Аашмеди. Скрижали. Скрижаль 1. Бегство с Нибиру - Семар Сел-Азар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этой шуткой, корчмарка решила окончательно снять возникшую напряженность, вызвав громоподобное гоготанье всей корчмы, так как предполагаемый защитник, был вполовину ниже своей предполагаемой подзащитной.
После такого примиренья, вояки решили, что пора знать и честь, чтобы долгими посиделками, не давать повода к ненужной ссоре с хозяйкой заведения, где им порой бесплатно разливали диду, этот искрящийся напиток богов, охлаждающий в жару и согревающий в холод, приятно кислящий и прибавляющий веселья в кругу друзей. Притихший урса, замешкавшись из-за живота, также засобирался домой, но громадная лапа потянула его обратно.
– Куда? А кто мне в передке протирать обещался?
Толстяк побледнел от ужаса, представив, что его ожидает. Са-каль с трудом сдерживая улыбку, сочувственно произнес:
– Ну брат, держись. Придется тебе видно, всю ночь за свое недостойное поведение ее ублажать.
Дружный смех сопровождал удаляющихся товарищей.
Сам не свой от страха, толстяк был ни жив ни мертв, но громогласный голос корчмарки не давал забыться.
– Что встал? Пошли за мной. – Всучила она ему что-то колючее.
***
– Входи. – Тихо приказала служанка.
Дверь чуть скрипнула, и стражник проскользнул вслед за ней в неширокое отверстие раскрытой двери. Осторожно ступая за рабыней, молодой десятник городской стражи недоумевал, к чему такая таинственность, когда можно было просто сообщить о его прибытии, да и вызвать можно было его обычным поручением; но боясь вызвать недовольство ее высокородной хозяйки, послушно выполнял все ее распоряжения. Пройдя по узкому переходу, они попали в широкое и светлое пространство богатого двора. Стражника одолевало чувство тревоги и неудобства от того, что он входит во дворец тайком как вор, с черного входа. Немногословная рабыня, когда сообщала, что его настоятельно просит явиться по неотложной нужде ее госпожа – перед чьими носилками он как-то расчищал улицу от сброда когда ей вздумалось посетить рыночную площадь, не предупредила, что это настоящий дворец, и что нужно будет пробираться в него столь необычным образом. Мысленно он ругал себя за то, что не сказался больным, но чувство долга пересилило в нем ощущение лени и страха, и он внутренне предчувствуя неладное, все-таки собрался, полагая, что дело действительно не терпит отлагательств. Тогда не думалось, что такое можно расценивать как-то иначе, сейчас же это не казалось столь однозначным: может быть это кто-то захотел вовлечь его в нечто противоправное, или же сама служанка задумала недоброе, решив с его помощью завладеть имуществом хозяев. Ну, если второе! Тогда уж он не посмотрит, что пред ним любимица высокородной госпожи и если не убьет ее сам, то непременно воспользуется правом городского стража и предаст ее суду, если не сам, то с помощью безжалостного меча правосудия.
Приказав ждать в приемной, расторопная служанка исчезла за плотными занавесями. Рабов не было, не считая дрыхнувшего у дверей привратника. Видимо заблаговременно перед его приходом, их удалили в дальние покои. Это еще больше забеспокоило молодого кингаля, и непроизвольно схватившись за нож, не отпуская его рукояти, в напряжении он ожидал своей участи.
– Ты пришел. – Услышал он за спиной шелестящий голос.
Обернувшись, он, пялясь не отрывая глаз, невольно залюбовался обладательницей этого чудного голоса: ему чудилось, он созерцал явление на грешную землю самой богини – настолько хороша была сейчас хозяйка в своей воздушной, полупрозрачной сорочнице. Она поразила его своей красотой еще тогда, когда он видел ее в первый раз, но тогда не смел поднимать своих глаз на вельможную госпожу. Теперь же находясь с ней один на один, он забыл о том, что перед ним замужняя женщина высокородных кровей, а не какая-нибудь девица равная по положению. Опомнившись, со стыдом опустив глаза, он тут же бросился извиняться, вызвав скрытое неудовольствие госпожи, которой кажется, нравились восхищенные взоры воздыхателей. Ответив на его покаяния, речами об их беспричинности – потому как его смелый взгляд ничуть ее не смутил; красавица попыталась убедить своего гостя, важностью дела, ради которого был вызван.
– Надеюсь, благородный кингаль, догадывается, зачем я пригласила его к себе в столь поздний час?
– Да простит всемилостивейшая госпожа, но нет, не смею даже предполагать. – Попытался заранее вежливо отказаться от предложенной игры в отгадку взволнованный страж порядка, боясь даже предполагать, что ей от него могло понадобиться.
– Такой молодой, а уже десятник. – Подивилась хозяйка, разглядывая гостя.
– Я очень благодарен нашему улла, что он заприметил и оценил мои старания. – Смущенно ответил хозяйке молодой кингаль.
– Сколько, в твоем десятке человек? – Деловито прохаживаясь, издалека начала она.
– Пять, не считая меня.
– Так маало? Тогда почему он называется десяток? Это ведь, уже пяток какой-то, а ты, стало быть – пятник.– Пошутила, засмеявшись, молодая госпожа.
Стражник, густо покраснев, сказал:
– Мне придан новый десяток, и он еще не полностью сколочен, но я подбираю новобранцев. В этом деле торопиться нельзя, нужны не просто подготовленные мужи, но и проверенные люди.
– Бог тебе в помощь.
– Благодарствую, досточтимая эрес. – Опустив голову в знак признательности, поблагодарил молодой десятник хозяйку.
– Я пригласила тебя к себе, потому, что помню добро сделанное мне. – Со значением в голосе произнесла она. – Также я оценила твое усердие и умение управляться не только со своими людьми, но и справляться с всевозможным сбродом, заполонившим улицы нашего священного города.
Его глаза, снова помимо воли скользнули по воздушной накидке и остановились на набухших сосках, вполне различимых под одеждой и даже слегка проглядываемых.
– Поэтому мне хочется помочь тебе.
При этих словах, глаза молодого кингаля загорелись алчностью.
– Я знаю, – между тем продолжала госпожа, превратно поняв огонь в его глазах, – вы – честные стражники, считаете оскорбительным для себя любые разговоры о благодарении вас золотом и серебром за ваш служебный долг, и даже намеки об этом вас гневят, поэтому даже не буду заикаться об этом.
Глаза кингаля разочаровано погасли. В голове бешено начала крутится мысль, как бы дать ей понять, что он не прочь пошебуршить золотом и не отказался бы и от мешочка с серебром, но последние слова хозяйки окончательно развеяли в прах все его надежды:
– Я и сама считаю, что задаривать верных слуг, значит развращать, превращая их в алчных прихлебателей, погрязших в мзде и пороке. Как говорит мой мудрый муж: Даже мысли об этом, должны стращать государственных мужей как смерть.
Это говорила женщина, знавшая о лицемерности сих словоречий, так как сознавала источник благ своего благоверного супруга, – а, следовательно и своих, – с каждым днем, будто лишь растущих на опаре;
