Сестра милосердия - Мария Воронова

Катерина невесело засмеялась, а Элеонора только погладила ее по руке. Сердце ее разрывалось, но она не находила способа передать свое сочувствие.

— Помню, я тогда первый раз задумалась о рабском положении женщины. Не о физическом угнетении, а о ее рабской душевной зависимости от мужчины. И я инстинктивно поняла, что если хочу сохранить себя после того, что случилось, я должна бороться, стать не просто обесчещенной девушкой, а свободной личностью. Моя спасительница оказалась большевичкой и горячо поддержала это стремление. Я стала жить у нее и сразу включилась в партийную работу. Сначала мне давали мелкие поручения, потом, года через два, я стала уже выступать, женский вопрос был для меня всегда приоритетным. К сожалению, женское сознание за много веков добровольного рабства настолько извратилось, что многие меня просто не понимают и думают, будто я призываю к распущенности.

Элеонора потупилась и ничего не сказала.

— Ты злишься из-за Ланского до сих пор? Но поверь, я не знала, что вы возлюбленные. Мне показалось, вы просто друзья. А я увлеклась, так глупо. Видишь ли, после случившегося я боялась мужчин. Боялась пойти по рукам. Раз больше нечего беречь, то можно с одним, потом с другим, а потом и не заметишь, как окажешься в рабстве худшем, чем то, из которого хотела вырваться. В общем, все товарищи по партии были для меня только товарищами. И самое противное, что некоторые знали о том, что меня изнасиловали.

— Как это? — Элеонора аж вскочила от изумления. Сколько надо сил, чтобы жить среди людей, знающих о твоем позоре, говорить с ними, смотреть в глаза?

— Ну, моей покровительнице надо было объяснить, кто я такая и почему у нее живу. Сначала я сердилась, что она рассказала, а потом поняла, что так лучше. Если бы мы с ней хранили это в тайне, то мне бы до сих пор было стыдно, а так все знали и сочувствовали. Не отворачивались, не краснели, а прямо говорили, как я ужасно пострадала и что, когда большевики придут к власти, подобные издевательства над детьми станут просто невозможны. Благодаря этой поддержке я поняла, что не виновата, а это очень важно.

Тут из коридора донеслись крики. Гостьи, о которых Элеонора совершенно забыла, звали Катерину.

— О, неужели наговорились? Ну ничего, Серега оставил мне бутылку вина, сейчас я поставлю ее на стол, и девчонки снова обо мне забудут. Подожди минутку.

Катерина вышла, плотно закрыв за собой дверь. Лучше всего потихоньку улизнуть, но Элеонора продолжала сидеть на диване. Бедная парторг… Получить такой удар в самом начале жизни… Но она выстояла и боролась. А теперь встретила свою любовь, но сколько ей пришлось пережить… Как все же беззащитна женщина! Насилие может не оставить следа в теле, но разрушает душу.

Хорошо, что Катя восстановилась и снова научилась радоваться жизни, но Элеонора чувствовала, что сама никогда не сможет этого сделать.

— Все идет по плану! При виде бутылки они немедленно забыли о моем существовании, — коротко усмехнувшись, Катерина повернула ключ в замке. — Это так, дополнительная предосторожность. Хочешь вина?

— Нет, спасибо, я не пью.

— Я тоже, если честно. Ну, если я тебе еще не очень надоела, слушай дальше. Я увидела Алексея, и он мне показался таким интересным… А главное, он был из другого мира и ничего обо мне не знал, понимаешь? Не знал, что я пострадала, что меня нужно жалеть и оберегать. В общем, глупость я сделала несусветную! Вроде не дура и знаю жизнь, а повела себя, как институтка! Она его за муки полюбила, что за идиотизм! Как только я себя не ругала потом… Прекрасно знаю все эти ловушки, а все равно попалась, свободная женщина!

Ничто не шевельнулось в душе Элеоноры. Пришлось напоминать себе, что Катерина говорит сейчас об ее первой любви, о мужчине, ради которого она готова была и жить, и умереть. Парторг рассказывала, как Алексей поселился у нее и как быстро улетучилось очарование влюбленности. Она поняла, что увлеклась пустым и скучным человеком, который к тому же ее не любит. Он пошел на эту связь, так как видел в ней выгоду. Так же, как в свое время ответил на влюбленность Элеоноры.

Теперь трудно было представить, что любовь к Алексею действительно жила в ее сердце, заставляя то обмирать от восторга, то падать в бездну отчаяния. Какими глупыми казались сейчас ее тогдашние переживания! А может быть, то, что произошло с ней во время ареста, это наказание за грех? По крайней мере, логично: не берегла своей невинности, так и получи. А раз это заслуженное наказание, то его нужно с благодарностью принять, вот и все.

— Мне было с ним так скучно, что я поступилась принципами и нашла ему работу переводчика, лишь бы он только отвязался! Удивительно пустой человек.

По длинной паузе Элеонора поняла, что от нее ждут какого-то ответа.

— Вероятно, вы правы.

— Я решила, что любовь вообще не для меня. Одиночество — вот настоящая свобода. А тут вдруг Костров! — Катерина засмеялась.

— Скажите, а он знал? — вдруг спросила Элеонора и тут же рассердилась на себя за неуместное любопытство.

— Знал. Он состоял в одном кружке с моей спасительницей. С тех пор прошло почти десять лет, тогда Сергей был совсем молодым парнем, но именно он набрался мужества поговорить со мной. Моя спасительница очень хорошая и добрая женщина, но она была старой девой и ничего не понимала в половых отношениях. Только теоретически знала, что это ужасно. А Костров объяснил мне все как есть, благодаря тому разговору я не возненавидела всех мужчин на свете и, что еще важнее, не возненавидела саму себя. Поэтому я не понаслышке знаю, как это важно — говорить.

— А дальше?

— А что дальше? Я тогда была для него ребенком. Когда выросла, стала надежным товарищем. Много всего нам пришлось пережить… Он же долго подпольщиком был, а я у него связной. Считай, он мне жизнь свою доверил. И я не подвела, — улыбнулась Катерина, — я думала, что он хоть и прекрасный человек, но все же мужчина и не чужд мужских предрассудков. Раз он обо мне такое знает, то я для него бракованный товар, порченое яблочко. Товарищ — да, а как женщина просто не существую. Как говорил князь Андрей, падшую женщину нужно поднять, но почему именно я должен это делать?

Элеоноре стало стыдно. Она всегда считала Катерину невежественной особой, а главное, сама прочла роман только месяц назад.

— Одно время я думала, что Сергей в тебя влюблен. Даже ревновала, что ли, — улыбнулась собеседница, — но ты мне все равно нравилась!

Катерина вдруг поцеловала Элеонору. Все же главное качество большевиков — бесцеремонность. Они никогда не спрашивают, нравятся тебе их действия или нет.

— А оказалось, Сергей давно меня любит, но боялся сказать. Думал, я соглашусь из ложного чувства долга или попрошу перевода в другой город, если откажу… В общем, так бы и не признался, не разругайся мы насмерть по политическим вопросам. Орали-орали и не заметили, как стали целоваться! Ах, Элеонора, как хорошо, что мы с тобой поговорили, — Катерина засмеялась и легонько боднула ее в плечо, — у меня так на душе спокойно стало, не описать словами! Счастье, оно тоже требует выхода.

— Я очень рада за вас с Сергеем Антоновичем и желаю вам оставаться такими же счастливыми, как сейчас. Хоть вы и атеисты, но я буду молиться за вас.

— Спасибо… Но я должна тебе признаться, — вдруг тихо сказала Катя, — когда с девушкой происходит то, что случилось со мной, что-то умирает навсегда. Я даже не знаю, что это такое, но что-то очень хорошее. И я боюсь, что этого Сергею будет не хватать больше, чем мне…

Повинуясь внезапному порыву, Элеонора обняла парторга и провела ладонью по ее мягким волосам.

— Вы справитесь, — прошептала она.

От сочувствия она почти забыла о своей беде. Не то чтобы стало легче узнать, что она не одинока, но по крайней мере Элеонора поняла, что отчаиваться стыдно.

Глава 18

Стоял прекрасный весенний день, солнце, редкий гость, заливало двор-колодец и обычно темную комнатку Элеоноры. В такую погоду стыдно сидеть без дела, и она решила помыть окно. Две недели назад она делала генеральную уборку перед Ппасхой, но на стеклах уже осела городская копоть.

Стоя на подоконнике, она терла створку старой газетой и с удовольствием слушала, как та скрипит по чистому стеклу. То ли солнечные лучи были виноваты, то ли весенний воздух, то ли приятная работа, но Элеонора вдруг поймала себя на том, что напевает какой-то простенький мотив.

Хороший денек и радость на душе… Взглянув вниз, она вдруг увидела знакомую фигуру. Присмотрелась — неужели Саша? Привыкшее к плохим новостям сердце екнуло, но сегодня был такой особенный день, что Элеонора забыла о приличиях и окликнула подругу, перегнувшись через подоконник.

Саша помахала ей, Элеонора послала воздушный поцелуй и побежала открывать дверь.

Ждать пришлось очень долго, Саша поднималась медленно и с сильной одышкой. Услышав ее тяжелое дыхание, Элеонора выругала себя за несообразительность — надо было спуститься на улицу.