Имидж напрокат - Дарья Донцова

– Все деньги Родиона у Ксюшки! – затопала ногами Нина. – Она их прячет!

Галина Михайловна поморщилась:

– Боже… Женщины, верните себе человеческий облик!

– Ба-бах! – раздалось вдруг в кабинете.

Костин вскочил, а я прикрыла голову руками. Это, конечно, глупо, от пули ладони не спасут, но как-то само собой получилось.

В кабинете воцарилась тишина.

– Это пакет был, – объяснил Федор Иванович. – Я надул бумажный мешок и ударил им о стол. Теперь, когда основные действующие лица потеряли дар речи, предлагаю начать заново. Ксения, рассказывайте, что случилось незадолго до появления в деревне ОМОНа. Вы же были в селе, а не в лесу, малину вовсе не собирали. Не врите, потому что мне известна правда.

– Откуда? – поразилась Михайлова.

Следователь демонстративно достал из своей сумки ноутбук.

– Спецслужбы следили за Козланюком, в его обитель заслали агента. Поэтому делаю вам, девушки, выгодное предложение. Та из вас, которая расскажет всю правду, облегчит свою участь.

– Вы обе нагромоздили горы вранья, – добавила я. – Нина говорила сначала одно, потом другое, затем третье. Ксения тоже была не откровенна. Сто пудов неправды.

– Итак, в общине работал агент, – напомнил Федор Иванович, – близкий «Учителю» человек, от него мы и знаем правду.

Ксения упала в кресло.

– Ладно, слушайте.

Все уперлись взглядами в Михайлову, а та наконец-то стала выкладывать все, как было.

…В день, когда в Захаркино направились вооруженные до зубов оперативники, чтобы задержать Козланюка, у Ксении заболела одна из девочек, Наташа. Ничего особенного у нее не случилось, простой насморк, но из-за него мать и другие малышки остались в избе. В десять утра к ним прибежал запыхавшийся Родион. Михайлова удивилась – до сих пор она не видела мужа в таком волнении.

– Живо одевай девчонок и выставляй их к калитке, – велел Козланюк.

Спорить с Учителем запрещалось, Ксения не обмолвилась о насморке Наташи и быстро выполнила приказ. Когда дети покинули дом, Родион дал ей листок и велел:

– Выучи наизусть, при мне затверди адрес. Там лежат деньги. Я отец двух сыновей-близнецов. Женщина, которая их родила, для меня ничего не значит, моя супруга ты. Но ты не способна зачать мальчика, а у Нины получились сразу двое. Волынкина не член нашей общины, и она дура. Я хотел через год забрать у идиотки детей, а в перспективе уехать с тобой отсюда куда-нибудь подальше. Но теперь не знаю, когда задумка осуществится. Один друг в свое время дал мне денег в долг для покупки деревни и создания общины, заем надо вернуть. Причем эта сумма не собственность моего товарища, он ее под проценты получил у одного американца. Через пару часов сюда приедут омоновцы. Твоя задача уйти с девочками в лес якобы за малиной и вернуться часам к четырем-пяти вечера. Представители власти будут спрашивать, где ты ходила, смело отвечай: ушла утром с дочками за ягодами. Я покину деревню. Не пугайся, позднее дам о себе знать.

Ксения закашлялась, я подала ей стакан воды. А Костин поинтересовался:

– Козланюк разработал долгосрочный план действий – вы покупаете квартиру, съезжаетесь с Ниной, живете вместе, воспитываете мальчиков, так? Деньги на расходы вам предлагалось брать из запаса?

– Да, – после небольшой паузы подтвердила Ксения. – Но он велел это не сразу делать. Сначала приказал ждать его в Захаркине. Моя-то изба уцелела, я так и поступила. Но Родион не возвращался. Меня на два дня задержали, потом отпустили. Позже пришел мужчина, принес письмо, трубочкой свернутое, в полиэтилен закатанное. Вот там все было написано, как вы сказали. Гонец на словах передал: Козланюк в СИЗО, его, невиновного, собираются надолго посадить. Но Родион ничего плохого не сделал, он женщин с детьми не убивал, его подставили. Через день после визита того человека я стала действовать по плану Родиона – поехала, как он приказал, к Нине, у нас случился длинный разговор. Так?

– Да, – кивнув, сквозь зубы процедила Волынкина. – Уж поболтали на славу. После суда Ксения купила квартиру, жилье было оформлено на нас двоих и написаны завещания. Затем она приобрела дом.

– Странно, почему вы сразу не обзавестись особняком? – удивилась я.

– Так она не сама решала, – фыркнула Нина, – ей Родион приказывал.

– Он же сначала в СИЗО был, а теперь на зоне сидит, – вдруг сказала Надежда.

Волынкина скорчила гримасу:

– И что? Ксении кто-то записки передавал.

Федор Иванович нахмурился:

– Михайлова, это правда?

Ксения кивнула.

– Мужчина или женщина? – деловито осведомился полковник.

– Никогда не видела этого человека, – призналась Ксения. – Звонили разные голоса, говорили, где лежит письмо. Места тоже всегда разные назывались, не повторялись: камера хранения на вокзале, ящик на почте, шкафчик в фитнес-центре… Мне сообщали шифр к замку.

– Она отправила Ростика в дорогую школу, а Святослава нет, – пожаловалась Нина. – Второй мальчик в деревне учится. Разве это честно?

– Мы с тобой сто раз эту тему обсуждали, – возразила Ксения. – Ростислав наследник Учителя, а Светик хороший ребенок, но не продолжатель дела Наставника. И мои девочки тоже учатся в сельской гимназии.

Нина надула губы.

– У Ксении копейку выпросить невозможно, она из оставленного ей капитала только на Ростика берет. Живем мы на то, что заработаем, едим скромно, на больничной кухне остатки забираем. А Ростику черная икра уже в горло не лезет. Ему все лучшее покупается: одежда, продукты. В комнате, как у царя, обстановка. У Святослава все иначе. Это неправильно! Мальчики растут, второй близнец удивляться начал: «Мама, почему Ростику ни в чем отказа нет, а мне ты постоянно говоришь: «Потом куплю, сейчас денег нет»? По какой причине у брата всегда шоколадная конфета за щекой, а мне и морковки не достается?» Знаете, почему мы дом не сразу купили? Ксении Родион написал, что город развращающе действует на неокрепшую детскую душу, а Москва, этот мегаполис, находится во власти дьявола. Но пока Ростик в пеленках лежал, жить следовало в столице, потому что младенцы часто болеют, в городе же хороших врачей много. А потом нам было велено переезжать.

Федор Иванович потерял свое напускное равнодушие:

– Вы понимаете, что выполняете указания жестокого преступника, убийцы, на совести которого много загубленных жизней?

Ксения резко выпрямилась.

– Родион не способен на дурной поступок. Его оклеветали. Он борется за свою свободу, каждый месяц отдает большие гонорары адвокатам и вот-вот освободится.

– Интересно, однако, – оживился Костин, – где же отбывающий пожизенное наказание берет средства?

– Я их ему отсылаю, – пояснила Ксения.

– Почтовым переводом? – без тени улыбки поинтересовался Володя.

– Нет, – тоже серьезно ответила Михайлова, – кладу деньги, куда муж велит.

– И как все это происходит? – оживился полковник.

Ксения посмотрела на меня:

– Можно воды?

Я взяла бутылку, отвернула пробку и наполнила стакан.

– Конечно.

Михайлова сделала несколько жадных глотков.

– На телефон падает эсэмэска с адресом. Я туда еду и забираю письмо. В нем сообщается номер, звоню по нему, трубку берут, называют сумму и место, где надо оставить пакет с купюрами.

– Телефонные номера и адреса, где следует взять послание, всякий раз разные? – предположил Костин.

Ксения кивнула.

– Если не секрет, сколько стоят адвокаты? – полюбопытствовала я.

– По-разному, – не стала называть точную цифру Михайлова.

– И все же, – настаивала я.

Ксения потянулась к чистому листу бумаги и ручке, быстро написала цифру и показала мне.

– Ого! – восхитилась я. – Неплохая, однако, заначка у Козланюка.

Нина вскочила, прежде чем кто-то успел отреагировать, заглянула через мое плечо и воскликнула:

– Вау! Ни хрена себе! А дети только дешевый мармелад по праздникам видят, в обносках ходят. Кроме Ростика, конечно, ему лучшее подается.

Я покачала головой:

– Да, на юристов очень большие деньги тратятся. Ксения, неужели у вас не было желания взять из тайника немного для себя, для девочек? Пьете гадкий чай по бесплатному талону, пирожные едите только глазами, ваши дочки, если верить Нине, не имеют ни хорошей одежды, ни вкусной еды.

– Деньги принадлежат Учителю, – парировала Михайлова, – он освободится и позаботится о нас.

– И давно вы отдаете деньги адвокату? – спросил полковник. – Вы в постоянном контакте с Козланюком находитесь с момента его задержания?

Ксения опустила голову.

– Нет, большой перерыв был. Пока следствие и суд тянулись, кто-то мне записки от мужа приносил. Он велел нам с Ниной на последнее заседание прийти. Мы так и поступили. Очень тяжело было – плакать-то нельзя. Еле выдержали. После оглашения приговора Родиона Харитоновича какое-то время в Москве держали, и послания от него мне притаскивали. Супруг подробно писал, как жить надо, когда дом приобретать, как сыновей воспитывать. Потом все, молчание. Шли годы, и ничего. Тяжко было. Служба гнусная, на хорошую не брали.