Удушающая сладость, заиндевелый пепел. Книга 2 - Дянь Сянь

тебя, ведь ты лгала мне и убила меня… Каждый день я внушал себе, что ненавижу тебя и убью собственными руками. Но сколько ни спи на хворосте, ни вкушай желчь[117], стоило мне увидеть твое лицо, как моя защита рушилась, планы отмщения терпели крах и я начисто забывал о них. Я втайне мечтал увидеть тебя снова… Меня будто разъедал яд. Я сам себя презирал… Той ночью… я не был пьян. Лишь притворился. И только тогда смог наконец обнять тебя, сжать в объятиях… Обладание тобой пьянит сильнее вина. В глубине души я был счастлив. Хотелось одного: чтобы это счастье длилось вечно. Словно вражда между нами была мимолетным облаком, которое развеялось, как дым. Я испугался собственных мыслей… Возненавидел себя. Но из-за тебя мое сердце смягчилось. Ради тебя я был готов позабыть о гордости и рискнуть жизнью… Я нарочно произнес имя Суй Хэ… Хотел напомнить себе, что нельзя снова угодить в твои сети. Когда же я услышал, как сбилось твое дыхание, увидел, как ты уходила нетвердой поступью, мое сердце сжалось от боли. Мне стало больно дышать. Я чуть было не бросился следом, чтобы сказать тебе правду… А потом ты пришла в Демоническое царство совершенно одна и сказала, что любишь меня… В тот миг мое сердце остановилось. Каждый волос на моей голове знал, что это неправда, но я поверил тебе. Утратил контроль над собой, предпочтя утолить жажду отравленным вином. Я для вида насмехался над тобой, хотя на самом деле твои слова согревали мне душу. Всеми силами заставлял себя проявить жестокость хотя бы на словах. Даже заявил, что убью тебя, если ты еще хоть раз признаешься мне в любви… «Одно только слово – разорву на части!» – пообещал я. В тот миг я знал, что если ты повторишь свое признание, то брошу все, обо всем забуду, любыми средствами удержу тебя рядом, оставлю ненависть позади… А теперь тебя нет… Как ты могла уйти? На моих глазах ты превратилась в инеевый цветок и ветер унес тебя в далекую высь… Я думал, что умру. Даже когда ты пронзила мою грудь кинжалом, мне не было так больно… Но эта боль не убила меня… Почему ты всегда так жестока со мной?

Слушая, как хозяин разговаривает сам с собой, я не знала, как к этому относиться. Мне только очень захотелось превратиться в виноградинку, чтобы утешить его. Что же надо сделать, чтобы принять новую форму?.. Пока я мучительно размышляла над этим, вокруг меня произошли перемены. Мельчайшие частицы влаги сжали меня в кольцо и облепили мое тело, так что я затвердела и не могла пошевелиться.

«Плохо дело», – подумалось мне. Однако было слишком поздно. Заключенная в частицу влаги, как мотылек, увязший в древесной смоле, я выскользнула наружу. Оказывается, все это время я была слезой, притаившейся на дне его глаза. С самого начала нам с хозяином было суждено расстаться…

Мне вдруг расхотелось его покидать. Падая, я обернулась, но увидела вовсе не уродливого демона, а на редкость красивого и элегантного господина.

Это было неожиданно, хотя я как будто не удивилась. Что ж, раз так распорядилась судьба… Я вздохнула и полетела вниз.

У Юева [118] храма напротив запруды

                 лодка плыла в лучах алых заката.

С шумом вода налетала на скалы,

                       пенясь бурливо на перекатах.

Угольных крыш вереницы сплошные

                           в горы зеленые упирались,

Стройных деревьев парчовые кроны

                 вокруг деревни тесно смыкались… [119]

К югу от города Хуэйчжоу, в поселке Шэсянь, была лавка письменных принадлежностей «Дом под грушевой сенью». Это было вполне естественно: в окрестностях добывали камень с редкими свойствами и в изобилии росла древняя сосна. Прочный камень хорошо поддавался обработке, блестел и не содержал вкраплений. По нему легко скользила кисть, он прекрасно подходил для растирания туши, поэтому из него делали лучшие в мире тушечницы, которые так и назывались – «шэсяньские тушечни-цы». А тушь из древней сосны ложилась на бумагу, как лак, держалась веками и прославилась на весь мир как хуэйчжоуская тушь. Местные жители привыкли извлекать пользу из природных богатств, поэтому в Шэсяне на каждом шагу встречались мастерские, изготовлявшие письменные принадлежности, и лавки, продающие четыре драгоценности рабочего кабинета. «Дом под грушевой сенью» ничем не выделялся среди множества других магазинчиков, и в него редко заглядывали покупатели. Однако название лавки было у всех на слуху. Слава о «Доме под грушевой сенью» разлетелась по всему поселку, достигла Хуэйчжоу и даже добралась до столицы, расположенной за тысячу ли. Разумеется, на то были причины.

Шестнадцать лет тому назад жене владельца «Дома под грушевой сенью» во сне привиделись строки:

В поисках роскоши,

            вечно в поисках роскоши…

Роскошные цветы узорчатой

                           парче подобны.

В поисках покоя, тишины…

О, как же быстротечна жизнь!

Подобно облаку ее уносит вмиг… [120]

На другой день перед рассветом выпал иней, женщина проснулась в ознобе и подумала, что простудилась. Хозяин лавки, господин Цзинь, послал за лекарем, чтобы проверить у жены пульс. Лекарь, к удивлению супругов, поздравил хозяина и сообщил, что его жена ожидает ребенка. Хотя супруги сыграли свадьбу шесть лет назад, детей у них до сих пор не появилось. Женщина никак не думала, что с первым инеем получит столь радостное известие, а господин Цзинь и вовсе был вне себя от счастья.

Вскоре у четы Цзинь родилась прехорошенькая девочка с белым, словно иней, личиком. Женщина, вспомнив свой сон и стих, навсегда врезавшийся в память, назвала дочку Цзинь Ми.

Родители девочки обладали весьма заурядной внешностью. Соседи вслух восхищались прелестной малышкой, но украдкой шептались, что дочь похожа на отца и вряд ли вырастет красоткой. Кто бы мог подумать, что малышка с возрастом не подурнеет, а, наоборот, будет становиться все краше! Ее красота превосходила все мыслимые пределы. Достигнув брачного возраста, девушка напоминала фею, сошедшую с Девятых Небес, хотя вряд ли на Девятых Небесах обитали столь дивные феи. Молва, как известно, не сидит на месте: один шепнет десятку, десяток перескажет сотне, а сотня растрезвонит тысяче. Юноши города Хуэйчжоу почитали за честь повстречать красавицу, но никто не смел посвататься к ней, опасаясь, что такая красивая жена накличет беду.

Судьба дочери безмерно тревожила родителей. Господин Цзинь был знаком с учением о «губительной воде», холодной