Рассвет на закате - Марджори Иток

Элинор было трудно поверить, что она так долго отсутствовала.

Бен, глядя на ее бледное печальное лицо, вспомнил о великолепном Пикассо, который спрятан Джулией в ожидании дня рождения Элинор, и у него возникло сильное искушение отдать его прямо сейчас, а не ждать праздника. Но он поборол соблазн.

«Ко дню рождения», — сказала Джулия, и так оно и будет. Естественно, некоторые вещи в этом проклятом мире остаются неизменными, в частности, его обещание.

Бен наполнил едой коробку из-под маргарина. Томасин, который прыгнул на руки к Элинор, чтобы поведать ей душераздирающую историю об умирающем от голода коте, незамедлительно соскочил на пол, наклонился к миске и начал обед, мотая хвостом от удовольствия.

Элинор присела на виндзорский стул и расстегнула свое старое пальто. Бен прислонился к дверному косяку, стоя на пороге, и скрестил руки на груди.

— Эта толстая дамочка, которая приходила насчет стульев времен королевы Анны и увидела белтеровский диван, так и не возвращалась. Пока что.

— Хорошо.

— В Квинси будет семинар по прессованному стеклу. Они хотят, чтобы вы приехали. Письмо в стопке.

— Я поеду. Когда будет семинар?

— Я точно не помню. Перед днем Благодарения. Так мне кажется. А еще мы уже можем продать это бюро. С фермы Крейнов. Джону Джиаметти. Если хотите.

— Вот как?

— Вот так. Он нашел покупателя и хочет взять бюро для него. Конечно, такая сделка принесла бы нам небольшую прибыль. Совсем небольшую. Но ведь мы знаем Джона давно, и он хороший человек.

Будет только на пользу, если она пойдет на сделку с ним. Если она будет работать на него. Если… Слишком много «если». Тут ее словно током ударило:

— Господи, Бен! А зарплату вы и остальные получили? Я же ничего не подписала.

— Не беспокойтесь. Все сделал партнер Мэтта, это касается и оплаты больничных расходов по вашей страховке. С деньгами все в порядке. Кажется, он хороший парень. Элли…

Она взглянула на него. Бен взволнованно моргал и нервно ерошил рукой остатки шевелюры вокруг лысины. Скорчив гримасу, он начал:

— Что же будет с этим местом теперь? И с нами?

Элинор медленно ответила:

— Не знаю. Думаю, что все должно перейти к ближайшим родственникам Бентона, кто бы они ни были.

— А что если никого из родственников нет?

— О, кто-нибудь должен быть. — Она механически теребила шов на своем свитере, даже не сознавая, что делает. — Если придется, будем искать родственников по линии прапрадедов или каких-нибудь кузенов, уехавших куда-то тридцать лет назад. Кто-нибудь да объявится. Полагаю, что нам остается только ждать. Снова.

— Но ведь они могут продать все?

— Только законно оформив сделку.

— А мы, значит, пока будем вести дела как и прежде?

— Пока кто-нибудь не велит нам остановиться. Или не возьмет все в свои руки.

— Это может длиться несколько лет.

— Непохоже.

— Может быть, если никто не объявится, нам позволят и дальше вести дела. Для меня это было бы лучшим вариантом. С вами очень хорошо работать, Элли.

Лучшего комплимента Бен сделать не мог. Адресовав ему туманную улыбку, Элинор сказала:

— А вы здесь незаменимы. Джулия всегда это говорила.

Бен шаркнул носами своих неуклюжих рабочих ботинок и улыбнулся:

— Как бы то ни было, я думаю, что мы хорошо ладим.

«Но все изменится, если я перейду к Джону Джиаметти».

Ей следовало бы сказать о своих намерениях. Но не сейчас. Всему свое время.

Он помялся и продолжал:

— Но, скорее всего, кто бы ни приехал, этот человек решит все продать. Как вы думаете?

Она кивнула:

— Скорее всего.

— И встает вопрос: кому продать? У нас с вами денег нет. Проклятье! У вас нет ничего, кроме тяжелой судьбы, а у меня даже на черный день ничего не отложено. Вот и все. — Он потер свою лысую голову, коснулся носа и взялся за подбородок. Его глаза украдкой косили в ее сторону. — Я вот все думаю и думаю. Я признаю, что мы могли бы работать на Мондейна. По крайней мере, я согласился бы на это, если бы он позволил мне делать то, что я умею. Но мне очень жаль, Элли: этот парень мне не по душе. Да и Бенту он тоже не нравился.

Как отлично она это знала! Элинор сглотнула и сказала:

— Я знаю. Я знаю, что он не нравился ему.

— И тем не менее он лучше, чем Марвин Коулс.

— Да, кто угодно лучше, чем Марвин Коулс.

— Аминь. Конечно, адский выбор, но если дело дойдет до этого, то я выбрал бы Мондейна. По крайней мере, он знает свое дело. — Бен вытянул поцарапанный палец и провел им по атласной спинке Томасина. — И еще я думаю, что Мондейн тоже хочет купить магазин. Иначе он появился бы здесь намного позже. Он оценивает это место, так я думаю. Так что, я полагаю, нам нужно подготовиться к продаже. — Бен страдальчески посмотрел на нее. — Вам приходит в голову хоть какой-то способ добиться от банков ссуды?

Элинор покачала головой и печально улыбнулась:

— Все, что у меня есть, так это одежда в гардеробе, подержанный автомобиль и четыре хороших антикварных вещи. Плюс ко всему я должна оплатить еще два огромных счета за лечение Бобби. Нет никакого способа, Бен. Боюсь, что мы с вами вне игры.

— Тем более следует подготовиться.

— Ну что ж, давайте.

Раздался звук, словно кто-то бросил горсть соли в окно, и оба они вздрогнули. С неба сыпался град. Элинор поежилась. Бен тут же спросил:

— Вам тепло?

— Все в порядке. — Она поменяла позу и оперлась на локоть. — Завтра я позвоню Питеру — это партнер Мэтта. Может быть, он сможет вывести нас из этого состояния неизвестности.

— Попробуйте. Но если он что-то и знает сегодня, то не больше, чем он знал вчера, когда я с ними разговаривал. Он начал официальную процедуру, по его словам…

— Он старается найти кого-то из родственников Бентона.

— Именно. Он сказал, что потребуется определенное время.

Элинор думала: «Должна ли я сделать это? Поймет ли Джон Джиаметти?» — И внезапно до нее дошел смысл слов, которые говорил Бен:

— Мондейн взял его в оборот, я имею в виду партнера Мэтта. Этого Питера. Повез его обедать и все такое. Так что все может закончиться тем, что мы будем работать на этого проныру Мондейна, нравится нам или нет.

Бен смотрел на усталое лицо Элинор, которое находилось близко от него. В списке эпитетов для Тони Мондейна он припас не только словцо «пронырливый». В глазах Элли Бен видел, что она согласна с ним, и испытал слабое облегчение. В конце концов, ведь Элли не глупа.

— Будет день, будет и пища, — сказала она. — Нам остается только защищаться — вам, мне и Мэри Энн. Вот и все, что мы можем сделать прямо сейчас.

Он кивнул.

Томасин разделался со своей едой, вскочил обратно на колени к Элинор, в знак благодарности лизнул ее шершавым язычком, обернул свое тельце рыжим хвостом и принялся мурлыкать. Она коснулась его шелковой спинки и механически погладила ее. Скрипнула входная дверь, и в помещение ворвался снежный вихрь снега. Владелец скобяной лавки спросил:

— Вам лучше, Элли?

— О да. Да, спасибо.

— Хорошо. Я скажу жене, что вы вернулись. Глядите-ка — я тут хороший костерок развел и все сжег, по крайней мере, все, что мог сжечь на законных основаниях. — Он улыбнулся. — Так вот, нет ли у вас еще чего-нибудь, что я мог бы кинуть в огонь?

Бен поднялся.

— Полагаю, что под навесом есть какие-то картонки.

Оба мужчины вышли, снова впустив ледяной обжигающий порыв внутрь. Элинор осталась сидеть на прежнем месте, плотнее закутавшись в свое старенькое пальто.

В магазине было тихо. До нее слабо доносились голоса мужчин. Двустворчатый голландский шкаф отбрасывал гигантскую тень на пол. И перед ее глазами возник гигантский призрак, человек со сдвинутыми бровями, прислонившийся к этому шкафу и скрестивший на груди руки. Слезы блеснули на ее глазах.

— Бентон, — сказала она вслух, испытывая сильную боль. — О, Бентон, Бентон, почему?

Это было выше ее сил, это было слишком мучительно, чтобы оставаться на стуле, смотреть по сторонам и вспоминать.

Элинор поднялась, переместив покорного Томасина на плечо, словно шарф, и пошла вслед за тенями в глубину магазина.

Он тоже был здесь. Бент был здесь, в этой тишине. Он с удивлением таращился на венецианский кувшин, вставший на место старых стульев в витрине, и рычал на нее из-под своей дурацкой шляпы: «Милашка».

Бентон был повсюду! И как за четыре дня этот человек умудрился войти в ее жизнь?

Сбежать бы от воспоминаний. Но она не сбежит, потому что от себя не сбежишь.

Настойчивые звонки и удары в дверь наконец достигли ее ушей, проникли в ее воспаленный мозг, и шум почти обрадовал ее. Все что угодно, лишь бы прогнать привидения.

Элинор направилась ко входу по старому мягкому ковру, нащупала цепочку, повернула латунный запор и открыла дверь.