Партизаны Подпольной Луны - GrayOwl

Люциус немного успокоился, по крайней мере, внешне и… улыбнулся жене. Он просто представил, как любовник ёб бы её в жопу, а она, как заправский гей, стонала бы и покряхтывала от удовольствия. Это сначала показалось ему очень смешным, но потом он опять загрустил.

Ведь будь оно так на самом деле, не залетела бы его супруга перед Мерлином от какого-то, он был уверен, проходимца. Этот самец человека даже не позаботился о последствиях своих утех с Нарциссой! Какой же это человек? Самый настоящий самец и есть. И сумел же доставить этот самец, нет, настоящий самчище, удовольствие длинноволосой шлюхе, прикидывающейся чуть ли не маггловской монахиней. Ишь, как вырядилась к завтраку, и это после ночного бального платья, такого вызывающе открытого, что многие дамы обсуждали и осуждали наряд размолодившейся и очень похорошевшей супруги. С чего бы это?

Нет, чтобы тяжело переносить беременность, поблевать, заплыть отёками, покрыться жёлтыми пятнами, как в первый раз, с Драко. Она же была страшна, как демон!..

Постойте, но ведь Нарцисса не покидала Малфой-мэнор около семи месяцев, а это значит… Это означает только одно - она спелась с одним из приглашённых на был двухнедельной давности низкопробных гостей. О которых сама же дурно и отзывалась, даже не хотела, чтобы гости её супруга занимали спальни на её этаже.

На… её этаже. Ей незачем было далеко ходить, ведь одну из спален занимал какой-то молодой красавчик совсем низкого полёта. Вот с ним-то Нарцисса и переспала по своей извечной привычке связываться с какими-то магглорождёнными выскочками, попавшими в свет за заслуги перед этим самым светом. Слугами бомонда. Вот такой-то магглорожденец и оставил её с носом, вернее, с дитятком.

Его, его! - лорда Люциуса Абраксаса Малфоя - выставили рогоносцем перед светом! И кто?! Эта наглая самка, не выдержавшая жизни без случки!

Зря он так, лучше бы сам заходил, скрепя сердце, к жёнушке, и пыхтел бы, и потел на ней. Только «на ней» потому, что лорд Малфой не признавал позы «женщина сверху». Женщине место быть только под мужчиной, ибо она во всём зависит от воли мужчины, даже в обычном плотском удовлетворении.

Лорд Малфой так мечтал сейчас напустить ручных гарпий, используемых во время охоты верхом на тестралах, на свою жену. Чтобы гарпии, не приученные к ней, попросту разорвали её на мелкие кусочки вместе с выблядком. Но сказать - он ничего не сказал больше. С этой потаскухи довольно.

Всё равно его репутации лучшего любовника в свете непокобелима. А, если и покобелится, Люциус быстренько восстановит её новыми, ещё более пылкими и громкими амурными похождениями.

И слух о них пойдёт по всей Британии великой,

И на обоих островах узнает высший свет,

Каков в постели он - неутомимый лорд.

Так думал лорд Малфой, изредка переглядываясь с Драко под женский базар, который постепенно разошёлся до такой степени, что уши закладывало. Все наперебой делились рецептами. К примеру, засунуть во влагалище самопишущее перо и повертеть там несколько раз, покуда кровь не пойдёт, да, больно, милочка, весьма неприятно, зато эффективно. Другие советовали залить в то место настойку женьшеня, да, спиртовую, она вызывает повышение тонуса матки, провоцируя выкидыш, а заодно стерилизует её.

Несколько дам посоветовали известный их служанкам адресок в Лютном, где Абортирующие зелья для разных сроков беременности («А какой, кстати, у Вас, миледи Нарцисса?»). А одна дама даже посоветовала воспользоваться… фаллоимитатором громадной величины, постараться просунуть его во влагалище на всю длину и провернуть до появления крови.

Но Нарцисса не хотела даже знать, что такое фаллоимитатор потому, что дама упомянула о маггловском происхождении предмета. Завязался диалог, а потом и целая дискуссия о методах избавления от зародышей и даже плодов месяце эдак на шестом, когда дитя принципиально уже похоже на человека, а не на маленькую ящерку или поросёночка. Всё это дамы обсуждали, не прекращая есть с большим аппетитом традиционные в доме Малфоев блюда, подаваемые на завтрак.

Особенно налегали на одадьи с русской икрой* и яичницу с такими жирными, большими, аппетитными, покрытыми с обеих сторон корочками, кусками бекона. На поданные в больших чашах мюсли и стоящие рядками молоко, сливки и йогурты никто внимания не обращал. В высшем свете… такое едят только дома, но не на халявной обжираловке в гостях…

Нарцисса взяла на заметку способ с женьшенем. Надо только достать эту тинктуру, но, если хорошенько пожаловаться домашнему колдомедику на нездоровье, отсутствие жизненного тонуса, утомляемость, вялость, сонливость, может, тогда он…

… Но в глазах любимого Гарри видел только эту грёбанную нежность, к чертям её собачьим! И тогда он произнёс те строки, что вертелись у него в голове вот уже две недели, с тех самых пор, когда он услышал их от Квотриуса и проворачивал, словно музыкальный диск, в душе, когда наяву дулся с Таррвой во взрывного дурака.

* * *

* Икра осетровых рыб на Западе ценится очень дорого и доступна только высшим слоям общества.

Красную икру называют «рыбьими яйцами», и стоимость её значительно ниже. Но в бомонде считается моветоном подавать её.

Глава 19.

- Хочу упасть в снека я и укрыться ими, предивными, нягкими, столь хладными,

Что тело леденят, выстуживают боль из сердца, расголотого братом возлюбленным, жестоким,

Завернуться в, сотканную из льда речного, зелёного пемулу, в плащ на меху из снека.

Хотел бы запахнуться я, магой, в прекрасно одеяние сие и приять хлад, до естества души саного

Пробирающий. Но обезболивает хлад и снек, как лучшее лекарство умелого фрача.

И нет средь человеков фрачевателей, излечивающих от любви велицей, Всеобъемлющей, отверклутой, осмеянной, сленённой на любовь иную,

Левнятную мне, как и душа людская не в состоянии объять величия бокоф. Нет! Волею своей отказываюсь я понять

Возлюбленного брата моего, коий зовётся суровын!..

Гарри, не чувствуя в сердце иного милосердного средства, кроме как эти вирши, прочитал его всё и закончил безжалостными словами Квотриуса:

- После приидет Фатум и дух мой отнесёт в Аид бечальный, но и в Аиде вечно стенать я буду не по бокам с их пищею мебесной,

По брату моему, возлюбленному вечно. На сём окончу я заклятье Смерти, коя Любовь повергла.

- Чьи, чьи это строки ты передал столь… неграмотно, но ясно? Ведь это ода Квотриуса, я узнаю его стиль. Тогда отчего же знаешь оду эту ты, но не я?

- Ты спал в то время, когда Квотриуса проняло на стихи. Он, наверное, думал, что ты услышишь их даже во сне. Однако, вижу я, что ты не расслышал их, как и положено смертному человеку, хоть и волшебнику, способному остановить порыв ненависти мага Стихий потому, что спал, утомлённый волшебством, спасшим нам всем… троим жизни.