Девушки - Вера Щербакова

Стоял жаркий полдень: ни ветерка, ни облачка на небе, даже в лесу душно. Тянуло искупаться, но поблизости не было даже мелководного прудишки. А им еще предстояло идти в обратный путь на станцию по открытой солнцу дороге.

— Давайте, ребята, лучше по лесу сделаем лишний километр, чем потащимся по солнцепеку. Глядишь, и речушку какую встретим, — предложила не без умысла Сима. Солнце, и жара ей были нипочем, а вот с псом жалко расставаться; при теперешнем сиротском виде его, чего доброго, не пустят в электричку, а Сима воспылала желанием во что бы то ни стало приютить на даче своего нового питомца.

Симы послушались и пошли лесом, мечтая поскореё добраться до дому. Но теперь уже никто не замечал, как утром, красоты леса, не останавливался у каждого подозрительного листочка, а редко-редко наклонялись и то с большой неохотой сорвать росший прямо на дороге гриб. Девушки очень устали, хотелось пить, а километровый крюк, обещанный Симой, растянулся на все десять. Один пес был в резвом настроении, хотя и с высунутым, чуть не до самой земли языком: он петлял по сторонам, вынюхивая что-то, затем снова бежал за новоявленной хозяйкой, касаясь своим холодным черным носом её загорелых стройных ног.

Варя шла по обочине дороги, ни с кем не разговаривая и ничего не замечая подле себя, — не столько от физической усталости, сколько от охвативших её невеселых раздумий. А подумать было о чем. Все то, что произошло с нею прошлой ночью и этим днем в лесу, все это, называемое наедине с собой счастьем, — было отравлено Тамарой: её преследованием и ревностью. — так казалось сейчас Варе. И виноват был в этом один Титов. Не Тамарка же, что спрашивать с неё?!

«Вон она шествует невдалеке от меня с голубой майкой Белочкина на своих жирных плечах, — думала Варя, — а лицо её, словно распаренное, свекольного оттенка, блестит самодовольством на всю округу».

Варя отвела глаза: лучше не смотреть, а главное, не думать о ней. Но Титов, что она знает о нем? Как проходит его жизнь вне завода: где бывает он, с кем встречается? Он Герой, у него много Соевых друзей и знакомых девушек по фронту. Опасности, боя могли сблизить их, а такая дружба не скоро забывается… «Титов — упрямый и настойчивый по характеру человек: если уж он кого полюбит, то, наверно, не отступит», продолжала думать Варя, отдавая невольную дань уважения постоянству Ивана. «Да где же он, почему его нот со мной рядом, как утром», — спустя мгновение беспокоилась Варя, оглядывая знакомые лица и не находя среди них Титова.

Она увидела его несколько дальше, в стороне, от дороги, на лугу, рвущего цветы. Ирина молча указала на него просиявшей румянцем Варе.

— Букет для тебя! — шепнула она в Варино маленькое ушко.

И вот в душе Вари, наперекор унылым мыслям, затеплился вдруг огонек надежды: это она — и никто иная — горячо полюбившаяся Ивану девушка! Так будет!..

Дойдя до дачи, Варя едва нашла в себе силы вымыть ноги, как тут же легла в постель. Прохладная спальня вся продувалась сквозняком, который заносил с собой запах просыхающей травы, недавно скошенной под окнами. Варя уже засыпала, когда к изголовью подошла Сима и, хрустя на зубах свежим огурцом первого сбора, стала звать подругу к столу. Варя с трудом оторвала от подушки свою тяжелую голову, попыталась встать.

— Дай попробовать, — невнятно пробормотала она и, откусив прямо из рук Симы кусочек огурца, смежила веки и повалилась на подушку.

Лес тотчас обступил её со всех сторон. Она вновь брела по его солнечным опушкам, собирала грибы в росистой траве, аукалась с Симой, слушая, как эхо повторяет голоса. Бездомная рыжая собака, та самая, что скрылась от них при выходе из леса, несмотря на все старания Симы заманить её с собой, теперь повсюду бежала за Варей…

Проснулась Варя под утро, будто её кто толкнул в плечо. Девушки все еще спали. В раскрытом рядом с кроватью окне, на которое с разу упал её взор, откуда ни возьмись появилась вдруг целая охапка разноцветных полевых цветов, и осторожно, к все возрастающему удивлению Вари, цветы легли к ней на подушку. Это был букет Титова. — Варя узнала его, — нарванный им еще вчера по пути к дому, с чуть поникшими уже головками цветов. Варю бросило в жар, и на минуту, пока Иван стоял по ту сторону окна, у неё перехватило дыхание. Она не смела ни пошевельнуться, ни поднять ослепленных восходящим солнцем глаз, перед которыми проносились какие-то необычайной окраски круги. Но вот торопливые шаги Титова стали не слышны, и Варя, вздохнув всей грудью, прильнула к букету губами: Иван думал о ней, собирая эти цветы, и его руки касались их!

— Спасибо, любимый! — прошептала Варя, оглядываясь на спящих девушек. «Пусть-ка вот они утром поломают головы над тем, откуда у меня взялся этот букет? — лукаво улыбаясь, подумала Варя. — Впрочем, едва ли он станет загадкой, если вчера еще кто-то из девчат сказал, что Титов привез из дальней поездки не только удачное решение проекта, но и любовь ко мне».

Неделю спустя после командировки, Иван Титов с присущей ему энергией быстро добился официального разрешения строить поток в цехе. Проблемы с патроном, тормозившей все дело, больше не существовало. Инженера поддержали в министерстве и на заводе. Все теперь зависело от них самих: от Титова, Никиты Степановича, Лобова и молодых изобретателей, которые наметили срок пуска потока — двадцать третьего февраля текущего года.

Чувство ответственности не пугало Ивана, а, наоборот, вдохновляло его; любовь к Варе, пусть пока еще невысказанная, прибавляла ему неутомимости. Она должна, она будет гордиться им!

Титов жил теперь с неизменной верой в большой успех давно задуманной и, наконец, осуществляемой мечты.

Глава 22

Чувство превосходства над людьми, с некоторых пор стало второй натурой Тамары Комовой. Это чувство сопутствовало ей повсюду. Если Тамара общалась с ниже себя стоящим по служебной лестнице, то была назидательна и не терпела никаких возражений.

— Не желаете слушать, не надо! — говорила она в таких случаях и поворачивалась к человеку спиной.

Зато с теми, кто стоял выше её, она держалась вежливо, почтительно, но с неизменным чувством собственного достоинства. «Взять хотя бы начальника цеха, что он? — рассуждала она. — Поставлен директором, его могут и снять. А она, Тамара Комова, выдвинута, можно сказать, самой историей, народом. Никаким приказом её нельзя снять из знатных стахановцев. Еще никем и ни разу не писался такой приказ и едва ли будет когда-нибудь написан!»

Глядя на себя в зеркало, Тамара видела не просто свое лицо, но личность, знакомую по портрету в проходной завода и уж в какой-то мере не совсем принадлежащую себе. Она не решалась теперь, как бывало, выдавить вскочивший на носу или еще где прыщик, а шла в поликлинику к врачу, предварительно назвав свое имя со всеми титулами.

Теперь Комова обижалась, если к её имени не прибавляли слово «знатная стахановка», и она не уставала рассказывать всем, как на заседании коллегии замминистра назвал её знаменем завода.

Тамара выступала там не по необходимости что-то сказать, а лишь с одним желанием обратить на себя внимание, запомниться людям. Комова слегка покритиковала в своей речи главного инженера за нечуткое отношение к предложениям стахановцев и тут же, как бы уравновесив чаши весов с добром и злом, стала расхваливать директора.

Неужели и после этого не дадут ей отдельную комнату? А много ли, спрашивается, таких Комовых на заводе?

Тамара пробовала однажды говорить с треугольником цеха, но там не только не поддержали просьбу, а даже неприятно удивились: чего еще надо одинокому человеку, недавно переёхавшему из общежития в благоустроенную квартиру?!

Тамара выжидала, волнуясь: в соседнем подъезде освобождалась комната, куда уже наметили переселить одну многодетную семью; но эту комнату просила и она. Кого же предпочтут: ничем не выдающегося среднего рабочего или её, знамя завода?

Тамара предусмотрительно не говорила об этом поединке Белочкину: вдруг не выиграет его?

И вот семья начала готовиться к переёзду, укладывать узлы, поговаривая о новоселье.

«Еще посмотрим!..» — не сдавалась Тамара, набирая номер телефона замминистра, с секретарем которого она перезванивалась время от времени.

— Говорит стахановка завода, — сказала Комова привычную фразу, поздоровавшись с замминистром. — Вы помните меня?

Он помнил, и Тамара стала коротко излагать свою просьбу, не злоупотребляя терпением замминистра.

— Я позвоню, узнаю в чем дело. Вы работайте спокойно, — пообещал он.

«Ну, нет, так не пойдет. Здесь наговорят ему!»— подумала Тамара, и, извинившись за то, что отвлекает замминистра от государственных забот, она с жаром принялась доказывать ему, почему к ней такое нездоровое отношение на заводе.

— Да, да, нездоровое, неправильное, — повторила она, — а все потому, что есть товарищи, не терпящие критики. Не буду голословна и назову вам имя главного инженера завода. Я покритиковала его на заседании коллегии со стахановцами города, когда, помните, вы назвали меня знаменем… — У Тамары чуть дрогнул голос. — Мне надо расти, учиться, а жилищных условий нет…