Флэпперы. Роковые женщины ревущих 1920-х - Джудит Макрелл

сомневалась». Ее родной дом был залит солнцем, в нем пахло грушевым цветом. Весь город был ее детской площадкой. Лишь когда ей исполнилось пятнадцать, Зельда и ее мир утратили невинность. Мальчики, с которыми она раньше играла, вдруг стали более расчетливыми и тушевались в ее присутствии. Примерно в этот период у нее, видимо, случился первый сексуальный опыт, причем, вероятно, без ее согласия.

В Монтгомери были два мальчика, Джон Селлерс и Пейтон Мэттис; в детстве они возглавляли их компанию ребятни, а теперь перешли к более взрослым играм. В своем неопубликованном автобиографическом романе «Вещи Цезаря» Зельда рассказывала, как однажды вечером эти мальчики заставили ее пойти с ними на школьный двор. Случившееся там она описывала лишь намеками, вспоминала «школьный двор, погруженный в глубокие тени», «старые качели с занозами» и то, как «скрепя сердце, доверчиво проглотила приманку», поверив, что, если девушка хочет остаться популярной, она должна «идти туда, куда велят мальчики», и «радоваться, что на нее обратили внимание». Но то, что произошло на том дворе, видимо, было близко к изнасилованию, и позже Скотт говорил, что Зельду тогда «соблазнили». Он винил во всем Минни и твердил, что та плохо заботилась о младшей дочери. Доподлинно неизвестно, насколько травматичным оказался для Зельды этот опыт, но после него она по странному совпадению превратилась из беспечной пацанки в главную городскую кокетку. Джон Селлерс и Пейтон Мэттис показали ей грубый вариант сексуальной силы, и в ответ она начала применять силу сама, заставляя парней из Монтгомери соревноваться за свое внимание и преступая общепринятые правила, насколько хватало смелости.

«Тогда все девушки делились на два типа, – вспоминает один из ее знакомых парней, – те, кто соглашались прокатиться с тобой на автомобиле поздно вечером, и хорошие девочки, которые никогда бы на это не пошли». Зельда принадлежала к первой категории, и ее ничуть не заботило, что о ней подумают. Она целовалась на первом же свидании, а когда стала чуть постарше, начала курить и полюбила алкогольные напитки – пила джин с апельсиновым соком и сахаром или местный кукурузный самогон, разбавленный кока-колой. Ее дерзость служила предметом пересудов. Однажды она сказала, что один парень нравился ей до такой степени, что, «пожалуй, мог бы стать отцом ее будущего ребенка»; подруги были шокированы и надеялись, что их родители не узнают об этих словах.

Но те, конечно же, узнали, и прослышали о новом купальнике Зельды, непристойно облегающем все формы. Всего за восемь лет до этого на пляже Бостона за ношение точно такого костюма арестовали профессиональную пловчиху Аннетт Келлерман. Купальник Зельды был телесного цвета, и при определенном освещении казалось, что она плавает голой. Что бы ни делала, она будто специально стремилась нарушить южные приличия. «В Алабаме было принято выглядеть очень женственно, – вспоминает подруга Зельды. – Мы все носили высокие каблуки… длинные волосы, никто не курил. Позже кое-кто из нас коротко подстригся; родители негодовали». Короткая стрижка в то время считалась поистине бунтарским поступком; Зельда отважилась на него лишь в девятнадцать лет, но и с длинными волосами приводила отца в крайнее отчаяние. Тот пытался запирать ее в спальне, но она вылезала через окно; когда ему случалось увидеть, как она целовалась на веранде с мальчиками, он называл ее бесстыдницей, но она лишь смеялась ему в лицо.

Зельда не одна вела себя дерзко; в то время зарождалась новая подростковая культура, и она «попала в струю». Предыдущие поколения молодых людей ухаживали друг за другом через сложную систему компаньонок, визитных карточек и церковных мероприятий, но Зельда с ровесниками уже ходили на «свидания» [79] без всяких посредников. Многие вместе учились: представители средних и обеспеченных классов все чаще предпочитали отправлять детей в смешанные школы, и Зельда училась как раз в такой – средней школе Сидни Ланье. Став чуть постарше, подростки открывали для себя преимущества, о которых их родители и помыслить не могли.

Во многих домах появились телефоны, а семьи стали обзаводиться автомобилями. «Форд-Т» стоил всего 440 долларов [80], и многие подростки могли позволить себе дешевую машину. Личное авто открывало сотни возможностей для вечерних свиданий: можно было поехать в кафе-мороженое, парк аттракционов или на танцы, уединиться в темном переулке или рощице. Образовался целый богатый пласт сленга, связанный с петтингом и «обжиманиями», что свидетельствовало о свободных нравах, царивших в новой подростковой культуре. В Монтгомери объятия и поцелуи на заднем сиденье машины называли «будлингом» в честь уединенного отрезка дороги, который назывался «поворотом Будлера» и пользовался особой популярностью у Зельды и ее друзей.

На танцполе парочки тоже стали вести себя более раскованно: терки-трот (индюшачий шаг), шимми и тоддл перекочевали из новоорлеанских клубов в белые танцевальные залы Америки. Подростки из Монтгомери открывали для себя те же танцы под регтайм, которые осваивали Нэнси Кунард и Диана Мэннерс в Лондоне. В загородных клубах и в старом деревянном павильоне в Оук-Парке дуэньи по-прежнему пытались следить за танцами, но на переполненном танцполе, где парочки отплясывали щека к щеке, раскачивая бедрами в энергичном быстром темпе, мало что можно было сделать. Зельда считала танцы своей персональной сценой, и никто не мог ее удержать. По вечерам ее можно было часто встретить в загородном клубе, где она в одиночестве отплясывала номера собственного сочинения. Когда же наступало время парных танцев, ни одна девушка не пользовалась большей популярностью, чем Зельда, а очередь юношей, желавших ее пригласить, нередко тянулась до самой двери.

Некоторые девушки, увидев, что Зельда приехала в клуб, просто разворачивались и уходили домой. Прочим ничего не оставалось, кроме как смотреть на нее, стоящую в окружении толпы воздыхателей, среди которых были не только местные ребята, но и студенты колледжей – Технического университета Джорджии и Обернского университета, где ее поклонники основали тайное общество «Зета Сигма» – по первым буквам ее имени и фамилии. Красота была ее главной суперсилой, но она отличалась от других девушек, с тревогой сравнивавших себя с моделями из модных журналов. Днем она по-пацански подбирала юбки, а пуговицы блузки часто небрежно застегивала через одну. Хотя она наряжалась на танцы, красилась и надевала платья с рюшами из органди, которые ей шила Минни, она все же старалась выделяться. Подруги вспоминали, что она «искрилась и смеялась» и была одета как принцесса с картинки в детской книжке: «огненное платье… туфельки с золотыми ленточками… обмахивалась громадным веером из перьев».

При первой встрече Скотта поразила ее самоуверенность. Она вела себя как ей заблагорассудится и воспринимала жизнь как «прилавок, заваленный товаром», с которого можно было брать себе любые