Финт покойной тети - Юлия Павлова

Лицо у Татьяны Степановны, когда она открыла дверь, вытянулось сначала вниз, а потом вширь — это она так улыбалась.

— Заходи.

Квартирка обставлена была явно не на пенсионные деньги. Начиная с плинтусов коридора и заканчивая антикварной мебелью, все говорило о стабильном достатке. Сама хозяйка смотрелась сегодня стройнее и интеллигентнее. На кой ляд, спрашивается, ей нужна была работа у меня? Каким пунктом она значилась в чьем-то сложном плане?

Татьяна Степановна одной рукой быстро взяла мое пальто, повесила в шкаф и одновременно, продолжая плавное движение, нагнулась, достала из самого нижнего ящика прихожей тапочки, шлепнула их передо мной. Лихо у нее это получилось, мама моя от подобных упражнений кряхтит. Тут же вспомнилась звериная грация Алексея. Татьяна Степановна оглянулась на меня в дверях комнаты, усмехнулась и сделала приглашающий жест. Очень похожий на его…

За столом в гостиной сидел длинноволосый Аркадий, тот самый, что был в момент смерти с Катей и помогал папе с похоронами. Аркадий выглядел печальным, я впервые заметила, что его длинные волосы не просто светлые, а наполовину седые. Блин, всегда забываю, что Аркадий и Катя одногодки. Сорокалетний мальчик пил кофе.

— С ума сойти. Я впервые за этот месяц не вижу на столе бутылки со спиртным. Здравствуйте, Аркадий.

Аркадий кисло посмотрел в свою чашку и настороженно на Татьяну Степановну. Та села на широкий стул и придвинула к себе пол-литровую кружку. Аркадий налил в кружку кофе из цветастого чайника литра на три, вздохнул. Меня, прежде чем узнать, он рассматривал не меньше полминуты.

— Привет, Настя. Уже ходишь?

Я села за стол и оказалась напротив «сладкой парочки».

— Стараюсь. А вы какими судьбами здесь? Давно знакомы?

Татьяна Степановна, одетая в домашнее трикотажное платье, с прической и ухоженными руками смотрелась вдовствующей императрицей и никак не домработницей. Взгляд пожилой женщины скакал с бокала кофе на Аркадия, на меня, на стены комнаты. Тревожный, ничего не видящий от отчаяния взгляд. В глазах заблестели слезы.

В комнату влетела Стерва, собралась запрыгнуть на меня от радости, но короткие лапки не давали возможности даже разбежаться. Ветеран пудель ни на мое, ни на Стервино появление не отреагировал, спал у дивана и изредка приоткрывал глаз с бельмом.

Аркадий поднялся, достал из буфета кофейную чашку и поставил передо мной. Это передвижение и радостное тявканье Стервы вернули Татьяну Степановну из ее отрывочных видений.

— Ты рисовать умеешь?

— Нет.

— Жаль, нам нужен человек в цех художественных промыслов.

— Зачем?

Татьяна Степановна смотрела на меня, но мимо, рассматривая не то картину на стене за моей спиной, не то прожитую жизнь.

— Ты будешь теперь Катей. Катерина организовала хорошее предприятие, денежное. Конечно, без меня они все остались бы нищие и бедные… Правда, Аркаша?

Аркадий привстал, налил мне кофе. Не меняя выражения лица, без знаков препинания в голосе произнес:

— Правда Татьяна Степановна Настя я не знаю что делать у нее крыша едет.

Взгляд пожилой женщины тормознул на Стерве, аккуратно стягивающей с моей тарелки сыр. Собака слизывала его длинным языком и громко чавкала.

— Смотри, она чавкает как ребенок. У взрослых это получается гораздо противнее. У нас директор в магазине был, он отвратительно чавкал. Посадили его в шестьдесят третьем, через год после того, как он упек в тюрьму меня.

Чашка в моей руке дрогнула, на пластиковой скатерти коричневой лужицей замер кофе. Аркадий перекинул мне через стол кухонное полотенце.

— Она правду говорит, привыкай.

Татьяна Степановна, не замечая нас, всматривалась в зеркало буфета, стараясь найти свое отражение среди хрусталя фужеров и фарфора сервизов.

— Я плохо выгляжу. Пять лет работы коту под хвост. Катька, курва, такой финт выкинула.

Стерва, не найдя очередного куска сыра на опустевшей тарелке, громко гавкнула, Татьяна Степановна вздрогнула.

— Настенька. — Женщина поправила высокую прическу. — У нас неприятности. Алексея обложили со всех сторон. Его могут убить. Я отдала последние деньги. — Она оглядела комнату осмысленным взглядом. — Господи, прости меня, грешную! Что же я наделала! Аркаша, Настя, если с Алексеем что-нибудь случится, я наложу на себя руки, я сойду с ума.

— Может быть, вам выпить сто грамм водки и поспать?

Я говорила это, глядя в чашку. Не нравилось мне тут.

— Я не пью алкоголя. И заснуть не могу.

Татьяна Степановна взяла свою кружку, больше подходящую по размерам для пива, чем для кофе, но Аркадий расцепил пальцы старой женщины и кружку забрал.

— Действительно, Татьяна Степановна, хватит дурку гнать. Она же, Насть, вторые сутки ничего не ест, пьет кофе литрами. Вчера пришел Алексей, они разговаривали часа два на кухне, Леша после разговора повеселел, Татьяна Степановна помрачнела, а после его ухода, я так понимаю, он побежал за тебя, Насть, выкуп платить, она заварила себе ведро кофе и засела за этот стол. Второй день глушит свой термоядерный напиток, даже не разогревая.

— И ты здесь сидишь второй день? Добровольно?

Аркадий прищурился и хмыкнул.

— В другом ты мире живешь, детка. Татьяна Степановна — на-чаль-ство. Понимаешь? Мое, Лешкино, Катино, Гришки покойного. А домработницей к тебе она из куража устроилась. Над милицией посмеяться да любимого внука проконтролировать. Ты зачем сюда пришла? За Лехой?

— Нет, собаку забрать.

— Забирай и иди. Видишь, Татьяна сегодня не в себе? Иди, а то ей потом стыдно перед тобой будет.

— А перед тобой?

— Я привык. Катя покойная еще не такие фортеля выкидывала. Все, хватит, иди.

Мне показалось, что Аркадию не сорок, а все шестьдесят. И что этот старик с фигурой молодого мужчины принимает меня за марионетку.

— Аркадий, ты перестань так со мной разговаривать. Не я начинала всю эту игру…

Лицо Аркадия изменилось, стало страшным. Он вскочил, подбежал ближе и заорал, нависнув надо мной:

— Какую игру, дура? Пока Катька не умерла, все шло отлично. Ну ладно, переборщила она с дозой, жалко бабу, но все могло продолжаться и дальше. Деньги лились рекой. И тут выясняется, что все досталось тебе. Мастерская на даче, счета, трафареты… Почему тебе? Ну ладно, родственники, можно понять, но Катька, идиотка, куда-то записные книжки дела. Там адреса и телефоны поставщиков, оптовые покупатели. Теперь налаживать связи заново — это же года два работы.

— Аркадий, что ты на меня кричишь? Объяснить надо было по-нормальному. Отдам я вам часть денег. И трафареты ваши забирайте.

— Ты их что, нашла? — Лицо Аркадия продолжало меняться и становилось чудовищно алчной маской.

— Чего их искать? Все эти домики, кораблики, кошечки на трафаретах на даче, в подвале.

— Идиотка, о другом речь идет, о-дру-гом. Ты все равно не поймешь… да и не надо. Нет, ну, Катька, сволочь, кому все отдала? Кому?

Аркадий кричал свою речь мне в лицо, брызгал слюной, тряс головой, и мне захотелось разбить об его лоб что-нибудь стеклянное. Стерва, сидящая у меня на руках, тоже не выдержала, залаяла и даже попыталась укусить его за нос.

Неожиданно рядом с нами оказалась Татьяна Степановна. Она несильно шлепнула Аркадия по щеке, и тот осел на пол от подобного внимания начальницы. Татьяна Степановна начала медленно ходить по комнате, потирая виски. Аркадий остался сидеть на полу.

— Ты его не слушай, Настя. Все на самом деле совсем по-другому. Предприятие «Альтаир», художественные промыслы эти, нужно было для отмыва денег. Ты же знаешь, что дело в фальшивых долларах, я знаю, что Алексей тебя просветил… То есть каждые три дня Аркадий приезжал в офис, на Катину дачу, и сдавал деньги за проданный в художественных салонах и в Измайлове товар. Затем в одном из банков эти деньги как бы конвертировали и клали на счет. А на самом деле в банк сдавались фальшивые доллары и рубли, а через две недели деньги оттуда же получали. Но художественный цех работал, хотя производил картины и статуэтки в сто раз меньше, чем записано в отчетах. У каждого был свой фронт работ: Алексей отвечал за типографию, Аркаша — за реализацию картин и поделок…

Я смотрела на Татьяну Степановну, спокойно объясняющую схему криминального предприятия.

— А Григорий, интересно, чем у вас руководил?

— Занимался банками. Уговаривал их за определенную и очень не маленькую сумму закрыть глаза на широкий расцвет народных художественных промыслов. Мы всех собрались обмануть, а обманули себя. Настя, иди домой. Мне тяжело говорить.

— Может, вам денег оставить?

Татьяна Степановна резко обернулась ко мне.

— Денег? Мне? Ты действительно, Настя, дура. У меня денег столько, сколько до конца жизни уже не истратить. Всех купить могу. Лучше объясни, где мой внук? Он из-за тебя попал в это дерьмо. Вчера ушел, позвонил, что все нормально, и пропал. Ни ответа, ни привета. Вот ведь жили нормально, пока не связались с твоей семейкой. Катька — блядь с глазами нимфы, ты — наивная инвалидка. Лешенька, как мальчик порядочный, даже отказывался сначала от идеи знакомства с тобой…