Книга третья. Ковчег - Николай Башилов

– Мошенничество! Гири надувные! Нас дурят! – заорал, как оглашенный, сыночек Ироды, жаждавший после перенесенного унижения тоже кого-нибудь унизить.

Разрисованное белой краской лицо клоуна выразило сначала удивление, затем искреннее огорчение по поводу столь явно выраженного недоверия к его безусловной честности. Жестом он пригласил крикуна убедиться в том, как сильно он заблуждается. Абсолютно уверенный в своих выводах, Гам быстро выбежал на сцену и схватился за ближайшую гирю. Но смог лишь едва оторвать ее от земли. Он бросился ко второй, третьей, но с тем же результатом. Лицо его выразило искреннее недоумение и детскую обиду. Обескураженный, он побрел на свое место. Но тут проклятая птица вновь не вовремя проявила свое рвение, вспорхнула с шеста, сделала один круг над сценой, сопровождая полет все с той же обидной кричалкой, а затем направилась куда-то в сторону рынка. Наверное, захотела размяться. Гал вновь покраснел до корней волос, второй раз с начала представления. Народ хохотал, как оглашенный. Ирода от гнева сравнялась цветом лица с сыном. Особенно ее выводило из себя то обстоятельство, что не к кому было применить дисциплинарные санкции. Не наказывать же, в самом деле, птицу, выставляя себя на посмешище. Но глухой гнев против артистов шапито начал копиться в ней, прекрасно понимавшей, что назавтра о позоре ее сына будет гудеть уже вся столица..

Между тем, представление продолжалось. После клоуна на арене появился фокусник. Прон показывал действительно потрясающие фокусы, и публика то и дело восторженно ахала. Фокусы были из вчерашнего репертуара, поэтому вполне естественным в какой-то момент показался выкрик кого-то из челяди в адрес фокусника:

– Это мы вчера в городе видели! Покажи что-нибудь новенькое!

Но для Иды и ее товарищей это была условная фраза, говорящая о том, что со стороны крестного принца генерала Судзуфа все идет по плану, и можно переходить к следующему этапу.

Фокусник Прон, только что закончивший очередной фокус, поднял руку вверх и громко объявил:

– А сейчас, уважаемые гости, по вашей просьбе мы покажем фокусы, которые ранее не видел еще никто. Предупреждаю сразу: эти фокусы – не для слабонервных. Если такие есть среди уважаемой публики, просим их отвернуться и не смотреть на сцену. Первый фокус – распиливание живого человека двуручной пилой.

Заинтригованные зрители удивленно зашушукались, но отворачиваться никто из них не стал. Ирода, смотревшая доселе представление с надетой на лицо маской легкого пренебрежения, ибо мысли ее были заняты пропавшим принцем, слегка оживилась, как и ее сыночек Гам. Глазки их заблестели в предвкушении.

Между тем подсобные рабочие, юноша в униформе и девушка в такой же униформе, но с повязанной на шее косынкой, вынесли на сцену специальный лежак, на который улеглась женщина-гимнастка.

Этот простенький фокус, известный на многих планетах Содружества, стал настоящим откровением для собравшейся публики, ибо на Зере изобретен не был. Поскольку детей на представлении не было, руководивший действом Прон усугубил воздействие на публику тем, что в момент, когда пила начала «перепиливать» прикрытое простыней тело гимнастки, белая простыня вмиг обильно окрасилась красной «кровью», а гимнастка дико заверещала от боли.

Происходящее на сцене настолько приковало внимание всех присутствующих, включая охрану, что никто не заметил странных перемещений каких-то людей среди публики.

В толпе зрителей послышались крики ужаса и возмущения. Несколько особо впечатлительных дам упало в обморок. Ирода, находясь почти в сексуальном экстазе, облизывала губы, и даже селтан зашевелился в своем кресле.

В какой-то миг Ироде показалось, что вместо лица гимнастки она видит искаженное страданием лицо предыдущей жены селтана, отравленной ею собственноручно. Но морок тут же исчез, и Ирода с облегчением начала промокать платочком вмиг взмокший лоб. Однако показалось не только ей, ибо селтан Урум, до этого почти не реагировавший на происходящее, вдруг вздрогнул и начал с недоумением оглядываться по сторонам, словно очнувшись после долгого сна.

Вся сцена сопровождалась тревожным музыкальным ритмом, который достиг пика в момент кульминации и оборвался.

Когда вопли ужаса и возмущения среди зрителей достигли предела, окрашенная «кровью» простыня слетела вдруг с тела «распиленной» гимнастки, она поднялась, как ни в чем не бывало, целая и невредимая, и тут же выполнила несколько сальто, демонстрируя тем самым, что с ней все в полном порядке.

На несколько секунд зрители оцепенели, пока до них доходило, что артисты снова их «провели», и это был всего лишь очередной фокус. После чего толпа взорвалась столь бурными аплодисментами и криками восхищения, каких, пожалуй, не удостаивался в этом дворце никто и никогда.

Прон раскланялся в разные стороны и вновь поднял руку. Постепенно шум стал стихать, и вскоре над площадкой повисла мертвая тишина.

– А теперь, дорогие гости, вы увидите шедевр моего мастерства. Я продемонстрирую вам искусство вызывания духов мертвых. Никто, кроме меня, не умеет на Зере этого делать. Вновь предупреждаю: зрелище не для слабонервных. Кто боится – отвернитесь или закройте лицо руками. Готовы?

– Да! Да! – донеслись крики из толпы.

– Отлично. Осталось решить – кого именно мне вызвать. Может быть, у вас есть предложения?

– Только не мою тещу! – донесся выкрик из рядов охранников.

– И не мою! – крикнул кто-то еще.

Толпа с удовольствием расхохоталась над немудреной шуткой, приходя в себя после перенесенного стресса.

– Мою покойную матушку! – крикнула какая-то женщина из челяди.

– Кто знает твою матушку, кроме тебя? Нужно вызвать того, кого знают все, – откликнулся чей-то голос.

– Прежнюю селтаншу Юмону! Её все знают! – донеслось из задних рядов. Ирода забегала глазами по толпе, пытаясь определить кричавшего, но в столпотворении это было сделать совершенно невозможно. Ида удовлетворенно хмыкнула про себя. Все шло по плану.

– Хорошо, друзья! – продолжил фокусник. – Вы можете спорить еще долго. Остановимся на последнем предложении.

Над сценой вновь зазвучала тревожная музыка, от такта к такту повышающая накал энергетики. Когда этот накал достиг пика, фокусник Прон, до того производивший медленные пассы руками, вдруг резко взмахнул ими, и пораженная публика увидела над ареной знакомую им всем фигуру их бывшей правительницы, облаченную в белое платье.

Ида не зря ночью столь тщательно переснимала портреты близких родственников принца.

Фигура медленно плыла по воздуху. Страдающие глаза бывшей султанши медленно скользили по публике. Мертвенно-бледное лицо внушало ужас. Все онемели. Вдруг взгляд призрака уперся в сидящих на пьедестале царствующих особ. Сначала она посмотрела на селтана Урума, и ярко-красная капля крови, особенно заметная на снежно-белом лице, выкатилась из ее правого глаза. Затем взгляд ее переместился на новую селтаншу. Внезапно глаза Юмоны загорелись гневом, и она произнесла замогильным голосом, указывая пальцем на Ироду:

– Убийца! Убийца!

Никто не успел хоть как-то прореагировать на происходящее, как вдруг над сценой появились еще три фигуры, в которых все тут же опознали погибших детей селтана Урума. Как и мать, они повернулись к Ироде и, указывая на нее перстами, повторили в унисон:

– Убийца! Убийца!

Это был ключевой момент, развилка, после которой события могли пойти по разным сценариям. Все они, впрочем, учитывались при отработке плана с генералом Судзуфом. Но, к счастью, дальнейшие действия стали развиваться по наиболее благоприятному варианту, позволившему избежать лишнего кровопролития.

Селтан, который после увиденного на «плахе» лика своей прежней жены водил вокруг все более осмысленным взглядом, после появления обличающих призраков внезапно повернулся к Ироде, смерил ее ненавидящим взглядом, и громко произнес:

– Охрана! Арестовать ее!

Непонятно откуда появившаяся за спиной Ироды пара стражей из числа приверженцев бывшего начальника охраны подхватили визжащую и отбивающуюся Ироду и потащили ее к замку. Парализованная ужасным видом призраков остальная охрана, лояльная Ироде, ничего не предпринимала: ведь приказ отдал сам селтан. Да и вид многочисленных и хорошо вооруженных гвардейцев, сторонников генерала Судзуфа, появившихся во многих местах одновременно, не вдохновлял на ратные подвиги.

Как-то спасти положение попытался Гам, которого пока никто не трогал. Вскочив с места и показывая рукой на артистов шапито, он вдруг заорал на весь парк:

– Измена!!! Это они все подстроили! Клянусь, это правда, или быть мне петухом! Это все они! Схватите их!

Выкрикивая свои обвинения, Гам сам в них абсолютно не верил и даже не подозревал, насколько он близок к истине. Им двигали лишь осознание рушащегося мирка, где ему было так комфортно жить, да чувство мелкой мести.