Белый, белый день... - Александр Мишарин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она подпрыгнула, чтобы поцеловать Луку Ильича.
– А это наша бабушка Калерия Викторовна. Теперь она с нами живет.
Бабушка – строгая, прямая женщина с папиросой в руке – подала Луке Ильичу руку для поцелуя. Лицо у нее было напряженное и пунцовое.
– Очень приятно, – проговорила она прокуренным голосом. – Давно мы вас ждали…
– Мама! Что ты такое говоришь! – вспыхнула Галя. – Ну проходи, проходи, Лученька!
И она подтолкнула Мордасова в большую комнату, во всю длину которой был накрыт стол.
Мордасов оглянулся и увидел пристальные глаза Стаса.
– А с тобой-то мы не успели поздороваться!
Он протянул свою большую руку молодому человеку. Тот как-то полувоенно шаркнул ногой и коротко кивнул, пожимая руку гостя.
Их взгляды встретились, и Мордасов увидел, как напряжены его синие – в мать – чуть встревоженные глаза.
– Садись! Садись вот сюда. На главное место, – суетилась Галя. – У нас все по-простому. По-русски! И селедочка под шубой. И огурчики солененькие… И квашеная капустка. Все со своего участка. Помнишь наши шесть соток знаменитые? Мы втроем там все лето вкалываем! Вот только бабушке нельзя наклоняться…
– Галина! Гостю это совершенно неинтересно! – пробасила Калерия Викторовна.
– А я болтаю невесть что… От волнения! – рассмеялась Галочка. – Ты же понимаешь меня, Лученька?
– Понимаю! Все понимаю… – улыбнулся Лука Ильич.
Все расселись. Стол действительно ломился от разных салатов, овощей, каких-то домашних заготовок, соленых помидоров, тертых сыров с зеленью, аппетитных маленьких огурчиков, домашних баклажанов, мяса, заливных из рыбы и курицы и прочая, и прочая… Стояли графины разных калибров с водкой, настойками, винами и бутылка дорогого коньяка.
– И твое… И твое поставим сюда же…
Галя с трудом находила место для принесенных Мордасовым бутылок виски, джина, тоника и шампанского.
Стас вошел в комнату с огромным букетом в старинной хрустальной вазе и не знал, куда его поставить.
– А ты на буфет поставь! – крикнула ему Галочка и потянулась, чтобы помочь сыну.
– Мама, я сам… – покраснел Стас и водрузил это пиршество цветов над сидящими. От обилия роз, лилий, зелени в комнате стало так нарядно, празднично, что все, невольно переглянувшись, заулыбались.
– Ой, а картошечка! – всплеснула руками хозяйка. – Она же выкипит!
– Я сам, мама! – остановил ее сын и поспешил на кухню…
– Смотри! – заглянув в глаза Мордасову, почти выкрикнула Галя. – Помощник! Золото парень! А красавец какой, а?
– Глаза-то твои… – полуобнял ее Мордасов и поцеловал в щеку.
– Да у меня уже не глаза, а гляделки! – смеясь, махнула рукой Галочка.
– Мужчине всегда виднее, – заключила Калерия Викторовна и поднесла огонек к папиросе.
– Ой, мама! Ну что ж ты куришь-то! За столом!
– Я за своим столом курю! – парировала бабушка. И хотела еще что-то добавить, но в этот момент вошел Стас с большой супницей, в которой дымился отварной аппетитный картофель, посыпанный зеленью.
– Вот, молодец, что укропчик и петрушку не забыл, – улыбнулась сыну Комолова.
– Я еще и кинзу бросил, – пробасил сын, устанавливая картошку в середине стола.
– Ну, разливаем! Кто что хочет? Ты что будешь, а, Лученька?
– Я – водочки, однако… – почему-то засмущался Мордасов, и сам потянулся к старинному, тяжелому хрустальному графину.
– Я – тоже!.. – выкрикнула Галя. – А-а, была не была…
Мордасов огляделся – все налили себе водки. Полные рюмки…
Он вдруг почувствовал себя так легко, словно прорвалась в душе какая-то плотина, отпустила судорога, щемившая все последние дни его сердце.
– За вас… – поднял он свою рюмку. – За всех вас… Дорогие мои. Мордасов почувствовал, что у него невольно навернулись на глаза слезы.
Он опустил их вниз, и в комнате воцарилась тишина.
– Хорошо, – тихо произнесла Галя. Голос ее дрогнул. – Давайте за нас… всех… – Она коротко всхлипнула, смахнула невольную слезу и с трудом выговорила: – Мы так… все… давно тебя ждали… – И после короткой паузы добавила: – Думали, что уже не дождемся!
– За вас, Лука Ильич, – дрогнувшим голосом проговорила бабушка. – Спасибо, что пришли. Не погнушались…
– Да что ты такое говоришь?! Бабушка! – вдруг вскочил Стасик. Его прекрасные глаза сверкнули гневом.
– Сядь, Стас… – тихо сказала его мать. – Лука Ильич ведь здесь… с нами! Он за нас хочет выпить.
Она положила руку на плечо Мордасову.
– За нас… – Она заглянула ему в глаза. – За нас? «Дорогих»? Ты так сказал?
– Да… – не поднимая глаз, кивнул Лука Ильич. – За вас… дорогих!
И стремительно повернувшись, обнял Галю Комолову, потом сгреб в охапку и расцеловал Стаса… И потянулся через весь стол с рюмкой к бабушке…
– Ну уж со мной можно обойтись и без поцелуев, – поджав губы, чокнулась с ним Калерия Викторовна.
– Вечно вы, мама! – всплеснула руками Галя. Все выпили.
– Ты бери, бери картошечки! Вот икорки тоже… Она протянула Мордасову маленькую розетку с красной икрой.
– Что это я! Тебя такими деликатесами не удивишь. Галя даже покраснела.
– Давай, давай. Я все… все попробую! – пришел ей на помощь Лука Ильич.
– А баклажаны вы любите? – осторожно посмотрев на него, спросил Стасик.
– И баклажаны тоже… – Тарелка Мордасова была ужа полна до краев. – Спасибо…
– Это вам спасибо, – замявшись, ответил сын Гали.
– Ну, рассказывай, как ты живешь? – заглядывая ему в глаза, спросила Галя-хозяйка. – Интересно, наверно, живешь? Рассказывай, рассказывай…
Мордасов пожал плечами, не зная, что ответить.
– Ну живу… Гастроли! Из города в город. Через пять дней должен быть в Осаке. В Японии.
– А потом? – с искренним интересом спросил Стас.
– Потом Австралия. Мельбурн, Сидней…
Галя, вдруг пригорюнившись, посочувствовала ему:
– В общем, все время в дороге! Устаешь, наверно. Мордасов на мгновение задумался, не зная, что сказать.
– Старому человеку… И такие гонки! – вступила в разговор Калерия Викторовна. Она явно не одобряла образ жизни гостя.
– Какой же он старый? – искренно возмутилась Галочка. – Смотри, какой еще молодец! Тебе сколько сейчас, Лученька?
Он вздохнул и только махнул рукой.
– Ну шестьдесят-то есть? – настаивала Галя.
– Что ты, Галя, гостя нашего, как собачку называешь? – вспыхнула неудовольствием бабушка. – Лученька да Лученька. У него имя-отчество есть. Лука Ильич.
– Да я по старой памяти и зову! – зарделась Галя. – Ведь ты не в обиде?
– Старая память – она давно состарилась, – продолжала Калерия Викторовна. – И ты не девочка, и он не мальчик!
Мордасов отодвинулся от стола и ответил неожиданно резко:
– Когда мы с Галей встретились, я тоже был уже не мальчик. Тридцать восемь лет мне было… – И продолжил, отведя глаза: – А сейчас мне уже шестьдесят четыре. Шестьдесят пять через месяц будет!
Бабушка, резко чиркнув спичкой, закурила папиросу и с вызовом бросила:
– Все правильно! Стасику в этом году уже двадцать семь будет!
Лука Ильич увидел, как зарделся молодой человек.
– При чем тут это… – буркнул себе под нос Стас. – Было… Будет!
– А Лука Ильич прекрасно понимает – «при чем»! – парировала Калерия Викторовна. Она покрылась красными пятнами и смотрела в глаза Мордасову.
Тот, не выдержав ее взгляда, повернулся к хозяйке.
– А ты-то, Галочка, ведь совсем еще молодая. Ты же на восемь лет меня моложе…
Он коснулся рукой ее мягкого плеча, и она щекой уткнулась в его ладонь.
– Какая уж молодая! Пенсионерка… Ведь мы, травести, вообще в сорок на пенсию выходим. – И вдруг, расцветши, выпрямившись, обратилась ко всем: – Давайте выпьем… – Она кинула взгляд на Луку Ильича. – За да-авнюю любовь! За тебя, Лука! И я хочу, чтобы все за этим столом тебя любили, как я тебя люблю. И всегда-всегда любила! И ты, Стасик, должен любить Луку Ильича… Будешь его любить, сыночек… А ну, ответь.
– Буду, – тихо, преодолевая себя, ответил сын.
– И ты, мама. Тоже должна любить Луку Ильича!
– Уж я-то тут совсем ни при чем! – спрятавшись в облако папиросного дыма, пробасила бабушка.
– Нет, при чем! Потому что… – Галочка не могла найти слов. – Потому что он единственный, кто вспомнил о нас! Кто приехал к нам! Кто любит нас!
Лука Ильич увидел ее расширенные, залитые слезами глаза рядом со своим лицом, всю ее рвущуюся к нему… И не мог не ответить:
– Люблю… Действительно, люблю… Галчонок! «Что это со мной? – пронеслось у него в голове. – Я же не пьяный! Чего это я так расчувствовался?»
Но другой голос из самой глубины его души подсказывал ему: «Все правильно! Ты давно ждал этой минуты!
Этого дома! Этих людей! Ты действительно любишь их! И жалеешь, ты правильно расчувствовался… Этого тебе и не хватало так много лет!»
Не отпуская из объятий Галочку Комолову, Мордасов вдруг почувствовал, что кто-то обнимает его сзади, чье-то лицо заглядывает и тянется к нему сбоку.
