вдруг?

На экране телефона возникло изображение священника в строгой черной рясе и скуфье. Он с ходу принялся в весьма скучной и заунывной манере рассуждать о неживой угрозе, ее библейской природе, о роли бога в происходящих событиях, о долге инквизиторов перед простыми людьми и прочей… ерунде.

А потому о своем намерении выбрать именно этот видеоряд я пожалел уже на второй минуте. Не зацепил меня богослов, ну вот совсем! Так тоже бывает. Вроде и умные вещи человек говорит, но ты печенкой чуешь — неискренне! Будто оклад отрабатывает, не от души у него слова идут. Вот этот оказался как раз из таких, но я все равно продолжал смотреть из природного упрямства и надежды, что это просто скованность перед камерой. Что вот сейчас батюшка освоится и явит чудеса своего ораторского мастерства. Но чудеса все не спешили случаться…

Внезапно боковым зрением я увидел, как ко мне тянется ладонь соседки и легонько трогает меня за рукав. Вежливо вытащив один наушник, я вопросительно посмотрел на нее.

— Извините, что отрываю, — робко потупила глазки Эвелина, — а вы верующий?

Сначала во мне взыграло ребяческое желание задрать рукав и продемонстрировать ей вместо ответа внутреннюю сторону моего запястья с вытатуированным распятием, которое я сделал еще в самом начале своего инквизиторского пути. Целую вечность назад, когда мне не приходилось ползать по подвалам, заваленными трупами, вышибать мозги двинутым на всю голову садистам-инфестатам. Когда не поджаривал поднятых чужой волей мертвых детей, не ломал кости восставшим покойникам, не видел запытанных до неузнаваемости людей…

В учебке нас неплохо так обработали, убеждая, что мы избранные воины христовы, чуть ли не паладины, призванные нести свет и избавление. И в те смутные дни, омраченные попытками принять свою новую природу, я уверовал. Мне в самом деле казалось, что я найду спасение в непреложных библейских истинах, записанных нашими предками тысячелетия назад. Но с каждым прожитым днем в шкуре инквизитора, этой наивной веры во мне оставалось все меньше и меньше.

Короче, к чему я клоню… Не стал я свою татуху ей показывать. Во-первых, слишком уж это для меня личное, эдакое напоминание о собственной доверчивости. Поэтому вполне естественно, что сообщать о нем первому встречному я не собирался. А во-вторых, как ни крути, но это особая примета, по которой меня вычислить можно на раз-два.

— В каком-то смысле, — изобразил я пожатие плеч.

— А в инквизиции прям обязательно быть христианином? — выпалила Эвелина новый вопрос.

— Кхм, нет в ГУБИ такого требования. У нас и атеисты, и мусульмане служат, — поведал я, невольно вспоминая своих напарников.

— А почему вы тогда говорите «в каком-то смысле?»

Господи, да что за вопросы у нее странные такие? Столь сильно хочет пообщаться, но не знает о чем?

— Потому что я не верю взглядам и суждениям церкви, — сдержанно пояснил я, — но все же пытаюсь отыскать в своей душе частичку бога. Так понятно, Эвелина?

Девушка явно уловила нажим в моем голосе, а потому отчетливо понурилась и, кажется, даже засмущалась. По крайней мере, что-то эдакое до моего дара вроде бы донеслось. И всю оставшуюся дорогу до аэропорта я стоически боролся с зевотой, слушая пространные размышления батюшки, но упрямо не выключал лекцию. А ведь мог бы вместо этого с симпатичной дамой побеседовать. Дурак? Да. Зато принципиальный. Не люблю я быть объектом вот такого интереса. Сразу себя ощущаю каким-то жучком, которого школьники поймали и со всех сторон рассматривают. Неуютно мне от этого…

К несчастью, выбранное мной видео оказалось настолько долгим, что не закончилось даже по прибытию к месту назначения. Ух, как же я обрадовался, увидев, что мы въезжаем на парковку, минуя автоматические шлагбаумы! Когда фургон остановился, я готов был приплясывать от предвкушения, мечтая выбраться на свежий воздух. Но внешне этого не выказывал, а просто терпеливо ждал, пока остальные члены комиссии выберутся из автомобиля. А то вдруг зашибу кого своей объемной поклажей?

Однако вот так с ходу попасть в аэропорт наша группа не сумела. Первая заминка случилась буквально сразу, и ее причиной стал, как ни удивительно, но персонально я. Когда Калистратов повел нашу процессию не к главному входу а к какой-то неприметной дверце с другой стороны аэрокомплекса, тетенька из службы безопасности в категоричной форме отказалась меня пропускать. Мол, налегке она бы нас без проблем провела, но вот с такой габаритной сумкой, да еще и не одной, идите-ка вы, мои хорошие, через рамки и интроскопы.

Наш бравый майор долго бормотал ругательства, бросал в мою сторону косые взгляды, кому-то звонил и что-то шипел в трубку. Но в итоге все равно оказался вынужден вести всех служащих обратно, как заботливая мама-утка. Разделять группу он не захотел, будто у него в подчинении были не взрослые и самостоятельные люди, а неразумные дети способные заблудиться в трех соснах. Хотя я не могу его осуждать за подобную осторожность, ведь в бытность командиром взвода в нашей доблестной армии и сам немало настрадался от своих подчиненных, тоже с виду взрослых и самостоятельных…

— Сумки на ленту, все металлическое из карманов выкладывайте на стойку! — строго распорядилась дежурящая у входа высоченная мадам на пятнадцатисантиметровых каблуках. И как она в них вообще передвигается и до конца смены доживает? Поистине стальная женщина…

— Кхе-кхе, девушка, понимаете, мы из ФСБН, и у нас с собой…

Как оказалось, Калистратов мог разговаривать и нормально. Но, видимо, только с теми, кто не подчинен ему напрямую.

— Я говорю, сумки на ленту, все железное на стойку! — с недовольным лицом перебила майора работница аэропорта.

— Да чтоб вас всех… — пробурчал Калистратов, и первым бросил на медленно ползущую резиновую дорожку интроскопа свою небольшую сумку.

Его примеру последовали и остальные служащие, в том числе и я. Пристроившись в хвост очереди, я скинул свой баул последним, а за ним аккуратно положил и кофр с «Косой». Естественно, я совсем не удивился, когда девушка, сидящая за мониторами, заволновалась и остановила аппарат.

— Л… Лена, м-можно тебя? — робко пискнула она, подзывая коллегу на каблуках.

— Ну, чего там еще?!

— С-смотри… это что вообще такое?

— Та-а-ак! — командирским тоном рявкнула дамочка. — Открываем сумку!

— Девушка, вы послушайте, — тут же подскочил к ней Калистратов, — мы служащие ФСБН! У нас выезд! В сумке просто оборудование. Несколько специфическое! Мы летим не гражданским бортом, так что давайте…

— Давайте без давайте! — опять невежливо перебила его работница аэропорта. — Я сказала, открывайте сумку, или я вызываю полицию!

Глядя на то, как красные пятна медленно проявляются на лице майора, я широко улыбался под маской, любуясь происходящим. А когда тот повернулся ко мне и распорядился: «Быстро поясни им про свой багаж!», то просто беспомощно развел руки в стороны. Типа, не знаю, что сказать, и вообще у меня лапки. Ты начальник — ты и суетись. И, надо признать, такой мой маленький демарш не прибавил фээсбээнщику хорошего настроения.