Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - Сергей Брилёв

Ну а после ввода советских войск в Афганистан Уругвай и Аргентина уже не компенсацию просили, а просто-напросто выгребли квоту на продовольствие, которое до этого шло в СССР из США и Канады. По состоянию на 1981 год в СССР шли почти 42% всего аргентинского экспорта. А ещё более конкретно — 80,2% аргентинского экспорта зерновых (12 миллионов тонн) и каждая пятая экспортная тонна мяса. Это колоссальные объёмы для Аргентины. Значительны эти цифры и в масштабах СССР. Такие объёмы покрывали треть зернового дефицита великого, но голодного Советского Союза. Контракты на два миллиарда долларов в год! Аргентинскими и уругвайскими были и все те «вырезки», которые в московских кулинариях «выбрасывали» на прилавок (а чаще продавали по блату из-под прилавка) под коллективным, но манящим тогда названием «говядина импортная».

Можно ли сказать, что сбылась мечта Ионина о стратегическом альянсе России и Аргентины? Конечно, нет. То, что предлагал в своё время Ионин, было бы союзом сильных. Странный альянс-мутант, который сложился через сто лет, был каким-то нелепым союзом обессиленных. Обессиленными были оба «партнёра». Не только СССР, но и Аргентина.

Когда аргентинцы назначают тебе деловую встречу, то чаще всего зовут в район Реколета. Здесь видно, почему в начале прошлого века в Европе говорили «богат, как аргентинец». Именно здесь и был главный променад местных богачей. Остатки роскоши есть и сейчас. Шикарные машины, на которых по этим улочкам разъезжает «золотая молодёжь». Шикарные дамы, которые при первых холодах облачаются в шикарные шубы, естественно, из натурального меха. И плох тот аргентинский мужчина любого возраста, который не вступит в соревнование с соседом по кафе на предмет того, кто выразительнее на такую даму посмотрит и кто после этого первым не скажет: «Да, была у меня одна». Но, как и эти мужчины, вся Аргентина всё чаще стала пафосно говорить не о настоящем, а о прошлом. Горькими становились шутки, которые аргентинцы стали отпускать сами про себя, сидя в своих когда-то самых изысканных в мире, а теперь обшарпанных кафе и ресторанах. Типичный анекдот: «Копошатся две дворняжки на свалке на окраине Мадрида. И одна другой говорит: «Знаешь, когда я жила в Аргентине, я была доберманом».

Хиреть этот доберман начал давно. Ещё когда обрушились мировые цены на аргентинские «нефть и газ», то есть на мясо и шерсть, и Аргентина так и осталась в перманентном состоянии «почти великой державы». Но к началу восьмидесятых стало совсем грустно. Инфляция росла такими же темпами, какими сменяли друг друга военные правители. Генерала Виделу сменил «генерал-реалист» Виола, Виолу — будущий «герой» войны за Мальвины генерал-лейтенант Леопольдо Фортунато Галтьери. Но при всей своей нелюбви к Марксу и Ленину наступали аргентинские военные на те же грабли, что и кубинцы с венесуэльцами. В Аргентине военные патрули проверяли, чтобы в соседних лавках на одни и те же товары были одинаковые цены, щадящие для народа. Естественно, владельцы лавок стали убирать не ценники, а сами товары. Почти «либрета»! Не любит экономика административного нажима. Хотя, конечно, глядя на спекуляции в свободные времена, невольно и думаешь, что порядка не хватает. Такие чувства — универсальны. И не только в Аргентине, а во многих странах, прошедших через авторитарное правление.

— Знаешь, вслух про это говорить — портить себе репутацию и ловить косые взгляды. Но вообще-то иногда видишь очевидные безобразия и думаешь, что при военных такого бы не было, — поделился как-то со мной такими мыслями мой провожатый по бразильскому Сан-Паулу Родриго.

— Только цена такому порядку уж больно высокая, — продолжил я.

— Да, конечно, — ответил Родриго. И продолжил: — Видишь вот то дерево?

— Ну, дерево. Какое отношение имеет к нашему разговору?

— Знаменитое дерево.

— Чем?

— Вот под ним и пала наша бразильская диктатура.

— То есть как это?

— Под этим деревом скончался студент — участник антиправительственного митинга. И после этого дни военного режима были сочтены.

— Это из-за гибели одного студента?

— Но это же был невинный человек! Тогда вся Бразилия была возмущена[56].

В Южной Америке общество всегда было более чутким. А в Аргентине к началу 80-х военный режим уже давно растратил тот «кредит доверия», который был в начале. Позабылся уже и краткий миг счастья и всеобщего братания, связанный с победой сборной Аргентины у себя дома на чемпионате мира 1978 года. За компанию в лучах славы тогда купались и военные правители, которые принимали футболистов-победителей на правах «руководства республики». Возможно, воспоминания о том духе всеобщего братства после победы на чемпионате мира и подтолкнули хунту к схожей идее. Маленькая победоносная война за Мальвины. И вот уже глава хунты Галтьери идёт на балкон президентского дворца принимать овации, каких не было со времён победы на чемпионате мира по футболу. 2 апреля 1982 года он стоит и наслаждается овацией тех, кто ещё в марте его проклинал и выходил на демонстрации против хунты под лозунгами «Мира! Хлеба! Работы!». А теперь те же люди его славят. Он взирает с балкона «Каса Росада» на восторженную толпу, чувствует себя триумфатором и ещё не знает, что первые серьёзные контрудары судьбы ждут его даже не через годы, а через считаные часы. После чего война в Южной Атлантике перестанет казаться увеселительной прогулкой[57].

Но чем бы там ни объяснять аргентинское вторжение на Мальвины, важнее другое. В таких условиях Советский Союз не мог не поддержать «кормильца». Собственно, самые энергичные протесты советской дипломатии в адрес Британии по ходу войны 1982 года касались тех эпизодов, когда боевые действия нарушали судоходство и срывали план поставок аргентинской пшеницы.

Казалось бы, стоит ли после этого задаваться вопросом о готовности СССР к полномасштабной поддержке Аргентины? Вроде бы очевидно: поддержали «кормильца» как могли. Так оно бы и казалось, если бы не одно удивительное обстоятельство. Это обстоятельство — то, как был в те дни «настроен»... информационный поток в советской прессе.

При написании этой главы я попросил поделиться воспоминаниями журналистов-международников из числа тех, кто работал уже тогда. Самой бурной на слово «Фолкленды» была реакция Юрия Кобаладзе. Впрочем, для сотрудника ПГУ КГБ Кобаладзе пребывание в Лондоне на корпункте Гостелерадио СССР было лишь «крышей», и слово «Фолкленды» ассоциировалось у него не с журналистикой, а с основной деятельностью. По словам Кобаладзе, советская разведка пристально следила за тем, как в дни войны складывались отношения Британии и США.

А вот в случае с «чистыми» журналистами ситуация парадоксальная.

С одной стороны, по рассказам работавшей тогда в международном отделе «Комсомольской правды» Елены Калядиной, орган ЦК ВЛКСМ весной 1982 года получил «сверху» чёткую «вводную». При освещении конфликта Аргентины и Британии мы, советская печать, «агитатор, пропагандист и организатор», мы — на стороне Аргентины. Пригодились даже отчёты кавалера Александра Ионина. Побывав на островах, он отписал в Петербург, что исторически Мальвины — аргентинские, а британская аргументация про Фолкленды — «хила».

С другой стороны, когда я для полноты картины попросил поделиться воспоминаниями о тех днях тогдашнего заведующего корпунктом Центрального телевидения СССР в Лондоне Виталия Ильюшенко, он меня огорошил: «Знаешь, Серёжа, а никаких вводных-то и не было. Вот, например, когда шахтёры бастовали против Тэтчер, Москва всё только требовала сюжеты. Даже фильм сняли «Британия: страна двух наций». Или когда жен- шины приковывали себя к ограждению американских баз — отбою от Москвы не было. А когда случились Фолкленды, я даже звонил в редакцию, спрашивал, не нужно ли чего. Мне говорили, что нет, не нужно. И когда Тэтчер собрала пресс-конференцию, то никаких поручений задать ей вопрос у меня не было».

На самом деле ничего удивительного в этом нет. Накануне войны между СССР и Аргентиной «пробежала кошка». Сменивший во главе хунты «реалистов» генерал Галтьери занимал крайне правые позиции. Неприкасаемые доселе аргентинские коммунисты оказались под ударом. Чего стоит и заявление Галтьери о готовности отправить аргентинских военных воевать с левыми повстанцами в Центральной Америке, где СССР только «завязался» с революционной Никарагуа! А ещё аргентинская хунта предлагала американцам создать такой же, как НАТО, военно- политический договор и для Южной Атлантики, куда бы вошли не только военные диктатуры Южной Америки, но и расистская ЮАР. А это ставило под удар интересы Москвы и в Южной Африке: в той же Анголе, где базировались советские Ту-95РЦ.

В этой связи особо обращает на себя внимание одно из последних предвоенных заявлений ТАСС: если Галтьери ещё и «разорвёт экономические отношения с СССР, он не сможет продержаться и полмесяца, учитывая тяжёлые последствия для экономики». ТАСС, что называется, был уполномочен заявить...