Черный лед - Энн Стюард

До вечера он не мог посадить ее на самолет. Какое-то время всерьез рассматривал возможность отправить ее из какого-нибудь меньшего аэропорта, вроде турского, но затем ее отверг. Они будут прочесывать все аэропорты, так что он остановился на аэропорте имени Шарля де Голля, где у него было несколько контактов, о которых не знали даже Томасон со товарищи.

Нужный дом он нашел достаточно легко, хотя и потратил минут двадцать, описывая круги вокруг него, чтобы оторваться от возможной слежки. Это место перестали использовать два года назад, когда оно было безнадежно скомпрометировано, и к тому времени, как Комитет о нем вспомнит и наконец проверит, они, скорее всего, прочешут множество действующих конспиративных квартир. А это означает, что Бастьен и Хлоя получат еще несколько драгоценных часов.

Насколько он мог определить, никто за ними не следил. Это был большой старый дом на дальней окраине Парижа, заброшенный с пятидесятых годов. Он стоял в границах чьего-то частного землевладения, и было странно, что никто не стремился выяснить, чья на самом деле это земля. На бумаге она принадлежала родным старой дамы, чьи права на имущество находились в столь запутанном состоянии, что распутать их не было никакой возможности. В действительности же это был дом одного коллаборанта, и чердаки его были набиты трофейными сокровищами. Эти сокровища стали частью военного бюджета Комитета — тех, кому на самом деле принадлежали бесценные произведения искусства и драгоценности, уже не было в живых, и пользоваться ими они не могли.

А еще в нем была оборудована тайная комната, в которой три недели скрывался предыдущий владелец, пока союзники освобождали Париж. Сам Бастьен пробыл здесь несколько дней и знал, что именно такое защищенное убежище ему сейчас и требуется. За последние несколько дней он спал очень мало, и ему нужно было поспать часок-другой, прежде чем его мозг опять сможет функционировать. Прежде чем он сможет принимать правильные решения вместо того, чтобы глупо поддаваться чувствам.

Он свернул в узкий переулок, который подходил к зданию с тыла, закрыл за машиной покосившиеся деревянные ворота и поставил ее поближе к каким-то кустам, надеясь, что это поможет обмануть наблюдение с воздуха. Ему нужно было всего лишь несколько часов.

Хлоя, которую он стащил с заднего сиденья, двигалась как автомат. Это было бы прекрасно, если бы он мог быть уверен в том, что она в течение нескольких следующих часов не выйдет из этого состояния, но ему и так уже повезло больше, чем он мог надеяться. Он провел ее в пустующее здание, помог подняться по замусоренной лестнице мимо разбитых окон и брошенной мебели на три этажа и завел на пустой чердак. Ее оцепенение сохранялось до тех пор, пока он не нажал кнопку, спрятанную в стенке старого дымохода, и скрытая дверь скользнула в сторону, открыв маленькую комнатку.

Бастьен не был готов к такой реакции. Она разом перешла от вялой покорности к полнейшей панике, забилась в его руках, попыталась вырваться, завизжала…

Есть множество способов заставить человека замолчать, точнее, потерять сознание. Если бы он сообразил, что она вот-вот сорвется, сделал бы это более мягко, но сейчас у него не было выбора — он ударил ее, точно рассчитав силу, и сознание покинуло обмякшее тело.

Бастьен подхватил Хлою, не дав упасть, втащил в крохотную комнатку и закрыл за собой дверь. Они оказались заперты во тьме, но он хорошо ориентировался в этом пространстве. В остальных помещениях дома электричества не было, но техническое оборудование этой комнаты было превосходным. Он не собирался это проверять — он вообще не собирался делать ничего, что могло бы сигнализировать об их присутствии. Он дотащил Хлою до кровати, стоящей у стены, и уложил ее там, закутав своим пальто. Здесь было только одно окно над головой, но оно было задернуто черной тканью, через которую не проникал ни единый луч света.

Сознание вернется к ней не раньше чем через час, может, еще позже. Он взглянул на свои часы, на которых светились цифры — единственный свет в чернильной тьме. Было всего около восьми утра, и он не спал сорок восемь часов. Не было смысла добираться до аэропорта в течение следующих двенадцати часов, а между тем даже один час сна существенно исправил бы положение.

Кровать была слишком узкой, а он не собирался делать ничего такого, что могло бы потревожить Хлою. Ему приходилось спать и в худших условиях, он был тренированным человеком. Он взял с постели одно из тонких шерстяных одеял, укрыл Хлою вторым, а сам растянулся на твердом деревянном полу. Его тело ныло — он чувствовал себя старше своих тридцати двух лет. Работа на Комитет — это игра для молодых, на ней выматываешься как собака и раньше времени становишься стариком.

Он закрыл глаза и пожелал себе заснуть немедленно. Но как его дух боролся против Комитета, так и его тело сопротивлялось его командам. Он лежал минут пять, уставившись во тьму, слушая шелест дыхания Хлои, и не мог понять, что же такое, черт его дери, он творит.

А потом заснул.

Она была в ловушке. Задыхалась в непроницаемой тьме, тяжесть придавливала ее, отнимала у нее зрение, отбирала дыхание, тьма и запах крови заполонили все вокруг, и она увидела Сильвию, лежащую в багровой луже, с перерезанным горлом, с открытыми невидящими глазами, в любимом платье, заскорузлом от пропитавшей его крови. Сильвия пришла бы в ярость. Она бы хотела, чтобы ее похоронили в этом платье, она его так любила. Он перерезал ей горло — этот человек перерезал ей горло, — тот самый человек, который сказал, что убьет ее? А она позволила ему забрать ее с собой, как дура, в эту слепую тьму, в которой невозможно видеть, невозможно думать, невозможно дышать, можно только открыть рот и крикнуть…

Он поймал ее, когда она стремительно соскочила с кровати, и его руки железным обручем обхватили ее тело. Она боролась с ним как сумасшедшая, одна-одинешенька во тьме, а на нее навалились смерть и кровь, но он был сильнее, намного сильнее. Он зажал ей рот ладонью, не давая кричать, а она укусила его изо всех сил, глубоко вонзив зубы, так что почувствовала вкус крови во рту, но он не отдернул руку.

— Если ты не угомонишься, придется сломать тебе шею, — прошипел Бастьен ей в самое ухо, плотно прижимая к себе. — Я чертовски устал с тобой возиться.

Хлоя продолжала сопротивляться, хотя уже не так яростно, и он убрал ладонь от ее рта, чтобы она смогла говорить. Ей едва удалось выдавить из себя несколько слов.

— Не могу… дышать… — прошептала она. — Слишком… темно. Не могу… выдержать. Пожалуйста… — Она не знала, о чем просит, понятия не имела, чем он на это ответит, добром или злом, — но он внезапно рывком подтащил ее к себе, и вот они уже стоят вдвоем на узкой кровати, он поднимает руку над головой, и тьма разом отступает, потому что он открыл окно в низкой крыше.