4. Поколение пепла - Доронин Алексеевич

   Изменники клали оружие. Пришельцы извне отбивались до последнего. Один на глазах у ополченцев перерезал себе горло бритвой, лишь бы не попасть в плен, другой подорвал себя гранатой. Подорвал неудачно, лишившись кистей рук. Неизвестно, чем он был обколот, но сознания от болевого шока он не потерял, а продолжал зло таращиться и цедить ругательства. Из милости его добили пулей в голову.

   Странные все-таки это были люди... Если бы не их зверства, Богданов почувствовал бы к ним что-то вроде уважение. В смелости им не откажешь. Огонь вели бестолково, но в рукопашную дрались отчаянно - после нескольких стычек в темных дворах, когда пытались взять "языков", было решено по возможности уничтожать их с расстояния.

   - Возьми на заметку, - сказал он подошедшему Масленникову. - Некоторые дома стоит снести, а жителей переселить.

   - Что с пленными делать? - спросил его Масленников.

   Их уже укладывали лицом вниз со связанными руками.

   - Беречь. Будет суд. Страшный суд.

   Где-то здесь крутился журналист Михневич. Еще минуту назад он был с винтовкой, но уже по поручению Богданова снимал репортаж. Владимир усмехнулся, слыша, как тот требует от пленных повыше поднять руки. Те и так стояли с задранными кверху лапами, как фрицы Паулюса под Сталинградом.

   В первых рядах добровольцев-защитников города он заметил и отца Сергия. Священник был не в камуфляже, а в своем профессиональном облачении. Он был хмур, винтовку держал стволом вниз.

   Оказалось, чувствительные до веры уголовники, вломившиеся к нему во время молитвы, просили его по-хорошему, обещали запереть, связать и в живых оставить. Им хотелось использовать колокольню храма, который батюшка отреставрировал и восстановил своими руками, в качестве огневой точки.

   Пришлось священнику очистить помещение храма от посторонних с помощью двуствольного ружья. Богданову было его жалко. Даже в таких подонках он должен был видеть божью искру, хотя идти наперекор вере ему не пришлось. Это же не буддистский лама. Свой очаг и родину полагается защищать и по канонам православия.

   Демьянов строго придерживался нейтральной политики - никакого содействия церковь не получала, но и палок в колеса ей не ставилось. В Подгорном религия не пользовалась большим влиянием, но свою нишу занимала. Прихожанками были в основном пожилые женщины, но и сам Владимир иногда посещал богослужения, и Машу с собой постоянно пытался притащить. Та со своим цинизмом только посмеивалась. Выполнял свою пастырскую работу отец Сергий ревностно, на совесть, да и человеком был стоящим и умным, знал четыре языка, занимался спортом, мир повидал, и, как оказалось, за себя постоять мог.

   "Все бы они были такие, - говорил про него майор. - Глядишь, и не докатилась бы страна до такого".

   *****

   Уже пять минут Богданов отбивался от Антона Караваева. Тот требовал разрешения взять с собой двух бойцов и направиться к наведаться домой, проверить, все ли в порядке его любимой женушкой. Или отправиться туда одному. Или взять все ополчение с собой, если можно. Или хотя бы половину.

   Глядя, что чувства делают с человеком, Богданов его даже пожалел. Сам он сохранял холодную голову. Он почему-то был уверен, что с Машей ничего не случилось. Хотя на сборный пункт она так и не пришла.

   Там в районе поликлиники уже не стреляли. Но на то могли быть разные причины. Либо туда враги не дотянулись - все-таки это был самый центр Подгорного, далеко от стены. Либо дотянулись. Но оказать сопротивление бандитам там было некому. Там почти никто не жил, и на ночь улицы пустели. Даже пациентов в больнице и тех не было.

   - Брат, все под контролем, - успокоил его Богданов. - Занимайся своим делом. Она в безопасности, мы их улицу уже вывели.

   То ли намеренно соврал, то ли от суматохи мысли путались. Штабная машина в который раз меняла свое местоположение, неслась по улицам. Иногда по броне стучали пули, несколько раз им самим приходило открывать огонь.

   Как раз на такой случай в Подгорном были разработаны система сигналов и порядок действий для всех, кто не мог принять участие в боевых действиях. Почти всех женщин и детей уже действительно вывезли, но никаких списков в пожарной обстановке не составлялось.

   - Знаешь, я тебя хорошо понимаю... - сказал Богданов. - Но не могу пойти навстречу. Давай бери свои колымаги, своих орлов и двигай к ТЭЦ. Нельзя позволить этим тварям город без тепла и света оставить. Если они там все раздолбят, зимой нам придется несладко. Это приказ, если ты не понял.

   - Так точно, - ответил Караваев максимально спокойным тоном.

   Никто не знает, чего ему это стоило. Богданов чувствовал, что это горячий и несдержанный тип в шаге от того, чтоб послать подальше всю субординацию.

   - А я выдвигаюсь в район школы, - добавил Владимир.

   Он не уточнил, что тот также был районом поликлиники, а значит, у заместителя мэра были и свои мотивы. Он переживал ничуть не меньше, чем любой на его месте, но считал, что хоть один толковый командир должен проследить, чтоб ничего не случилось с котельной и мини-электростанцией.

   Они остановились у ворот детского сада, где их уже ждали двадцать ветеранов из ополчения, Колесников, которого чуть ли не силой запихнули в госпиталь, сформировал это элитное произведение собственноручно еще в начале осени. Тут все было серьезно, и у каждого был боевой опыт. Отряд делился на группу захвата и группу прикрытия. Два пулеметчика со вторыми номерами, снайпер, гранатометчик с помощником, радист, он же медик. Бронежилеты, новое оружие. У большинства экстерьер фронтовых солдат, а не "космонавтов" для разгона бунтов - есть и щуплые на вид, но по всему ясно, что серьезные детишки. Все они успели побывать в горячих точках, и бывший главный сурвайвер чувствовал себя рядом с ними если не желторотым птенцом, то тем, кому есть чему поучиться.

   Богданов и Масленников вышли, а Антон, круто развернув машину, поехал в обратном направлении.

   Вспышка и "бум!" в переулке слева, шипение, хвост, как у кометы - и в нескольких метрах от бампера "Тигра" пролетела огненная плюха. Глубокая яма на дороге спасла внезапно вильнувший джип от прямого попадания в корпус.

   "Пусть скажет мне спасибо, что мои дорожники ее просмотрели", - подумал Богданов.

   Машина не остановилась, а прибавила скорость. Водитель был один, за пулемет было стать некому, а с "фаустпатронщиком" они разберутся сами.

   Десять человек уже бежали "змейкой", петляя от укрытия к укрытию, к тому месту, откуда был произведен выстрел, а остальные прикрывали их продвижение.

   Это оказалось проще сказать, чем сделать. Но оставлять у себя в тылу таких ребят было нельзя. После пятнадцатиминутного бега со стрельбой они загнали их во дворик, откуда не было выхода. За это время Богданов понял, что ему лучше не пытаться командовать там, где есть более знающие.

   Наконец, ему привели пленных. За это время один из бойцов был тяжело ранен в живот, поэтому пленные были измочалены, но все же годились для допроса.

   - Какие люди и без охраны, - Владимир оскалился в подобии улыбки, увидев знакомое лицо, - Аслан!

   Эти пятеро были из предателей. Смуглые мужчины кавказской наружности. Именно про них ему рассказывали старейшины из Диаспоры, хотя и ошиблись с числом. Но это был не сброд, а полноценная боевая единица. Эти вели огонь грамотно, и вооружены были на совесть. И хотя троих из них взяли живыми, а остальных убили, за эту ночь эта пятерка явно угробила немало необстрелянных горожан.

   - Да разве ж ты "Аслан"? Это же означает "лев". А ты трусливый шакал. Что-то я тебя ни разу не видели на разборе завалов. И от тяжелой работы ты бежал как от свиного шпика. Зато первым приходил на раздаточный пункт. А пятно на твоей биографии есть, этот помимо участия в этнических беспорядках в Убежище.

   Богданов перевел дух. Отсюда было видно, что здание поликлиники горит, и это заставляло его стискивать зубы.

   "С ней ничего не могло случиться, я объяснял ей, что надо делать".

   Надо бы поторопиться, но сдать этих ренегатов ветеранам Колесникова он не мог. Те их просто задавят, а надо допросить. Эти, похоже, знали больше, чем мелкая сошка, которую они брали до этого.

   - Если бы не эти козлы, я бы тебе шею сломал, свинья, - мрачно пообещал кавказец, попытавшись плюнуть в него, но не достал.

   - От свиньи слышу. Хотя ты, наверно, овец предпочитаешь. Я ведь знаю, что с Оксаной, которая с фермы, у вас было не по согласию, - взгляд Владимира был взглядом Торквемады, - Уж как она тебя выгораживала. Видимо думала, "взамуж" ее возьмешь. Овечка колхозная, господи прости... После этого ты сидел смирно и не высовывался, но я знал, что горбатую гору землетрясение исправит.

   Он понял, что больше от Гасанова ни слова не добиться. Упертый кадр. Надо было заканчивать комедию, добавив под занавес немного драмы.