Звезда в хвосте Льва - Наталья Андреева

– Я все понял. Дождемся завтра, – сказал Ромашов и дал отбой.

Вечером Журавушкин в лицах рассказывал жене о судебном заседании, отмеченном такими яркими событиями. Галина впервые за много лет слушала с интересом.

– Ты молодец, – похвалила она мужа, когда тот закончил. – Мне эта Градова никогда не нравилась. Неприятная женщина. Льстивая, но по глазам видно, как она ненавидит тех, кому подает на стол. У меня было ощущение, что я отравлюсь, если съем этот ее… холодец. – Галина передернулась. – А аджика была такая острая, что я потом всю ночь мучилась от изжоги.

– Я тоже, – признался он. – Хотя, дело, конечно, не в аджике. Эх… – он сладко потянулся. – Вот закончу это дело, и поедем с тобой отдыхать. Надо подумать: куда бы нам рвануть на Новый год? Может, на Бали? Или в Мексику? Мы там еще не были.

– Я подумаю, – улыбнулась Галина. Журавушкин отметил, что она и впрямь похудела и похорошела.

Не мешало бы и ему заняться собой. Хотя… Каждому, как говорится, свое. Быть преуспевающим адвокатом солидной комплекции тоже неплохо. Лавровый венок на голове прекрасно компенсирует недостатки внешности. Объемного живота при этом и вовсе не замечают.

Спать Журавушкин ложился в предвкушении завтрашней победы. И сны ему снились яркие, праздничные, и сочные. Интернет просто взорвется, узнав, что искусная защита блестящего адвоката Аркадия Журавушкина восстановила справедливость. Что он нашел истинного убийцу Стейси Стюарт, внезапно погасшей звезды, самой яркой в прошедшем сезоне.

«Я гений», – сладко подумал Журавушкин, переворачиваясь на другой бок.

По дороге в суд он застрял в пробке. Вообще, весь его путь в этот день был усеян знаками. И знаками недобрыми. Тосты подгорели, кофе убежал, видеокамера перед мостом зафиксировала нарушение правил, так что следовало в ближайшем будущем ожидать «письмо счастья» из ГИБДД. И, наконец, мертвая пробка!

Но Журавушкин так ничего и не понял. Не понял, что не надо бы ему сегодня рваться в суд, да еще и ожидать в этот день сумасшедшего успеха.

Он еле-еле успел к началу заседания, но к его огромному удивлению, ни Ромашова, ни Фимы Раевича в зале суда не было вообще.

Журавушкин торопливо начал звонить. Долгое время Ромашов не брал трубку. Наконец, он ответил.

– Андрей Георгиевич, вы где? – сердито спросил Журавушкин. – Заседание вот-вот начнется! Градова собирается в суд?

– Она будет свидетельствовать, – с легкой заминкой сказал Ромашов. – Но мы задержимся. Произошло что-то… Вы скоро все узнаете, – торопливо сказал он и дал отбой.

«Что там могло случиться? – заволновался Журавушкин. – Голос у него какой-то странный. Такое ощущение, что в доме посторонние. Они что ж, еще не выезжали?!»

Он взволнованно начал раскладывать на столе бумаги. Руки у него слегка дрожали.

– Итак, адвокат? – обратилась к нему судья. – Где ваши подопечные? Я не вижу в суде никого из домашних подсудимой! Вы можете объяснить, что случилось?

– Пробки, ваша честь! – как можно бодрее, сказал он. – Я сам чуть не опоздал! А они живут за городом. Давайте войдем в их положение?

– Надо закладываться на пробки! – сердито сказала судья.

– Я пока могу представить положительные характеристики моей подзащитной с места ее работы и от соседей. – Журавушкин решил тянуть время. – Приглашать их сюда не имеет смысла, но все подписи подлинные, можете не сомневаться. Разрешите зачитать?

– Зачитывайте!

Журавушкин, прокашлявшись, начал знакомить присяжных с материалами по делу. Говорил он нарочито медленно, никуда не спеша, и время от времени поглядывая на дверь.

Дамы, с которыми подсудимая когда-то работала в кинокомпании «Денебола», все, включая Нефедову, с упоением перечисляли достоинства Раисы Раевич. Умная, талантливая, предприимчивая, отзывчивая… Сама Рара слушала это с улыбкой. Жители коттеджного поселка тоже все, как один, твердили, что не замечали у сожительницы Ромашова ни малейших признаков агрессии. Она всегда была вежлива, тактична, терпелива… Журавушкин тайком посмотрел на часы. Сколько же можно ехать?!

– Вы закончили, Аркадий Валентинович? – с ехидной улыбкой спросил прокурор.

– Почти!

– Я думаю, что наш уважаемый адвокат просто тянет время. Его главная свидетельница в суд не собирается. Так что я предлагаю… – договорить прокурор не успел.

Именно в этот момент в зал суда вошел Ромашов. За ним, словно нитка за иголкой, слегка пошатываясь, брел Фима Раевич. По их лицам Журавушкин сразу понял, что случилось что-то ужасное. Потому что их, этих лиц, не было на обоих мужчинах. Василисы Петровны Градовой с ними не было.

Ромашов после секундного колебания подошел к судье. Та перегнулась к нему, и какое-то время они вполголоса что-то обсуждали.

«Как мне быть?» – понял Журавушкин по мимике Ромашова, тщетно пытаясь уловить хотя бы слово. Наконец, Ромашов поднялся на трибуну.

– Я буду говорить от имени Василисы Петровны, – внезапно севшим голосом сказал он. – Потому что сама она не придет.

– Как так? – взвился Журавушкин. – Ну, так мы подождем! Подождем, когда обвиняемая… Я хотел сказать, свидетельница сможет это сделать!

– Она не придет никогда, – прокашлявшись, сказал Ромашов. – Сегодня ночью Василиса Петровна покончила с собой.

Зал ахнул. Потом все разом заговорили.

Журналистская трибуна взволнованно загудела.

– Тишина! – обрушился на трибуну молоток. – Ситуация чрезвычайная, поэтому я решила, что говорить будет Ромашов! Он нам сейчас расскажет, как это случилось! Адвокат и государственный обвинитель молчат, пока Ромашов не закончит! Андрей Георгиевич! Продолжайте!

– Мы не забеспокоились до самого утра, – взволнованно сказал тот. – Василиса Петровна рано ложится спать, все к этому привыкли. Но и встает тоже рано. Накануне мы с ней поговорили. Я передал ей все, что сказал мне по телефону адвокат Журавушкин. Что в случае ее неявки в суд, дело будет отправлено на доследование и Василису Петровну заключат под стражу после того, как предъявят обвинение. Я ведь правильно все передал, Аркадий Валентинович? Вы мне именно это сказали вчера вечером по телефону?

– Да, все так, – кивнул Журавушкин, который еще не оправился от шока.

– Василиса Петровна сказала мне на это, что в таком случае она будет завтра свидетельствовать. И ушла в свою комнату. Я встал рано, потому что помнил о пробках. К моему удивлению, я не нашел на кухне Василису Петровну. Такого еще не было никогда. Она всегда вставала засветло, чтобы приготовить нам завтрак. И я пошел к ней в комнату. Дверь оказалась заперта изнутри. Я забеспокоился и позвал Фиму. Вдвоем мы попытались выломать дверь. На шум пришла Даша, у которой оказался второй ключ. Когда мы открыли дверь… – Ромашов запнулся. – В общем, она повесилась… Мы задержались потому, что ждали полицию. Василису Петровну час назад увезли в морг. Я попросил соседку присмотреть за Дашей, пока нас с Фимой не будет. Я знаю, что сегодняшнее заседание очень важно. Нам разрешили снять копию с предсмертной записки. Подлинник они забрали, сказав, что будет расследование. Но она существует, эта записка, я не знаю, как там у вас это делается, – Ромашов вопросительно посмотрел на судью, – вы, наверное, можете на него взглянуть? На подлинник?

– Зачитайте предсмертную записку свидетельницы, – кивнула судья. – Если нужен будет подлинник, суд с ним ознакомится.

– Вот что мы нашли в комнате на столе. «Бог вам всем судья, – вздохнув, начал Ромашов. – Ухожу, чтобы позор не покрыл всю мою семью. Дашенька, внучка, ты ни в чем не виновата. Виноваты злые люди, которые решили нас с тобой оболгать. Якобы твоя бабушка убийца! Видит Бог, греха на мне нет. Крови нет на моих руках. Не убивала я Настю. Клянусь жизнью своих внучек и единственного правнука! Даже в мыслях такого не было! А кто убил, я скажу. Раиса Раевич. В том и свидетельствую. Я пошла в сад, как только услышала первый выстрел. Я их там и увидела, обеих. А что бежала бегом через черный ход, да куда мне? Сами посудите, люди! Стара я уже! Но у нас ведь, кто бедный, тот и неправый. Засудят меня, я это вчера поняла, когда мне Андрей Георгиевич все объяснил. Мол, все уже решили. Куда мне против ваших ушлых адвокатов? Я женщина простая, и денег на них у меня нет. А в тюрьме я умру от болезней и издевательств. Поэтому и беру на себя грех самоубийства. Богом прошу, Андрей Георгиевич! Добейтесь моего оправдания! Чтобы вернули мне мое честное имя! Не убийца я! И тогда душа моя успокоится. Вам же спасибо за все, вы единственный, кого я чтила, а тайком и любила, как родного сына. Вам одному верю. Сдержите свое слово, Андрей Георгиевич: берегите Дашеньку. Ей приношу себя в жертву. Пусть хоть она хорошо поживет. Надеюсь, она поймет меня и простит. Внученька, родная моя, береги себя и будь счастлива! На сем прощаюсь с вами со всеми. Я сделала это добровольно, не по чьему-то принуждению, а чтобы избежать позора и осуждения. Василиса Градова». – Ромашов рассеянно замолчал. А потом сказал: – Все. Это все, – повторил он.