Тающий человек - Виктор Каннинг

Море поцелуев. Ням-ням!

Панда”.

Я пошел на кухню, налил себе кофе и сел за стол в раздумье.

Мне пришло в голову, что все это исходило от Денфорда, пытающегося выбраться из той каши, которую он сам заварил. Теперь он был готов сделать все, что угодно, чтобы помешать О'Дауде, и совершенно не думал о последствиях. Так как он не смог получить сверток от меня, он решил помочь Наджибу получить его. Все годится, лишь бы он не достался О'Дауде.

Я позвонил ему в Шато де ля Форклас.

Я сообщил ему, где нахожусь, и спросил:

— Вы знали, что мисс Джулия собирается поехать сюда?

— Да. Перед тем как уехать, она попросила меня пересылать всю почту, адресованную ей, туда.

— И вы рассказали Наджибу, где он может ее найти?

— Все, что я делаю — мое дело.

— Да, все, что я могу сказать, — что вам не следует путешествовать на катере с Тишем Кермодом. Вы страшно все запутали. Где О'Дауда?

— Он здесь и хочет вас видеть.

— Еще бы. Скажи ему, что я буду очень скоро. Он прочитал письмо Джулии?

— Какое письмо?

— То, в котором она сообщает, что разрывает с ним.

После некоторой паузы он сказал:

— Да.

— Жаль.

Я повесил трубку.

Так как О'Дауда знал, что Джулия порвала с ним, я подумал, что она вряд ли будет для Наджиба и компании сильным козырем в их игре против О'Дауды. О'Дауде очень нужен сверток и ему будет абсолютно наплевать на то, что случится с Джулией. А с ней может случиться масса вещей, потому что Наджиб играл по крупному от имени генерала.

Я поджарил себе яйцо и раздумывал еще какое-то время, но ни к чему не пришел. Я поднялся наверх и упаковал свои вещи, включая шикарную пижаму. Я понял, почему Панда и Наджиб не стали ждать, когда я вернусь из отеля. Разговор со мной их не интересовал. Они решили напрямую выйти на О'Дауду.

Одна вещь была для меня ясна. У меня был сверток и я не хотел, чтобы с Джулией что-нибудь случилось. Это означало, что я буду вынужден отдать сверток Наджибу. О'Дауде это не понравится, Аристиду тоже. Они оба постараются сделать все, что в их силах, чтобы остановить меня. Пока, решил я, будет лучше, если сверток полежит на почте в Эвьене, пока я не проясню ситуацию.

Я запер шале и отъехал на “Фейсл Веге”. Хорошо, что у меня не было с собой свертка. На подъезде к Клузу меня остановила пара полицейских на мотоциклах. Они были очень вежливы, проверили мои документы, а затем сантиметр за сантиметром обыскали всю машину. Разочарованные результатом, они спросили, куда я еду. Я не был в этом уверен, но чтобы порадовать их, сказал, что в Шато де ля Форклас. По-гальски галантно помахав рукой, они пожелали мне доброго пути и километров пятнадцать сидели у меня на хвосте. Но их, должно быть, срочно вызвали куда-то по рации, потому что, когда я подъезжал к Тонону, расположившемуся на берегу озера, появились другие полицейские мотоциклисты, притормозили меня немного, взяли в вилку и отконвоировали меня в город на Кве де Рив, где мы все остановились. Аристид поджидал меня в потрепанном голубом седане.

Он вышел, отпустил полицейских, вернулся ко мне и пригласил меня выпить в кафе через дорогу. Он заказал себе пернод, а мне пиво, и тепло улыбнулся. Василек в его петлице уже подзавял и бритвенный порез был в этот раз уже в другом месте.

— Отлично ты сработал на поле для гольфа, — сказал он.

Я мысленно согласился с ним.

— У тебя по всей Франции есть девушки, которые готовы тебе помочь?

— Их очень много, но адреса я не продаю. У меня сегодня не торговое настроение.

— Жаль. Последнюю ночь ты провел с этой мисс Джулией Юнге-Браун?

— Да. Она — первоклассный повар и мы ели баранье рагу, приготовленное в бренди. Я не знаю, как она его готовила, но это заняло часа два.

Он кивнул.

— Можно было сделать и в вине. Но обязательно с чесноком. Совсем чуть-чуть.

— Он там был.

— И где она сейчас?

— Не знаю. Я пошел прогуляться перед завтраком, а когда вернулся, ее уже не было. Одна наша знакомая оставила эту записку.

Я передал ему записку Панды. Он спокойно прочитал ее и положил к себе в карман.

— А что там такое особенное в пижаме?

— Рисунок представляет собой собрание всех национальных флагов.

— Конечно, это Джулия забрала сверток. Мне бы следовало подумать об “Оберж дю Пер Бис”. А теперь ты уже положил его в надежное место?

— Да.

— Отлично. Мне бы не хотелось думать, что кто-либо еще может завладеть им. Это было бы очень неудачно для тебя.

— Естественно, пока я не обменяю его на Джулию.

Он покачал головой.

— Ты слишком по-рыцарски смотришь на все это дело.

— Если я этого не сделаю, она может закончить свою жизнь в каком-нибудь озере. Генерал Гонвалла — хотя он, возможно, и любит девушек — не больно уж мягкосердечен. Ему хочется, чтобы его кресло хранило его тепло, поэтому ему все равно, кого он выбросит на холод.

— Власть, политика — это моя погибель. Приятно заниматься простыми вещами типа убийств, краж и поддельных денег. К сожалению, не всегда есть возможность выбора. Я получил строгое указание достать этот сверток. Удовлетворяя твою просьбу, моя организация согласна заплатить за него. — Он вздохнул. — До настоящего момента я считал, что это будет простая маленькая сделка между нами двумя. Ты бы конечно, не получил тех денег, которые тебе мог бы заплатить Гонвалла или О'Дауда, но так как ты находишься во вменяемом состоянии, я уверен, что ты бы отказался ради друга от дополнительных денег. Но теперь это похищение все очень усложняет, и у тебя впереди большие трудности.

— Ты так думаешь?

— Я знаю, и ты тоже. Я должен получить сверток и передать его моим хозяевам. Они настаивают, и настаивают безжалостно. Безжалостным может быть Гонвалла, и О'Дауда тоже, но их безжалостность — личного порядка. Она не идет ни в какое сравнение с безжалостностью такой аморфной организации, как правительство или группа правительств, использующие абсолютно законную международную организацию. Никто не понесет личной ответственности за смерть девушки — мы, конечно, попытаемся найти и освободить ее — потому что это будет бюрократически необходимо. Очень печально, да? — Он осушил свой бокал и заказал еще.

— Ты хочешь, чтобы я отдал вам сверток и будь что будет с Джулией?

— Именно об этом я и говорю.

— Ты же знаешь, черт возьми, что я этого никогда не сделаю!

— Я знаю, что ты попробуешь найти выход.

— Какой выход?

— Это ты сам решишь. Я не возражаю против любых твоих действий, если ты гарантируешь мне получение свертка. Если я не получу его, ты, конечно, знаешь, что тебя ждет?

— Давай, давай. Продолжай пугать меня.

— Этим, конечно, буду заниматься не я. К счастью, подобные вещи находятся в ведении другого отдела, поэтому я не буду испытывать чувство вины. Но тебя уберут — из чисто бюрократического чувства досады, конечно. Я не думаю, что они сделают это в садистской манере или станут растягивать мероприятие. Все будет выполнено быстро и будет выглядеть как обычный несчастный случай. Ты ведь не настолько наивен, чтобы посчитать это пустой болтовней.

Я не был наивен. Он откровенно давил на меня, но за этим давлением стоял факт — незамысловатый и пугающий факт. Они сделают именно то, что он сейчас обещал. Чисто бюрократическая необходимость. Меня уберут. Ситуация была предельно проста. Сверток у меня. Если я отдам его О'Дауде (что мне казалось невероятным), то будет то же самое, плюс Джулия. А если я отдам его Аристиду — что я мог легко сделать, проехав несколько километров по берегу озера — то уберут Джулию, потому что Гонвалла вынужден будет заставить кого-нибудь заплатить за свои будущие неприятности. Мне оставалось только одно — найти какой-либо способ освободить Джулию, а затем передать сверток Аристиду. Вот и все. Очень просто. Я заказал себе виски. В данных обстоятельствах пиво казалось слишком безвкусным.

Аристид молча наблюдал за мной. Я очень быстро проглотил виски и встал.

— Я должен подумать.

— Естественно. У тебя есть мой телефон. Надумаешь, позвони.

— А что, — спросил я, — вы делаете в плане второго аспекта дела О'Дауды?

Он пожал плечами.

— Это просто убийство. Я получил указание оставить его в покое, пока не будет улажено это гораздо более важное дело. Я полагаю, ты едешь в шато?

— Да.

— Тогда, пожалуйста, не говори О'Дауде о нашем интересе в этом деле. Это строго между нами.

— Конечно, я не стану делать ничего, что могло бы поставить тебя в затруднительное положение.

Он ухмыльнулся.

— Абсолютно правильное отношение.

Было бы великолепно расквасить ему нос перед уходом. Но это бы делу не помогло. Он не имел к этому никакого отношения. Он был в этом деле круглым нулем. Он выполнял предписания и получал за это жалованье, а когда вечером он приходил домой, все стекало с него, и он оставался совершенно сухим. Протрешь нож влажной тряпочкой и никто не скажет, для чего он был использован. Когда все идет по строго официальной форме, завизированной нужным отделом и аккуратно занесенной в нужный архив, волноваться не о чем.