Миры Пола Андерсона. Т. 14. Терранская Империя - Пол Андерсон

Его рот скривился. Разбитая губа болела меньше, чем сердце. Это из-за него она плакала, когда они ночью вернулись домой. «Ну конечно, сегодня ничего не выйдет, милый, — шепнула она, приподнявшись над ним на локте и поглаживая свободной рукой его щеку, грудь и бок. — Сначала это несчастье, потом еще новью заботы, от которых голова пухнет, — только чертовски толстокожий мужик смог бы после всего этого. Не плачь. Ты не умеешь, и тебе будет только хуже. Подожди до завтра или до будущей ночи, Фил, любимый. У нас вся жизнь впереди».

«Добрая доля моего ада заключалась как раз в том, что я не мог тебе сказать, почему мне так тяжко.

Я бы поцеловал тебя… но ты можешь проснуться и… Святители небесные, святая Жанна, взошедшая на костер за свой народ, помогите мне!»

Если он будет смотреть слишком долго, она и в самом деле проснется. Он медленно досчитал до ста и выскользнул за порог.

Крыши домов и вершины горы невыразимо ярко вырисовывались на небе, в котором сверкали вдали чьи-то крылья. Самые мягкие оттенки зеленого и бурого сияли, не уступая красному. Воздух наполняли ароматы земли и моря, плещущего за волнорезом. «Нельзя вынести столько красоты сразу». Рошфор быстро пошел по тропинке между фруктовых садов и вскоре выбрался на дорогу к посадочному полю.

«Все равно ничего не получится. Там будет охрана, или я не смогу попасть внутрь, или еще что-нибудь. Я просто гуляю, вот и все. От того, что я посмотрю, никакого вреда не будет.

Посмотрю и вернусь к завтраку. И ничего не случится, только ее авалонцы погибнут — может быть, несколько миллионов, может быть, и она тоже; погибнут и мои товарищи — ни за что, из-за одной только гордости — хотя их можно было бы спасти. Может, потом она поймет, что я сделал это ради того, чтобы война скорее кончилась и она осталась жива».

Вокруг было тихо. В это время года на плантациях никто не работает.

Пусто было и на посадочном поле. Для такого движения, которое существовало на Сент-Ли, вполне хватало автоматической наземной службы.

Космический флиттер стоял закрытый. Рошфор подавил вздох облегчения, но тут же подумал: «Должно быть, дверь прикрыли только от дождя. Здесь не боятся воров.

Ну а любопытная детвора?

Если кто-то меня увидит, скажу, что это меня и беспокоило. Табби поверит».

Он подкатил передвижной трап, используемый для разгрузки, к стройному корпусу. Ботинки стучали по ступеням. Устройство люка было ему знакомо, и он сразу нашел крышку, за которой должна быть панель внешнего управления. Крышка легко отошла вбок, и за ней не оказалось ни кодового устройства, ни сигнализации — только кнопка. При нажатии внешней клапан с урчанием открылся и, словно язык, вывалился трап.

«Отче, да будет воля Твоя». Рошфор шагнул через порог.

Ифрийский корабль очень походил на терранский сходного типа. Это неудивительно, если учесть, что крылатая раса переняла науку космических полетов от человека и авалонские космические суда зачастую водят люди. Сиденья и пульт управления в рубке можно было приспособить для обоих видов. Надписи были на планха, но Рошфор разобрался в них. Через пять минут он понял, что сможет поднять этот корабль и вести его.

Он стукнул кулаком о ладонь — и взялся за дело.

Глава 16

Аринниан нес Эйат в поселок. Его гравиранец не смог бы поднять их обоих, и Аринниан бросил его. Она пару раз говорила ему, что может лететь или идти сама, но таким слабым шепотом, что он ответил «нет». После тех нескольких слов, которые она выдохнула ему в грудь, когда он склонился над ней, они почти не разговаривали.

На руках он бы далеко ее не унес. Она висела вниз головой у него за спиной, держась когтями ног за плечи, а руками обнимая его за пояс. Так носят детей, только ее приходилось держать еще за крылья. Он изрезал свою рубашку, чтобы обмыть ее раны дождевой влагой с листьев и перевязать. Раны не были серьезными, но рубашка ушла почти вся. Теперь он чувствовал кожей ее тепло (нет, жар) и ее шелковистые перья; и запах ее любовного томления, словно тяжелые духи, обволакивал его и проникал внутрь.

«Вот что хуже всего, — думал он. — Это состояние продлится долго — пару недель, если дать ему выход. Сойдись она с ним снова…

Раскаивается ли она? Как можно каяться в том, с чем не можешь справиться? Конечно, она оглушена, изранена, с трудом соображает — но чувствует ли она себя непоправимо оскверненной? И должна ли?

Я перестал понимать свою небесную подружку».

Он брел со своей ношей вперед. Он почти не отдыхал, пока искал ее. Его ломило, во рту пересохло, в голову словно песка насыпали. Мир сузился до тропинки, по которой он должен пройти столько-то километров — очень уж эти километры длинные. Тропинка все сужалась и сужалась, и в мире не осталось больше ничего, кроме предательства. Он старался не думать о нем, напевая в такт шагам детскую песенку: «Взял, снял, положил. Взял, снял…» Тогда стало слишком заметно, как болят ноги, как дрожат колени, как горят руки; он поневоле вернулся к изменам. Терра — Ифри, Ифри — Авалон. Табита — Рошфор. Эйат — Драун: нет, Драун — Эйат… Водан — как ее там, это жуткое существо из Кентаври, да, Куэнна… Эйат — кто угодно, теперь она принадлежит всем… нет, она может управлять собой, выбирать, оставаться чистой, даже если она больше не девушка, принадлежавшая только ветру. Эти руки, обхватившие его живот, так часто сжимавшие его руки, еще недавно обнимали Драуна; эти губы, которые пели для него, а теперь молчат, испускали стоны, такие же, как издает любая шлюха… «Прекрати это! Прекрати сейчас же!»

Возникший впереди поселок вернул его к реальности. Никого как будто не видно. Это хорошо. Он спокойно доставит Эйат домой. Ифрийские химики изобрели аэрозоль, заглушающую феромоны — ее, конечно, можно будет достать по соседству. Благодаря ей местные самцы не станут ошиваться у Эйат под окнами — а там она достаточно окрепнет, чтобы добраться с ним до флиттера и улететь домой, в Ворота Бури.

Дом Табиты стоял открытым. Она, должно быть, услышала его шаги и дыхание и вышла на порог.

— Привет. Ты нашел ее? Хой! — И Табита бросилась к ним. Раньше это зрелище доставило бы ему радость. — С ней все хорошо?

— Нет. — Он, тяжко ступая, вошел в дом. Прохлада и тень внутри относились словно к другой планете.

— Неси сюда, — подоспела Табита. — На мою кровать.

— Нет! — остановился Аринниан. Хотя… если бы не ноша, он пожал бы плечами. Почему, собственно?

Он уложил Эйат. Она подвернула одно крыло под себя, а другое упало до самого пола.