В подполье встретишь только крыс - Петр Григоренко

Для проверки была создана комиссия под председательством работника ЦК КПСС Кузнецова Алексея Ильича, в составе двух крупнейших советских психиатров – тогдашнего директора Всесоюзного НИИ психиатрии профессора Федотова Дмитрия Дмитриевича и главврача Донской психиатрической больницы профессора Александровского Анатолия Борисовича. Комиссия проверила обе существовавшие в то время специальные психиатрические больницы – Казанскую и Ленинградскую, подтвердила все факты, сообщенные СП. Писаревым, и установила огромное количество новых аналогичных фактов. Исходя из всех добытых данных, предложила ликвидировать специальные психиатрические больницы, как учреждения, служащие целям политических репрессий, а не лечению психически больных. Акт комиссии был доложен члену Политбюро Н. М. Швернику Тот взял его со всеми материалами и в течение двух лет продержал в своем письменном столе, после чего сдал в Архив ЦК КПСС.

И вот наивность: более двух десятилетий СП. Писарев писал в Политбюро (до самой смерти), настаивая, чтобы было принято решение в соответствии с предложением комиссии А. И. Кузнецова, хотя ясно, что именно Политбюро или во всяком случае влиятельные его члены, приняли меры, чтобы материалы комиссии не получили движения или огласки. Именно поэтому члены комиссии вскоре после сдачи материалов Швернику подверглись ничем не обоснованным административным репрессиям: А. И. Кузнецова удалили из ЦК и долгое время не давали никакой работы; профессор А. Б. Александровский был ошельмован и отстранен от должности главврача психбольницы, тяжко пережил это и вскоре умер; профессор Д. Д. Федотов снят с должности директора Всесоюзного НИИ психиатрии и назначен консультантом по психиатрии в Институт скорой помощи им. Склифасовского. Специальные психиатрические больницы не уничтожены, наоборот, число их непрерывно растет. Дополнительно к Казанской и Ленинградской открыты специальные психиатрические больницы в Сычевке, Черняховске, Орле, Днепропетровске, Смоленске, Алма-Ате, Благовещенске… Открыты отделения для принудлечения во всех областных психиатрических больницах. Но СП. Писарев продолжал верить в ЦК и до самой смерти писал ему. И не признавал никакого другого способа борьбы с произволом в стране, кроме писем в ЦК и государственные органы. И хотя я и не одобряю такие методы действий – нельзя без конца кланяться тому, кто тебя начисто игнорирует – я не мог не уважать этого человека, не дорожить его дружбой. Вечная память ему – борцу и мученику.

Совсем другим человеком был писатель Алексей Евграфович Костерин. Будучи другом Сергея Петровича, он через него стал и моим другом. Мы с Костериным сошлись так близко, что дня прожить друг без друга не могли. В семье у меня его тоже полюбили. Веселый, жизнерадостный, несмотря на все пережитое и тяжкую болезнь сердца, он был великолепным рассказчиком и прекрасным собеседником. Об этом человеке было что рассказать.

Он из рабочей семьи и сам рабочий. В семье все большевики. Старший брат– с 1903 года, отец– с 1905 г., средний брат – с 1909, а младший – Алексей Евграфович – с 1916 года. Мать вступила в партию последней, накануне Октябрьского переворота – в 1917 году.

Судьба всех Костериных оказалась трагичной. Когда я познакомился с Алексеем Евграфовичем, в живых оставался он один. Отец умер в зиму 1931/32 г. от голода. Старший брат был арестован и расстрелян в 1936 году. Среднего брата исключили из партии, сняли с работы, и над ним повис арест. Нервы не выдержали, он запил и умер. Мать, когда арестовали старшего сына, положила свой партийный билет на стол секретаря парторганизации, заявив, что она не может состоять в партии, которая допускает такие несправедливости. После смерти среднего сына и ареста младшего не стало и ее – не выдержало сердце.

Алексей остался один. К трем годам царской тюрьмы приплюсовались 17 лет Колымских лагерей и ссылки. Но это его, по-моему, только закалило. Когда мы познакомились, он уже чувствовал, что немного дней осталось ходить ему по земле, и торопился в своих автобиографических записках подвести итог своей жизни. К сожалению, о содержании этих записок я знаю только по его изустным рассказам. Он собирался передать их мне, чтобы я опубликовал их по возможности. К несчастью, смерть оборвала эту его работу, а женщина, ставшая его женой в ссылке, нарушив прямое указание мужа – передать рукописи мне, – отдала их в КГБ, где они и похоронены.

Радует то, что Алексей Евграфович успел лично сделать заявление о выходе из состава КПСС. В коротком, но убедительно мотивированном письме он просил не считать его больше членом КПСС. Изложив свой путь в рядах партии и указав на факты, свидетельствующие о ее перерождении, вернее, о вырождении в бюрократическую организацию, заключил: «Это не та партия, в которую я вступал и за идеи которой боролся в революцию и Гражданскую войну, поэтому я не хочу находиться в рядах этой партии и отвечать за ее действия».

Знакомство и дружба с А. Е. Костериным оказали коренное воздействие на мои убеждения и раздвинули мой критический кругозор до масштабов понимания нужд страны и народных бедствий. Алексей Евграфович всю Гражданскую войну и первые послевоенные годы провел на Северном Кавказе и множеством теснейших уз был связан с живущими там малыми народами. И он, как свою беду, свое горе переживал их депортацию и гибель в связи с этим многих сынов и дочерей этих народов. Эти чувства он привил и мне, связав при этом с представителями тех малых наций, которые продолжали подвергаться дискриминации и геноциду – крымскими татарами, советскими немцами, месхами и другими. С тех пор – я участник борьбы этих народов за свое полное национальное равноправие и имею среди них множество друзей.

Знакомство с Сергеем Петровичем, а затем и с Алексеем Евграфовичем буквально в мир иной меня ввело. Интересные воспоминания и того и другого, дружеские содержательные беседы, ранее недоступные книги и самиздат. Все это поглощало время и коренным образом меняло кругозор. Я прямо-таки чувствовал, как меняюсь. И наслаждался этим. Особенно близко я сошелся с Алексеем Евграфовичем. Сергей Петрович несколько догматичен и не без фанатизма.

Незаметно проскочила весна. Подходило лето. А дома не все в порядке. Ужены резко усилилась астма. Рекомендация врачей – Крым. А на какие шиши? Приходит мысль: если даже в Москве устроиться в магазин грузчиком труда никакого, то в Крыму, очевидно, еще лучше. Решаем: я еду в Ялту один. Ориентируюсь там и решаю: ехать им туда или мне возвращаться обратно. Приехал. День затратил в бесплодных попытках устроиться инженером-строителем. На следующий день иду в Курортплодоовощторг. Когда оформлялся, рядом появился паренек, который слышал, как кадровик меня спрашивал: а в заключении за что был? Когда я отошел к столику, паренек подошел ко мне.