Легенды Оромеры. Великий Орёл. - Александр Игнатьев

«Вот, блин...», — подумал он и, спустившись в общий зал, наскоро поев и расплатившись, ни свет, ни заря, уже выехал из города на весьма недовольном транспорте, быстро сообразившем, что спятивший окончательно хозяин решил удаляться от дома...

Через два часа пути ему, до этого дремавшему, стало как-то неуютно. Повода не было, но парень оглянулся. Раз, два. И опять. И снова.

Их никто не преследовал, даже ветки не качались – а так, обычно, бывает, если кто-то торопливо прыгает за куст, или прижимается к дереву.

Мир, тишина и благодать – вот только какое-то подозрительное пыхтение становится почему-то громче. Костя даже несколько раз наклонился, рискуя упасть и сломать шею, ну, или, по меньшей мере, расшибить копчик, и изучил недовольную морду своего транспортного средства. Но тоже ничего противозаконного не нашёл – пасть закрыта, глаза сердито жмурятся – всё, как обычно. Ну не животом же динозавр пыхтит? Тоже мне, цирковой чревовещатель выискался!

Костя даже не поленился сползти на землю, опуститься на четвереньки и приложить ухо к холодной грязи – в фильмах про древность герои, в сложных жизненных обстоятельствах, именно так и поступали: падали ниц, оттопырив зад, и слушали внимательно. Он, вот, тоже слушал – правда, ничего путного не услышал, только несколько настырных муравьев мигом набились в ушной проход – видимо, восприняв его за новый зимний тёплый домик. Исследователь странного шума в нескольких сильных и совершенно непарламентских выражениях описал свою любовь к природе и, видимо, был настолько убедительным и артистичным в этот момент, что даже собственный динозавр заслушался, открыв пасть и выпучив глаза.

А пыхтенье между тем совсем приблизилось и звучало так по-соседски, словно неведомый источник звука был за стенкой. Вот только стенки не наблюдалось, да и вообще, отсюда до родимой панельной многоэтажки дальше и дольше, чем до собственной даже не планируемой свадьбы.

Повторно прикладывать ухо к земле, на радость озверевшим муравьям, Костя не стал – тем более, что земля и так ощутимо потряхивалась под ногами. А динозавр, при этом, даже с лапы на лапу не переминался. Костя решил, что со спины динозавра обзор будет лучше, а личная безопасность выше и одним гибким кошачьим прыжком взмылся на спину – эх, видел бы его в этот момент сержант, точно бы упал в обморок от удивления. Впрочем, хочешь жить, и не так прыгать станешь. Да и убегать верхом как-то сподручнее.

С высоты спины динозавра обзор был действительно лучше – зато качество увиденного заставило Костю сомневаться в собственной адекватности. Он даже пощупал голову – может, как-то незаметно набил огромную шишку и теперь вместе с сотрясением мозга получает и такие реалистичные галлюцинации?

К нему приближалась типичная поршневая паровая машина! За рулем сидел... клоун, одетый в оранжевые штаны, зелёную куртку и высокий светло-бежевый цилиндр. Рядом с водителем, как мазок на холсте, торчала синяя яркая трость.

Участники дорожного движения поравнялись.

Нарядный господин улыбнулся и, приподняв цилиндр, сообщил:

— Доброго Вам утра! Какой у Вас необычный скакун.

— И Вам не хворать, — вежливо откликнулся Костя. — Я наблюдаю паровую машину двойного действия, если не ошибаюсь, с расширением пара...

— О, да! Вы знаток, — восхитился ряженый. — Возможно, Вы усомнились в этом, наблюдая многоступенчатую трансмиссию, это новшество.

— Да, — сообщил наездник. — И ручной тормоз...

В этот момент динозавр оглушительно чихнул. Машина подпрыгнула, и сидящий в ней, втянул голову в плечи. Между тем Ворон повторно широко раззявил пасть, показав всю глубину безразмерной глотки, и приготовился к повторному чиху.

— Я Вас перегоню, — бодро сообщили из автомобиля. И водитель, выпустив струю дыма, приступил к разгону.

— Угу, перегнал, — сообщил Костя динозавру. — Километров в пятнадцать в час! А чаду то...

Через полчаса он вновь мирно дремал.

Глава 24 ЭМИЛИЯ. Одна и в перьях (Оксана Лысенкова)

Весь остаток ночи Эмилия просидела на дереве, боясь шелохнуться, чтобы страшный зверь, напугавший Дэвгри, не вернулся. Больше всего огорчала потеря не столько одежды, столько ИКо. Без него совсем никак. А сколько раз родители предупреждали – носи идентификатор на себе. Всегда. Так нет же…

Эмилия бы заплакала, если бы курицы умели плакать. Но она только сокрушенно нахохливалась и крепче уцеплялась лапами за отсыревшую к утру ветку.

Когда рассвело, Эмилия осторожно спустилась с дерева, размяла затекшие лапы и крылья. И, не перекидываясь, пошла в сторону замеченной накануне деревни, может быть, удастся отыскать либо одежду, либо кого-нибудь, кто сможет оказать помощь. Непритязательный километр, незаметный для длинных человеческих ног, для коротеньких лапок курицы оказался весьма утомительным препятствием, так что до домов Эмилия добралась только к обеду.

Ну, как до домов. Дом был один. Хлипенький с покосившейся калиткой забор, потемневшая и наверняка протекающая крыша, подслеповатые окошки, затянутые пеленой сажи и пыли. Эмилия озадаченно покрутила головой, раздумывая, стоит ли просить помощи у обитателя этого жилья, и не требуется ли оказывать помощь ему самому. Раздумья ее прервало старческое покашливание и дребезжащий голос:

- Ух ты, какая курочка ладная!

Эмилия обернулась – хозяин дома неслышно подошел сзади. Пегие от седины волосы, ветхая замурзанная куртка – у него явно не было в закромах сундука с женскими платьями. Пока Эмилия рассматривала хозяина, тот продолжал успокаивающе ласково приговаривать:

- Иди, иди, моя хорошая, я тебе зернышек насыплю, будешь у меня жить и яички нести, Клаудия моя стара уже совсем стала. А ты будешь Матильдой, вон какая пестренькая, ровно с веснушками.

Эмилия, подчиняясь голосу, прошла в калитку, потом еще в одну дверь, и опомнилась, только когда эта вторая дверь захлопнулась за ее спиной. Испуганно огляделась – сумрачно, пахнет неприятно, в углу кто-то возится. Курятник!

Эмилия рванулась назад, но дверь была прочно закрыта, а сзади новенькую с ленивым интересом уже рассматривал старый петух. Отчаянно закудахтав, Эмилия кинулась в угол, в другой, заметалась, потом взлетела на самый верх, на тоненькую цыплячью жердочку под стрехой, да там и засела, дрожа и не смея пошевелиться. Петух оценивающе посмотрел снизу, решил, что овчинка выделки не стоит, проголодается – сама слезет, и занялся второй обитательницей курятника. Старая курица, Клаудия, как догадалась Эмилия, на поползновения отреагировала абсолютно равнодушно, лишь после встряхнула перья, поправляя. И принялась ковыряться в подстилке, разыскивая набросанные зерна.

Так тянулся день: Эмилия сидела, петух важно расхаживал,