Билли Батгейт - Эдгар Доктороу

Так продолжалось с час или чуть больше, и вдруг — должно быть, около одиннадцати — я услышал настоящий пистолетный выстрел; когда на самом деле стреляют, сомнений не возникает, такой выстрел бьет прямо в барабанные перепонки, и, как только его эхо замерло, воцарилось молчание — кого-то вычли из жизни; страшная реальность случившегося парализовала меня, я сидел на постели не в силах встать и запереть дверь. Я сидел, сжимая в руке заряженный пистолет, который держал на коленях, прикрыв его сверху подушкой.

Зачем я езжу с этими людьми по провинциальным отелям, где они творят свои зверские дела? Неужели чтобы понять, только понять? Еще несколько месяцев назад я ничего не знал о них. Я старался убедить себя, что они делали бы то же самое и без меня. Но это уже не помогало, до чего же они странные, очень странные. Похоже, они все руководствовались одной и той же идеей, хорошо понимали друг друга и действовали слаженно, но идея эта все время ускользала от меня, мне еще предстояло ее усвоить.

Не знаю точно, сколько минут прошло. Дверь распахнулась, в проеме стоял Лулу и манил меня пальцем. Я отложил пистолет и поспешил за Лулу в номер мистера Шульца. Мебель была сдвинута, стулья перевернуты, этот Джули Мартин лежал на животе поперек кофейного столика в гостиной; он еще был жив, судорожно хватал воздух ртом; голова его смотрела вбок, под щекой было подоткнуто полотенце, еще одно полотенце аккуратно свернули за головой, оба, впитывая кровь, быстро краснели, а он все судорожно хватал воздух разинутым ртом, и кровь все текла тонкой струйкой изо рта и носа; руки его свисали со стола и искали, за что бы ухватиться; а колени лежали на полу, и он отталкивался ими и ступнями, одна из которых была в ботинке, а другая без, он словно бы старался встать, наверное, считал, что еще может уйти, уплыть, движения были похожи на медленный брасс, а на самом деле он лишь приподнимал свой толстый зад, который потом снова плюхался вниз под собственной тяжестью; а Ирвинг приносил все новые полотенца из ванной и складывал их у кофейного столика, куда на пол капала кровь; мистер Шульц стоял и глядел на это громадное черепахообразное тело с машущими руками и остекленевшими слепыми рыбьими глазами; заметив меня, он тихо и спокойно сказал:

— Малыш, у тебя острые глаза, мы гильзу найти не можем, будь добр, поищи.

Я поползал по полу и нашел под кушеткой еще теплую бронзовую гильзу тридцать восьмого калибра, которая только что вылетела из его пистолета, заткнутого теперь за пояс; пиджак его был расстегнут, галстук ослаблен, но сам он в этой мешанине крови и незавершенной смерти проявлял спокойную деловитость; вежливо поблагодарив меня за гильзу, он опустил ее в карман брюк.

Дикси Дейвис сидел в углу, обхватив себя руками, и стонал так, будто стреляли не в Джули Мартина, а в него самого. Раздался тихий стук в дверь, Лулу открыл ее и впустил мистера Бермана. Вскочив на ноги, Дикси Дейвис запричитал:

— Отто! Посмотри, что он сделал, посмотри, что он сделал со мной!

Мистер Шульц обменялся взглядами с мистером Берманом.

— Дик, — сказал мистер Шульц своему адвокату, — прошу прощения.

— Теперь еще и это! — стонал Дикси Дейвис, заламывая руки. Он побледнел и дрожал.

— Прошу прощения, — сказал мистер Шульц. — Эта сука украла у меня пятьдесят тысяч долларов.

— Я член коллегии адвокатов! — говорил Дикси Дейвис мистеру Берману, который смотрел теперь на агонию бессмысленных движений распростертого тела. — И он делает это в моем присутствии! Вынимает пистолет и, не дожидаясь конца фразы, стреляет ему прямо в рот!

— Успокойтесь, — сказал мистер Берман. — Прошу вас, успокойтесь. Никто ничего не слышал. Все спят. В Онондаге рано ложатся спать. Мы обо всем позаботимся. А вам надо пойти к себе, закрыть дверь и забыть об этом.

— Меня видели вместе с ним за ужином!

— Он уехал сразу после ужина, — сказал мистер Берман, глядя на умирающего человека. — Он уехал. Его повез Микки. Микки возвратится только завтра утром. У нас есть свидетели.

Мистер Берман подошел к окну, выглянул из-за занавесей и закрыл жалюзи. Потом перешел к другому окну и сделал то же самое.

— Артур, — сказал Дикси Дейвис, — ты хотя бы понимаешь, что через несколько часов сюда из Нью-Йорка должны приехать федеральные юристы? Ты понимаешь, что через два дня начинается суд? Через два дня?

Мистер Шульц налил себе воды из графина, стоящего на серванте.

— Малыш, проводи мистера Дейвиса в его комнату. Уложи его спать. Дай ему стакан молока или чего-нибудь еще.

Комната Дикси Дейвиса была в дальнем конце коридора, около окна. Мне пришлось буквально тащить его, он не мог унять дрожь, я поддерживал его за руку, как немощного старика, который не в состоянии ходить без посторонней помощи. Он посерел от страха. «Боже мой, Боже мой», — бормотал он безостановочно. Его шикарная прическа растрепалась, и волосы налипли на лоб. Он обливался потом, от него разило луком. Я усадил его в кресло у кровати. Стол был завален папками с юридическими документами. Бросив на них взгляд, он принялся кусать ногти.

— Член Нью-Йоркской коллегии адвокатов, участник судебного заседания, — бормотал он. — У меня на глазах. У меня на глазах.

Я подумал, что мистер Берман, видимо, прав, в отеле стояла тишина, а если бы кто-нибудь услышал выстрел на других этажах, то шум бы наверняка поднялся. Я посмотрел на улицу из коридорного окна — ни души, уличные фонари освещали полнейший покой. Обернувшись на звук открываемой двери, я увидел, что в дальнем конце коридора в снопе света стоит босоногая Дрю Престон в шелковой белой ночной сорочке, с полусонной улыбкой на губах она чесала голову; я не буду здесь распространяться о расстройстве своих чувств; я затолкал ее в комнату, закрыл дверь за нами, торопливым шепотом попросил ее не шуметь, идти спать и отвел в спальню. Без обуви она была примерно моего роста. «Что случилось, случилось что-нибудь?» — спросила она своим сонным хрипловатым голосом. Я ответил, что ничего, сказал, чтобы утром она не задавала вопросов ни мистеру Шульцу, ни кому-либо еще, а просто забыла обо всем, скрепил свои слова поцелуем в ее пухлые ото сна губы, уложил ее в постель, вдыхая чудесный дух ее естества, разлитый на простынях и подушке, как на лужайках, по которым мы гуляли; потом, пока она потягивалась и улыбалась своей, такой своей, улыбкой, я сжал ее маленькие упругие груди и тут же вышел из номера; когда на другом конце коридора открылась дверь лифта, я тихо закрывал ее дверь.

Микки, стараясь не шуметь, вышел, пятясь, из лифта, за собой он тащил тяжелую тележку, сделанную из металлических труб и досок; я решил, что сейчас появится лифтер, и спрятался за оконную портьеру; но Микки был один; вытащив тележку в коридор, он погасил свет в лифте и не до конца прикрыл бронзовую дверцу.

Банда была в своей стихии, если ты гангстер, то чужая насильственная смерть заставляет тебя действовать быстро и эффективно, как обычный человек не смог бы никогда; даже я, ученик, еле живой от страха и перевозбуждения, выполнял поручения, думал и двигался так, как того требовали чрезвычайные обстоятельства. Я не знаю, что они сотворили с телом, но теперь оно лежало совершенно мертвым и недвижным на кофейном столике; Ирвинг расстилал нью-йоркские газеты и номера «Онондага сигнэл» на тележке; кто-то скомандовал «раз, два, три», и мужчины стащили гигантский труп Джули Мартина с кофейного столика на газеты; смерть — это грязь; смерть — это отбросы; и именно так они с трупом и обращались; Лулу сморщил нос, а Микки даже отвернул голову, когда они возились с этим мешком человеческой падали. Мистер Шульц сидел в кресле, как Наполеон, опустив руки на подлокотники, он даже не удосужился бросить взгляд в ту сторону; он думал о будущем — что, интересно, он замышлял? Гениальный инстинкт подсказывал ему, что, каким бы резким и неожиданным ни был смертельный удар, он нанесен вовремя; вот почему великих гангстеров если и ловят, то только на расчетах, копиях финансовых документов, нарушениях налоговых законов, чековых книжках и других подобных абстракциях, а вот убийства к ним почти не пристают. Заметанием следов руководил Аббадабба Берман; он ходил взад-вперед своей переваливающейся походкой, шляпа заломлена на затылок, сигарета торчит во рту; именно мистер Берман догадался взять трость убитого и положить рядом с телом. Он сказал мне:

— Спустись вниз, малыш, и прикрой перевозку на лифте.

Я бежал вниз, перепрыгивая через три ступеньки, кружась вокруг стояков на лестничных площадках, и стрелой домчался до холла, где на стуле у лифта, под ветками большого змеиного дерева дремал, уронив голову на грудь, лифтер. Дежурный был чем-то занят у своего стола рядом с почтовыми ящиками. Холл был пуст, улица тоже. Я следил за указателем этажей, стрелка дрогнула, поползла вниз, дошла до первого этажа и нырнула еще ниже, на цокольный этаж.