Наши звезды. Се, творю - Вячеслав Рыбаков

Как собирались вдохновители и организаторы этого безумия потом разбираться с украинскими националистами, отрядившими им в помощь своих братьев по борьбе, осталось не очень понятно. Один из чиновников потом неофициально обмолвился, что планировалось узкому кругу реально вовлеченных врать, будто диверсантов обнаружили и, пылая праведным гневом, обезвредили до смерти сами бдительные жители Мцхеты, а с них, с патриотов-то, какой спрос, неувязочка вышла, вы уж простите, товарищи бандеровцы; а, мол, широким массам, чтобы не ронять престиж спецслужб, мы будем говорить, будто враг был уничтожен нашими доблестными чекистами. Похоже, план был такой: куда кривая вывезет.

Во всяком случае, действительно только так получалось предъявить мировой общественности и настоящие повреждения храма, и настоящие трупы врагов в российской форме, которые, что при данных обстоятельствах особенно ценно, никогда уже не скажут лишнего.

Но то оказался не очень, увы, частый случай, когда разведка доложила точно. Об отбытии борцов за незалежность Джорджии в штабе округа узнали через полчаса после того, как их кораблик отвалил от причала. Оперативно прошерстили несколько своих частей, нашли – долг платежом красен! – семерых крепких, вполне подготовленных ребят с лицами кавказской национальности и с натурально грузинскими фамилиями, позвали в штаб и честно поведали, что творится. Те сначала просто поверить не могли, потом, поглядев фотокопии документов, один протянул печально и как-то даже безнадежно: “Ну, Миша…” Другой с разрешения начальника разведки задумчиво закурил, затянулся пару раз и в сердцах спросил: “Ну пачему его не убьет никто, а?” – “А бесноватого почему никто не убил? – спросил в ответ присутствовавший тут же батюшка. Помолчал и сам ответил: – Выражает чаяния народа, вот и уважают…” Картвельские однополчане сначала растерянно оглянулись на него – решили было, что он всерьез; а потом, поняв, захохотали, как чистокровные русаки – сквозь слезы.

В общем, по согласованию с Москвой залегендировали их так. Двое русских солдатиков, не выдержав зверских издевательств со стороны начальства, попросили в Грузии политического убежища, и вот теперь группа грузинских военных их препровождает аккурат через Мцхету в распоряжение столичных специалистов. В качестве перебежчиков выступали Вовка и старший группы, взрывотехник из спецназа: коричневый пояс, однозначно белобрысый, нос картошкой, родом из Перми. Тут главная сложность была в том, чтобы оказаться при храме минута в минуту с противником; ждать, попивая настоящее “ахашени”, скажем, в кустах над Курой было бы крайне нежелательно и чревато, а опоздать – лучше б и с места не трогаться.

Ну, а стремительно просочиться обратно, волоча то на горбу, то на позаимствованном на часок-полтора местном транспортном средстве обездвиженных западенцев было делом даже не столько техники, сколько терпения и упрямства.

Очухавшихся и совершенно обалдевших диверсантов вкупе со всей как оперативно добытой, так и трофейной документацией, равно и вещдоками, незамедлительно предъявили на пресс-конференции. Когда пленные оценили секретные директивы тбилисских стратегов, касавшиеся будущего их персон, красноречию их не было конца. Западные правдоискатели страшно стеснялись и не знали, как два слова связать; неудивительно, что потом и материалы их, посвященные произошедшему, страдали редкостным косноязычием и поразительным по нынешним временам застенчивым немногословием. Впрочем, буквально через сутки, точно по команде, во всех основных западных изданиях они и вовсе сменились куда более важными сенсациями: Наоми Кэмбелл плюнула соевым соусом в официанта, Медведев вот-вот окончательно поссорится с Путиным, Елена Боннэр призывает не забывать о страшной судьбе Литвиненко, рост производства героина в Афганистане титаническими усилиями войск НАТО удалось несколько замедлить, а русские, снова поправшие права человека, запретили гей-парад в Южно-Сахалинске.

Пленных передали украинской стороне, ибо по российским законам они, собственно, ни в чем не были виноваты и судить их могли разве что грузины за попытку нанести чудовищный, непоправимый ущерб культурному наследию страны, да и, собственно говоря, всего человечества; шутки шутками, а храм-то занесен ЮНЕСКО в перечень объектов Всемирного наследия. А через неделю эти ребята вдруг обнаружились в Таллине, в полном фокусе международного внимания; до предела взбудоражив невесть откуда набежавшие толпы корреспондентов, они долго и упоенно рассказывали, как их мучили на Лубянке. К бабке не ходи – и без того понятно, какая чехарда началась дальше. Российские милитаристы на территории суверенного государства захватили группу мирных туристов с Украины и шантажом, подкупом и пытками выколотили из них ложные признания во всех смертных грехах. Если нынешнее украинское правительство стерпит такое отношение к своим гражданам, это окончательно докажет, что оно – всего лишь марионетка Кремля… И так далее. Месяца полтора бесновались.

Хорошо хоть, что Светицховели, Столп Животворящий, устоял…

Встреча со школой всегда производит на того, кто уже отмучился, неизгладимое впечатление. Типа синдром “Здравствуй, Родина”. Со взрослой степенностью войдя, Вовка получил головой в живот от какого-то опрометью бегущего мелкого, потом едва успел увернуться от троих с гоготом несшихся совершенно невменяемых лосей постарше… Где-то визжали. Нормальный сумасшедший дом, родное отделение для буйных.

Учительница представила Вовку; Вовка, солидно улыбаясь, уселся за учительский стол. Тогда и детки шумно и несколько вразнобой повалились на свои места, напоследок перебрасываясь репликами и ухмылками. Вовка, покуда не объявили его соло, разглядывал их с несколько ироничной снисходительностью – и в какой-то момент увидел вдали, на самой “камчатке”, в узком просвете между теми, кто сидел ближе, смутно знакомое лицо.

Смутно-то смутно, но сердце сразу споткнулось, словно зацепившись за торчащий из земли корень.

А потом, чтобы удержать равновесие, грузно затопотало вперед, стараясь угнаться за падающим телом и не дать ему приложиться об корягу лбом.

Бросило в жар. Да нет, не может быть, сказал Вовка себе. Но это уже был разговор в пользу бедных. Споткнувшееся сердце всегда знает лучше, чем мыслящая голова.

Он медленно взял заботливо предусмотренный сухонькой невзрачной классной стакан воды и сделал глоток. Потом второй. Прохладная влага на салазках прокатила вниз по горлу.

Она уже поняла, что он ее узнал. Он уже понял, что она его узнала. Они уже смотрели друг другу в глаза.

Он с усилием откатил взгляд. Кашлянул, открыл рот и принялся говорить. И через пару минут отчетливо почувствовал: будто заслонку близкой печки кто-то закрыл. Она отвернулась. Темный горячий луч перестал жарить его лицо и отрешенно уплыл туда, где сгущались ранние, в узоре зажигающихся окон, январские сумерки.

Фразы запрыгали свободней, легче. И, в общем, он нашел волну и рассказывал не хуже, чем в прошлый раз, и детки в нужных местах охали, в нужных местах хихикали, в ключевых местах, тычась головами друг к другу, оживленно обменивались своим “бу-бу-бу”…

Но сегодня он ни разу не смог сказать “я”. В прошлый раз, не задумываясь, он честно и без стеснения расписывал, кто чем отличился, в том числе и чем отличился он сам, а сегодня его переклинило. Ведь начни он говорить о себе, получится хвастовство. Получится, он хвост распускает перед девчонкой.

И школьники почувствовали недоговоренность; это показал первый же вопрос, который Вовке задали, когда он отговорил свое и классная, смирно сидевшая за первым столом центрального ряда, встала, от лица учеников поблагодарила его за интересный и познавательный рассказ, повернулась к Вовке спиной и предложила спрашивать.

Она больше не посмотрела на него ни разу. Наверное, разглядывала, как одно за другим возникают в темноте разноцветные окна в домах напротив, и гадала, какой у кого уют.

– А вы сами-то чего делали? – спросил развалившийся уже совершенно немыслимым образом, будто наизнанку желая вывернуться, пацан с косынкой на шее.

– Потел, – коротко ответил Вовка.

Класс от души захохотал.

– А правильно потеть в десантуре учат? – вылетел из глубины класса чей-то вопрос, Вовка не успел увидеть чей. Материалисты хреновы. Сейчас, подумал он, кто-нибудь остроумно спросит, разрешено ли во время тайных операций справлять нужду или это нельзя по соображениям скрытности. У него не засохло бы ответить доброй, как в казарме, шуточкой – но не при ней же!

– А что-нибудь поближе к голове вас интересует? – вопросом на вопрос ответил он.

– Да! – крикнула полная девочка в широкой мужской рубашке, без тени косметики на скуластом лице. – Вам убить их хотелось?

Класс замер.

– Девонька, – спокойно проговорил Вовка, – пожалуйста, пойми. ЖЕЛАНИЕ убить испытывают только сумасшедшие.