Восставший из пепла - Роман Злотников

— Вот, мой дорогой, констебль Каннингхем хочет задать тебе несколько вопросов, вернее… — Смешливый врач по привычке хохотнул. — Он уже давно добивается свидания с тобой, но я пустил его только сегодня — решил, что можешь увидеться с ним без особого риска. — Врач искоса посмотрел на незнакомца в углу и улыбнулся: — К тому же мистер…

Он не договорил. Спокойный, тихий голос, в котором, однако, слышалась скрытая, но не для опытного уха, властность, прервал его:

— Не надо, уважаемый доктор, я представлюсь сам. Позже.

Врач, ограничившись коротким смешком, вышел из палаты. Констебль проводил его взглядом до двери, достал из поясной сумки портативный полицейский фиксатор, пододвинул стул поближе к кровати и сел напротив Корна:

— Констебль Эрсел Каннингхем, борт пассажирского лайнера «Эйбур», рейс Новая Южная Дакота — Нью-Амстердам, официальный допрос. — Он сделал паузу и, глядя в упор на Корна, продолжил: — Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу о подготовке покушения на убийство мистера Аарона Розенфельда на борту лайнера «Эйбур». Перед началом допроса я должен предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний. — Констебль снова сделал паузу. — Назовите имя, место и год рождения, занимаемую должность на лайнере словам врача, «черная кровь», означающая верную смерть, ценится очень дорого. А ведь существует сколько угодно ядов подешевле. Они, может быть, и не так хороши, как «черная кровь», но тоже быстренько отправят человека на тот свет, если, конечно, не применять дорогостоящую реанимацию… Корн чертыхнулся про себя. Надо же было так засветиться. Но делать нечего. Он повернул голову в сторону полицейского фиксатора и заявил с хмурым видом:

— Мое имя — Корн, стюард нижних помещений, а больше о себе говорить ничего не буду.

Констебль воспринял это заявление довольно спокойно, хотя было видно, что оно ему не очень-то понравилось. Он в свою очередь повернулся к фиксатору и подтвердил:

— Констатирую, что свидетель на вопросы о дате и месте рождения отвечать отказался.

Допрос продолжался около получаса. Из вопросов констебля Корн понял, что этот ненормальный был нанят кем-то еще на Новой Южной Дакоте, чтобы прикончить какого-то Аарона Розенфельда, который, похоже, летел не ниже чем первым классом. При обыске среди личных вещей этого урода был обнаружен электронный ключ с набором кодов ко всем дверям, ведущим к каюте этого Розенфельда, план помещений корабля и еще пара смертоносных штучек, стоимость которых, скорее всего, равнялась доходам этого типа за последние десять лет. Когда констебль его хорошенько прижал, он раскололся и сдал своего непосредственного нанимателя, который, вероятнее всего, окажется в конце концов подставной фигурой. Однако пока что оставался шанс прищучить хотя бы его, так что констебль стремился как можно тщательнее зафиксировать все, что имело хоть какое-то отношение к этому делу. Планеты Содружества Американской Конституции всегда ревниво относились друг к другу, и, для того чтобы привлечь к ответственности гражданина другой планеты, нужны были серьезные и юридически безупречно оформленные основания. И капитан, скорее всего, дал разрешение на использование большого регенератора не из человеколюбия, а потому что была задета честь компании. На ее корабле кто-то пытался совершить убийство! И хотя Корн вряд ли чем мог помочь расследованию, без его показаний, зафиксированных надлежащим образом, позже, в суде, могли бы возникнуть проблемы. Все эти соображения сложились в голове у Корна, пока он отвечал на вопросы констебля, однако главный вопрос, на который он хотел бы получить ответ, пока оставался открытым. Кто такой тот толстяк в углу?

Наконец констебль закончил с допросом. Вопросительно взглянув на толстяка, он повернулся к Корну и со словами: «У меня все» — спрятал свой аппарат и как-то нерешительно сказал:

— Вот тут с вами хочет побеседовать мистер…

— Благодарю вас, констебль, этот вопрос мы обсудим наедине.

Констебль недоверчиво посмотрел на Корна — на его взгляд, он явно не заслуживал доверия, нерешительно оглянулся на толстяка, который ответил ему усмешкой, и направился к двери. Но, прежде чем выйти, он не преминул бросить свирепый взгляд на Корна, словно предупреждая его, что, если что не так, ему не поздоровится. В палате стало тихо. Толстяк поднялся, подошел к кровати и уселся на стул, на котором раньше сидел констебль:

— Ну-с, молодой человек, я вижу, вы несколько озадачены тем, кто я и в чем состоит мой интерес во всем этом деле. Хотя, клянусь быстрым умом Ревекки, жены Исаака, мне кажется, у вас уже есть предположения по поводу того, кем я могу являться. Не поделитесь?

Толстяк выражался несколько витиевато, но вполне понятно и к тому же, хотя и был явно человеком влиятельным — недаром и врач и констебль слушались его беспрекословно, — держался вежливо. Корн столь же учтиво ответил:

— Думаю, вы имеете некоторое отношение к истинной цели покушения. Толстяк рассмеялся:

— Прекрасно, вы подтвердили мои предположения. Еще когда вы разговаривали с констеблем, я заметил, что ваша манера говорить, несмотря на все ваши усилия скрыть это, несколько отличается от того, как выражаются низы. А сейчас окончательно убедился, что был совершенно прав. — После короткой паузы он деловито спросил: — Какой университет вы окончили, Симаронский?

Корн был ошеломлен. Этот неожиданный вопрос усмехающегося незнакомца всколыхнул в нем что-то, глубоко укрытое, он знал теперь, что действительно учился в Симаронском университете. Несколько минут Корн лихорадочно напрягал память, пытаясь вспомнить все, что было связано с университетом, но ясность так и не наступила. Ну что ж, не все сразу. Он поднял глаза на собеседника и осторожно кивнул.

— И когда?

Корн сделал неопределенный жест рукой. Толстяк усмехнулся:

— Что ж, ваше право. Имя тоже не ваше? Корн ответил улыбкой. Он уже немного овладел собой, хотя чувство растерянности все не проходило. Что за удивительный человек этот толстяк! За то время, пока был калекой, Корн и сам научился неплохо читать по лицам людей, угадывать их характер и намерения по еле заметным движениям бровей, искривлению уголков губ и многим другим признакам, незаметным для неискушенного взгляда. Это была неотъемлемая часть науки выживания, в которой он в достаточной мере преуспел. Но этот толстяк — просто ас физиогномики. За считанные минуты вычислить так много о совершенно незнакомом человеке… Есть от чего растеряться. И кажется, ему что-то нужно от Корна. Но что? Об этом Корн не имел пока ни малейшего понятия.