Заложники обмана - Майкл Уивер

Все это они обсуждали минут пятнадцать, не больше. Покинув тупик, поехали снова на Виа Контесса, охваченные тем возбуждением, которое неизбежно вызывают подобные дела. Настроение у них было боевое. Может, третья машина уже уехала.

Возле дома номер 14 “мерседес” замедлил ход.

Третья машина была еще там. И появилась четвертая.

Негромко ругаясь, они миновали дом и двинулись по направлению к городу.

Глава 32

Дом номер 14 по Виа Контесса уже подготовился к осаде. Охранная сигнализация включена, двери заперты, окна закрыты, жалюзи опущены, а все, кто находился в доме, вооружены.

Питер Уолтерс минут пятнадцать беспокойно поглядывал на дорогу и наконец увидел серый “мерседес”, спускающийся с горы. Питер наблюдал, как машина подъехала и притормозила возле его дома, почти совсем остановившись, потом вновь набрала скорость и скрылась за поворотом.

На всякий случай он минут двадцать после этого удерживал всех в состоянии боевой готовности. Когда стало ясно, что мужчины в “мерседесе” не собираются возвращаться немедленно, он сказал остальным, чтобы они выпили кофе и постарались хоть ненадолго расслабиться. Сам он остался на страже у окна.

Питер почти жалел, что “мерседес” проехал мимо. В известной мере было бы проще встретиться с опасностью немедленно. Забывая об угрозе, он всегда предпочитал прямое нападение. Это ему лучше всего удавалось. А сейчас оставалось только думать да гадать. Для Питера напряжение началось с того момента, как Джьянни постучался к нему в дверь и в один миг перевернул вверх дном его собственное существование и жизнь его семьи.

Неужели это произошло всего час назад? Причем половину этого времени он и Пегги сидели и слушали собрание жутких рассказов Джьянни, и свинцовая тяжесть легла Питеру на грудь, а горло сжимало словно удавкой.

Все, что Джьянни мог сделать в конечном итоге, – это загадать куда больше загадок, чем он мог разгадать, и поставить немало таких вопросов, на которые Питер не знал даже приблизительных ответов.

Чего, черт побери, надо от него ФБР? Что он такое мог сделать после более чем девяти лет спокойного забвения, чтобы превратиться в угрозу для национальной безопасности? Правда, Кортланд предупреждал его о том, что ФБР за ним охотится. Но ужасные рассказы Джьянни – это уже более чем просто предупреждение.

А эти четверо в двух “мерседесах”, о которых с тревогой рассказывала Мэри? Кто они такие? Еще агенты ФБР? Интерпол? Или просто люди независимого синдиката, присоединившиеся к охоте ради собственного удовольствия и собственной выгоды?

Но еще больше настораживает и пугает другое: как, откуда эти четыре красавчика узнали, что он живет в Позитано под именем Уолтерса, и подъехали прямо к дверям его дома? Может ли быть чистым совпадением то, что они сюда явились не позже чем через час после того, как в город приехали Джьянни и Мэри?

Если что и помогло ему выжить все двадцать лет, пока он занимался своей опаснейшей работой, так это отсутствие веры в совпадения. В тех случаях, когда происходили странные, вроде бы необъяснимые вещи, они, как правило, были связаны между собой. А это значит, что либо Джьянни и Мэри с самого начала находились под наблюдением, либо один из них стал осведомителем.

Еще одна головоломка в их растущей коллекции. Но тут он подумал: идиот, вернись к истокам, к самому началу!

– Джьянни, подежурь у окна вместо меня, – попросил он, чтобы сделать телефонный звонок, о котором не раз подумывал в течение почти что десяти последних лет.

Как ни странно, он помнил номер Майка. Он решил, что разгадку фокуса-покуса искать надо где-то там. Но после двух безответных звонков подключился представитель телефонной компании и сообщил, что номер больше не обслуживается.

Питер сидел, тупо уставившись на телефонный аппарат. И тут ему вспомнилось, что у его друга-пилота был брат Арти, который жил там же, на Лонг-Айленде. Питер попросил телефонистку найти нужный номер и позвонить по нему.

Ответил мужчина.

– Это Арти Киган? – спросил Питер.

– Да. А кто говорит?

– Моя фамилия Томпсон, мистер Киган. Ваш брат Майк раньше работал для меня как пилот.

– Да?

– Я пытался дозвониться ему по старому номеру, но он отключен. Я подумал, может, вы дадите мне новый номер, чтобы я мог позвонить Майку.

– Я бы этого хотел, – не то с негромким стоном, не то со вздохом произнес Киган. – Но Майка больше нет.

– Нет?

– Мой брат мертв, мистер Томпсон.

Питер несколько секунд сидел и слушал глухое гудение, не в силах разобрать, то ли оно идет по проводам, то ли раздается у него в голове.

– Простите, я не знал. Когда он умер?

– Около двух недель назад. Такое несчастье. Я виделся с ним буквально в тот вечер. А потом ба-бах! Погиб через несколько часов. И жена вместе с ним. И дом, и вообще все погибло, словно ничего там и не было никогда.

– Господи Иисусе, как же это случилось?

– Пожарники сказали, что взорвался баллон пропана. Мол, никогда не следует хранить их в подвале. Я просто не понимаю. Майк никогда не держал в подвале газовый баллон. Он был не настолько глуп.

Уолтерс выразил соболезнование и повесил трубку.

Две недели назад. Как раз в то время, когда фэбээровцы начали преследовать Джьянни и Мэри, чтобы узнать у них, где я.

Еще одно совпадение, в которое он ни на секунду не поверил.

Но где же связь?

Одно ясно. Кроме Пегги и него самого, только Майк знал, что Айрин Хоппер не погибла в авиакатастрофе.

Может, из-за этого и взорвали Майка и его жену?

Может. Но с какой стати ФБР?

А кто еще?

Что, если тот, по чьей просьбе Дон Донатти послал меня убрать Пегги, когда она была Айрин Хоппер?

Прекрасно. Но кто он такой?

На дальнейшее его воображения не хватало, и Витторио вернулся к остальным.

Джьянни и Мэри Янг все еще дежурили в гостиной у окон и наблюдали за дорогой.

Пегги сидела одна в кухне, поглядывая на задний двор. Автоматический пистолет, который дал ей Питер, выглядел у нее в руках словно новенькая игрушка. Он сел рядом с ней. Прядь волос, как всегда, упала ей на глаза, и она отвела ее со лба.

– Я только что пытался дозвониться Майку на Лонг-Айленд, – заговорил Питер так тихо, чтобы слышала только она. – Не дозвонился и позвонил его брату. Выходит, что Майка и его жену взорвали две недели назад. По моим соображениям, их убрал тот, кто в свое время хотел убрать тебя. Единственный человек, который его знает, – это мой бывший босс. Он дал мне задание и отправил его выполнять.

И я, подумала Пегги. Нас двое, знающих, кто он такой.

Она подумала об этом спокойно, холодно, хотя впервые определила это так четко для себя. Даже для себя. И было некое особое чувство облегчения в том, что она оказалась способной на это. После стольких лет сублимированного страха, после бесконечных размышлений о том, как быть, когда оно придет, это мгновение ужаса, больше ни о чем не надо было размышлять. Она знала.

И все оказалось очень просто. Абсолютно ничто не могло заставить ее раздеться догола и ощутить себя грязным моральным уродом в глазах мужа.

Но стоит ли из-за этого умирать?

До смерти пока еще не дошло. И, возможно, так и не дойдет.

А если бы дошло?

Вот тогда и нужно будет решать. Потом.

Когда Поли не вернулся домой в половине пятого, Питер отправился за ним. Нельзя сказать, чтобы он особенно беспокоился. Если свет был хорош и держался долго, а работа шла успешно, сын редко возвращался раньше пяти. Однако в связи с назревающими событиями Питер считал, что вся семья должна быть в сборе.

И он пошел.

Самое дальнее из обычных для Поли мест, где он любил рисовать, находилось на расстоянии хорошей прогулки, а Витторио Батталья, как он теперь стал снова называть себя в уме, хотел, чтобы его машина по-прежнему оставалась перед домом. Он решил, что припаркованные на площадке четыре машины скорее всего и удержали людей в “мерседесе” от остановки возле дома, когда они проезжали мимо в последний раз. Он представлял себе, что в следующий раз они появятся перед наступлением темноты или сразу после этого, и тогда уже станут решать, как действовать.

Десятью минутами позже Витторио Батталья увидел мольберт, холст и коробку с красками возле мавританской башни. Не увидел он только своего сына.

Первым долгом он взглянул на воду. Поли было строго запрещено купаться возле скал одному, но Витторио полагал, что он нередко нарушает запрет.

Витторио стоял на скале и смотрел на пустынную поверхность моря. Начинался прилив, и он слышал мягкие удары волн о камни и ощущал на лице холодные брызги.

Он закрыл глаза.

Полминуты он простоял неподвижно. Только грудь мерно поднималась и опускалась от дыхания.

Потом очень медленно наступил спазм. Что-то сильно стиснуло в глубине груди. Отпустило. Снова стиснуло…