Григорий Распутин. Авантюрист или святой старец - Александр Боханов

О жизни в квартире на Гороховой сохранились различные свидетельства, в том числе и самые необычные. Сосед по дому, служащий Синода, вел дневник, в котором зафиксировал некоторые детали обихода одиозного человека. «Обедает “он” на кухне со всеми домашними. Садится “он” посредине, с одной стороны черненький господин, по-видимому, агент в роли “его” секретаря, с другой стороны простая какая-то женщина, деревенская, в черном платье, с белым платочком на голове, затем какая-то сестра милосердия и девочка в коричневом коротком платье, лет 16–18, в роли прислуги-горничной. Едят суп из одной все миски деревянными ложками. “Он” сам очень часто во время приема посетителей своих приходит на кухню, берет закуску, фрукты: апельсины, яблоки, землянику — и несет сам в комнаты. Кухня “его”, кстати сказать, как раз напротив моей кухни, так что все прекрасно видно, по вечерам почти всегда бывает спущена штора».

Распутин не подстраивался под нормы жизни состоятельных господ. Он, несомненно, знал, что своеобразный облик, простые крестьянские манеры, необычный стиль поведения и речи — все это то, что во многом и делает его притягательным для привыкших к роскоши и комфорту людей.

Не желая меняться, Григорий Распутин все-таки менялся. Испытание властью и лестью трудно было выдержать. При всем своем природном уме, он все-таки оказался слишком простым, открытым и незащищенным для той специфической среды, в которой оказался, где ханжество, лицемерие, корысть, интрига — непременные «нормы жизни».

Ему признавались в обожании, а потом эти же люди бежали к знакомым и с хохотом рассказывали, как общались с этим «пройдохой»; ему со слезами на глазах рассказывали «о муках душевных», просили совета, а затем пересказывали с массой выдуманных деталей реакцию «этого мужлана»; ему клялись в верности, с трепетным вниманием ловили его высказывания, а затем публиковали разухабистые фельетоны в газетах, где перевирали все, от начала и до конца.

В июне 1914 года на страницах популярной столичной газеты «Вечернее время» было помещено интервью с Распутиным, в котором Царев Друг выплеснул наболевшее: «Неужели не о чем больше писать и говорить, как обо мне. Я никого не трогаю. Да и трогать не могу, так как не имею силы. Дался я им. Видишь, какой интересный. Каждый шаг мой обсуждают, все перевирают. Видно, кому-то очень нужно меня во что бы то ни стало таскать по свету и зубоскалить. Говорю тебе, никого не трогаю. Делаю свое маленькое дело как умею, как понимаю. То меня хвалят, то ругают, только не хотят оставить в покое. Если что плохо делаю, рассудит Господь. Искренне говорю тебе: плохо делать не хочу. Поступаю по умению».

Так до самой смерти Распутин не мог понять и объяснить этот удушливый и бездушный столичный мир, где «молитве тяжело». Он, как и Александра Федоровна, видел лживость и двуличие его, но, в отличие от Императрицы, всеми силами стремившейся от этого мира отгородиться, Григорий к нему тянулся.

Ему стало нравиться быть центром внимания, его натуре начала льстить популярность. Это искушение он не смог преодолеть, особенно в последние годы. Он начал любить застолье, стал потреблять спиртное. Хотя пил он по преимуществу мадеру, но большие дозы выпитого, столь любезно предоставляемого «искренними почитателями», приводили не раз его в состояние алкогольного веселья, когда он даже плясал русскую. Организаторы и очевидцы таких случаев потом с упоением передавали виденное, дополняя его смачными деталями, по-своему разумению.

Конечно, подобное поведение невозможно было сочетать с традиционным старческим благочестием. Однако с обычных позиций особо предосудительного в том нельзя было бы усмотреть, если не другое его качество, которое как раз и проявлялось в состоянии «подшофе». Он иногда начинал рассказывать о Царской Семье. Собственно, с этой целью его нередко как раз и «накачивали».

Хотя документально можно подтвердить не более трех случаев подобного рода, и ничего скабрезного, вопреки распространенным мнениям, он при этом не говорил, но сам факт разглашения таких сведений трудно признать уместным. Злого умысла тут у Распутина не было никакого, но это вряд ли можно поставить в заслугу. Недопустимые повествования на почве «приема мадеры» начались уже тогда, когда земная жизнь Распутина приближалась к концу.

Ранее, когда он был не застольным гостем дорогих столичных гостиных, а являлся лишь духовным авторитетом, то не позволял себе ничего подобного. Суета и мишура богатого мира тогда его не искусили. Он выступал в своем исконном образе утешителя и наставника.

Смысл распутинских наставлений касался важнейших религиозно-нравственных категорий: любви и смирения. Современному читателю, наверное, стоит пояснить, что «любовь» в данном случае являлась высокой нравственной категорией и никакого касательства к плотскому воплощению не имела.

Сохранилась целая тетрадь наставлений и изречений Григория, которая принадлежала дочери Николая II Татьяне. Приведем ряд типичных распутинских пассажей: «Любовь есть свет и ей нет конца. Любовь — большое страдание. Она не может кушать, не может спать. Она смешана с грехом пополам. Все-таки лучше любить. В любви человек ошибается, но зато страдает и страданием искупает свои ошибки. Если любить сильно — любимые счастливы. Им сама природа и Бог дают счастье. Надо Бога просить, чтобы Бог научил любить светлое, ясное, чтобы не мученье была любовь, а радость. Любовь чистая, любовь ясная есть солнце. Солнце греет, а любовь ласкает. Все в любви, любовь и пуля не возьмет».

Однако одной только любви для праведной жизни, наставлял он, недостаточно. Только тот найдет истинную дорогу к Богу, кто преодолеет свою гордыню, отрешится от земной суеты и слабостей, научится спокойно воспринимать все те испытания, которые ему ниспосылаются свыше для проверки крепости веры.

Судить о распутинских представлениях можно на основании текстов его книг. Многие не знают, что от его имени издано несколько брошюр, составленных, как заметила А.А. Вырубова, примерно в тех же выражениях, которые он произносил и на своих встречах.

Существует несколько таких книжек. «Житие опытного странника» (1907), «Великие дни торжества в Киеве! Посещение Высочайшей Семьи! Ангельский привет!» (1911), «Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванное им размышление по различным вопросам» (1915). Они в открытую продажу не поступали, а рассылалась автором близким людям.

Во всех этих книжицах много искреннего чувства, передаваемого неповторимым распутинским языком. Распутин знал и не сомневался, что Православие — опора России. «Я уверен, если больше веры будет, никакой варвар не подточит корень ее (Родины)».