Имидж напрокат - Дарья Донцова

– Вот это пердюмонокль! – воскликнула Галина Михайловна.

Нина набрала полную грудь воздуха, однако не успела ничего сказать.

– Пожалуйста, не надо более нести чушь, – мягко попросил Костин и показал на ноутбук. – Здесь все документы. Лучше расскажите правду.

– Ладно, – неожиданно согласилась медсестра. – Мы с Родей познакомились в книжной лавке. Я пришла купить новый роман любимого автора, в магазине работала одна касса, народу оказалось много. Впереди стоял Родион, он уронил на пол часы, не заметив, что ремешок на руке расстегнулся. Я их подняла и увидела, что ротозей с увлечением читает книгу, которую собирался приобрести, ничего вокруг не замечая. Мне это понравилось. Мы стали встречаться. Через некоторое время Родион сказал, что он служитель Господа, и я его еще сильнее полюбила. Когда родила мальчиков, Родя был счастлив, но понимаете, он ведь монах, со мной совершил грех. Незадолго до появления на свет сыновей любимый купил мне квартиру, а спустя некоторое время исчез. Я не знала, что и думать, где его искать, ведь никаких контактов его не имела. Потом вдруг на моем пороге появилась Ксения, сказала, что Родион велел мне жить с ней, сообщила, что ее брата ложно обвинили.

– Брата? – переспросил Федор Иванович.

– Да, – кивнула Нина, – он же ей брат родной. Ксения меня к рукам прибрала, я стала прислугой.

– На суде вы присутствовали? – уточнил Костин.

– Конечно нет, – всхлипнула Волынкина, – узнала о нем лишь спустя год.

Федор Иванович почесал лоб.

– Нина, мы же договорились – вы более не лжете!

Костин вынул из папки несколько листков и обратился ко всем собравшимся:

– Несколько минут назад я сказал, что на заседаниях суда велась аудиозапись, а видео не делали. Нина решила, что нельзя увидеть лица тех, кто присутствовал на оглашении приговора, и соврала. Она рассуждала просто: «Видео нет, скажу, что меня на суде не было, проверить это невозможно». На мои слова, что в помещении толкалась уйма репортеров, Волынкина внимания не обратила. А зря! Потому что почти у каждого корреспондента имелся фотоаппарат. Вот тут у меня копии газетных материалов, рассказывающих о процессе над Родионом Козланюком, все они снабжены снимками. Например, на этом запечатлено, как он толкает последнее слово. В объектив кроме преступника попала часть зала. И кто там у нас сидит у окна? Для удобства лица женщин обведены кружочком. Может, посмотрите, Нина?

Медсестра молчала. Я повернулась к Милову:

– Валерий Борисович, вы ни малейшего отношения к Козланюку не имеете, вас невозможно заподозрить в предвзятости. Скажите нам, кто находится среди публики?

Владелец медцентра взял в руки листок.

– Волынкина и Михайлова. Без сомнений, это они.

– Ай-ай-ай, Ниночка… – укорил рассказчицу Федор Иванович. – Давайте уж наконец говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды.

Медсестра разрыдалась и начала каяться. Мол, не знала она про обитель, и все. Считала Родиона монахом, который из-за нее совершил грех. А еще Козланюк сказал ей, что у него были богатые родители, после которых осталось много денег. Родион Харитонович очень заботился о Нине и мальчиках, но наследником считал исключительно Ростислава, потому что тот родился на десять минут раньше Святослава. Нина была счастлива, ее не напрягало, что любимый не записал мальчиков на себя. Как же, ему ведь нельзя, он же из монастырской братии… А паспорта своего Ромео она не видела.

– Вот дурочка! – не выдержала Надежда.

Нина покосилась на нее, но не прервала рассказ:

– Через некоторое время после того, как отец моих близнецов исчез из поля зрения, ко мне приехала Ксения и показала надетый на запястье браслет. Я сразу узнала украшение, которое не снимал Родион, и испугалась, решив, что он мертв. Но Михайлова меня успокоила, объяснила, что она сестра Роди. Только тогда от нее я узнала про следствие. Ксения пояснила, что брат не виноват, его подставили. А еще гостья передала мне письмо от него. Родя приказывал слушаться Михайлову, мол, она позаботится о детях и обо мне, у нее есть деньги, которые дал ей Родион.

– М-да… – крякнул Валерий Борисович и закашлялся.

Нина прижала руки к груди и заговорила еще быстрей. Я молча слушала ее торопливую речь, из которой следовало вот что. Ксения купила дом на двоих и придумала историю с завещанием. Обе женщины, напуганные приговором Козланюка, несколько раз меняли работу, в конце концов оказались в медцентре Милова. А недавно Михайлова заявила, что нужно организовать побег Родиона из колонии. Конечно, для такого дела необходима огромная сумма, но она знает, где ее взять. А дальше была история с Бруновой. Ночью Ксения вошла в палату Галины Максимовны в своем одеянии медсестры СПА и прикинулась ее прапрапрабабушкой…

Дверь комнаты распахнулась, в переговорную ворвалась женщина.

– Мамочки! – взвизгнула Нина.

Незваная гостья подлетела к креслу, на котором сидела рассказчица, влепила ей смачную пощечину, размахнулась во второй раз. Но вбежавший следом за возмутительницей спокойствия охранник нашей фирмы успел перехватить ее занесенную для нового удара руку и закричал:

– Простите, не смог ее удержать! Вы велели не выпускать ее из кабинета наблюдения, но она так рванула…

– Да мы уже сами видим, что рванула, – остановила я проштрафившегося парня.

– Это кто? – спросила Милова-старшая.

– Ксения Михайлова, – представил неожиданно появившуюся особу Владимир.

– Она же покончила с собой, – пролепетала Надежда, – отравилась в парке, оставила письмо…

– Господи… – закрестилась Галина Михайловна. – Свят, свят, свят… Покойница ожила! Чудо!

– Мама, перестань, – поморщился Валерий Борисович. – Ты не поняла? Михайлова не умирала. Нас обманули. Соврали про ее смерть.

– Зачем? – изумилась пожилая дама.

– Понятия не имею, – буркнул сын. – Меня больше интересует вопрос, по какой причине я тут сижу? У меня полно дел, некогда за дешевым спектаклем наблюдать.

– Разве вы не хотите узнать, кто убивает пациентов в вашем медцентре? – удивился Федор Иванович.

– Не знал, что сообщат об этом, – сразу дал задний ход Милов.

– Сначала я объясню, почему было объявлено про суицид Ксении, – спокойно продолжал Володя. – Понимаете, я очень хотел посмотреть, как поведет себя Нина. А Волынкина, узнав о смерти лучшей подруги, особого горя не демонстрировала. Один раз позвонила мне, спросила, когда можно забрать тело для похорон, и, услышав: «Вам сообщат, экспертиза останков еще не проведена», – более не беспокоилась. На службе Нина не появлялась – позвонила в отделение, сообщила о гриппе и засела дома, не зная, что за коттеджем ведется наблюдение. Довольно скоро нам стало понятно, что Волынкина тщательно обыскивает особняк. Она рылась во всех шкафах, оторвала плинтусы, разобрала мебель в комнатах Михайловой. Нина, что вы искали?

– Просто порядок наводила, – тихо ответила медсестра.

– Да? – удивился Федор Иванович. – А зачем занавески распарывали, пол простукивали?

– Температура зашкалила, – нашла объяснение Нина, – я в неадеквате была.

– А как сейчас ваше самочувствие? – заботливо поинтересовалась я. – Выглядите здоровой, цвет лица свежий.

Волынкина молча смотрела на Михайлову, а та истерично рассмеялась:

– Ах ты дрянь! Решила на покойницу стрелки перевести? Когда Лампа с Владимиром мне фото руки с браслетом показали, я сразу сообразила: твоя лапища. Да и некому больше, кроме тебя, было украшение из моей сумки взять. В тот день, когда снимок сделали, ты в СПА прибежала и застонала: «Ксюша, дай таблеточку от мигрени! Умоляю!» И ведь пришла в самую запарку – я с пациентами так занята была, что аж пар из ушей валил. Ну и сунула ей ключи от шкафа и кабинета, нарушила инструкцию, сказала: «Сама потихоньку возьми». Причем Нина знала, что именно так все и будет. Я же ей вечером пожаловалась: «Завтра дежурство тяжелое, присесть некогда будет». А позже, где-то часов в восемь вечера, мне понадобилось взять лекарство из хранилища. Полезла в карман – нет карточки. Сначала я решила, что потеряла, придется бежать к главной медсестре клиники и электронный ключ блокировать, новую карточку заводить. Потом вспомнила: я ж отдала ее Нине, а та не вернула. Позвонила подруге, она прибежала, все принесла. Теперь я уверена: Волынкина браслет взяла, меня подставила, а потом на место его вернула. Нина все вам про покупку дома наврала. Не так было! Не так! Не так!

– А как? – остановил истерику Михайловой Костин.

– Хочешь всех убедить, что не покупала особняк? – завизжала Нина. – Ну, солги, глядя мне в глаза, давай, начинай! Копейки на детей давала, алчная сволочь, а накопления-то не твои, Родиона, он их для своих сыновей предназначал, вот! А мне выклянчивать их у тебя приходилось!

– Ага! Учитель знал тебе цену! – завопила в ответ Ксения. – Он мне говорил: «Ты моя любимая жена, жаль, сына мне родить не можешь. Мальчики чуть подрастут, я их у дуры Нинки заберу, ты воспитывать моего наследника станешь».