Рассвет на закате - Марджори Иток
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она набирала телефонный номер. Тихо-тихо он прокрался за ее спиной, открыл дверь и хлопнул ею, делая вид, что входит и стряхивает воображаемый снег с брюк.
— Элинор, вот так приятный сюрприз!
Она обернулась, и глаза ее были пусты. Затем она улыбнулась, и он тоже, в глубине души испытывая удовольствие от того, что она ему рада.
— Тони, а я как раз собралась вам звонить!
— Превосходно. Вы нуждались во мне, вы скучали по мне, вы хотели меня видеть. Какая фантастика — видеть, что вы здоровы и действуете.
Он неторопливо подошел, протянул руки, обнял ее, властно завладел ее губами, накрыв их своим ртом, — и это было совсем не то же самое, далеко не то же самое, дорогой Боже, не то же самое, что она чувствовала в объятиях Бента, и вкус поцелуев Бента был другим. Но ей надо заставить себя играть в эту игру, потому что в одном он прав: она в нем нуждается.
Правда, не совсем так, как он ожидает. Или утверждает. С таким самомнением он мог бы и у каменной глыбы добиться ответа.
И Элинор оказалась права. Тони остался доволен откликом ее губ и сиял от самодовольства. Он ожидал, что поцелуй развлечет его, и он быстро насладится победой. Однако Элинор — это удовольствие, которое следует растянуть: ее волосы, мягкие и шелковистые, щекотали его по щеке, что совсем не было похоже на жесткую, пахнущую лаком копну, как у женщины из бара, которую он повстречал прошлой ночью. Ее тело гибко приникало к его собственному.
Ого, Мондейн, вот так чушь!
Встревоженный сигналами, которое посылало его тело, он разомкнул объятие и подтолкнул ее на прежнее место на стуле, продолжая улыбаться.
— Вы отлично выглядите. А я-то думал, что увижу призрак с пустыми глазницами.
— Может быть, я в него и превращусь с наступлением ночи, — угрюмо ответила Элинор. — Тони, у меня страшные неприятности.
Внезапно взгляд его темных глаз пронзил ее:
— Да?
— Появилась Джилл Бонфорд.
— Кто эта чертова Джилл Бонфорд?
— Жена Бентона Бонфорда.
Она увидела, что он подскочил на месте. У него даже дух перехватило:
— И что?
— А то, что она наследница Бентона. Магазин принадлежит ей. Дом принадлежит ей, фургон принадлежит ей — и все остальное, что вы видите, — тоже.
— Понимаю. — Его пухлые губы еле двигались.
— И она хочет продать. Все единым махом. Сейчас.
— Она нашла кому?
— Она ищет.
— Значит, пока что не нашла?
— Нет. Она только вчера приехала.
— Тогда нет проблем.
Значит, он намерен купить.
«О, Бентон, — болезненно подумала она, — пожалуйста, прости меня! Пожалуйста, где бы ты ни был, пойми меня!»
— Наличные, Тони, и не иначе.
— Проклятье! — тихо произнес он и прикрыл глаза, желая скрыть от нее свои мысли, вихрем проносящиеся в его мозгу. Без паники, Мондейн. Бывало и хуже. Ты найдешь выход.
Но наличные, Господи! Особенно сейчас, когда дают о себе знать расходы Доминика, налоги на собственность, да еще маячит угроза очень дорогостоящего приема некоторых гостей.
Репутация его безупречна, и это открывает ему кредит. И все же ему меньше всего нужно, чтобы какой-нибудь банковский инспектор начал разбирательство в его финансовых делах. Позже. В начале следующего года. Но не сейчас.
Энтони все еще не разомкнул век и покачал своей красивой головой, медленно, словно выполняя некий ритуал:
— С наличными будет проблема. А она не согласится на контракт?
— Она сказала, что не согласится.
— Кто ее поверенный в делах?
— Младший партнер Мэтта. Питер Вильсон.
Шанс. Совсем небольшой. Но с этой точки зрения Питер Вильсон весьма расположен к сотрудничеству — знание о кое-каких его похождениях в Сент-Луисе не повредит.
Мондейн сказал:
— Позвоните ему.
— Он еще не появился в офисе. Девяти еще нет.
— Но он же должен быть где-нибудь. Давайте найдем его. — Тони протянул руку и взял телефонную книгу, подцепив ее за потертый шнурок. — Скажите, что мы угостим его завтраком, — велел он, указывая нужный номер. — Вероятно, вы знаете его лучше, чем я.
Тони не разделял склонности Вильсона к борделям высшего класса. Единственным его интересом было великолепно обставлять подобные заведения шератоновской мебелью. Правда, он был давно близко знаком с одной из хозяек.
Элинор набрала номер, который Мондейн указал ей по книге. Послышались гудки.
Тони прошел к двери, вернулся, наклонился и почесал у Томасина за ушами. Тот прикинулся было, что такая процедура естественным образом входит в его распорядок дня, но затем решил заняться умыванием.
Наконец трубку подняли. Заспанный голос ответил:
— Да?
Оказалось, что Питера Вильсона не слишком вдохновляет мысль о еде, но через час он может принять их в своем офисе. Договорившись, Элинор повесила трубку и взглянула на Тони, который по-прежнему мерил комнату шагами. Полы его пальто развевались, а брови были сдвинуты.
— Восемь тридцать. — Он посмотрел на свои щегольские часы «Ролекс». — Ладно. Значит, у нас есть время подкрепиться. Мне нужно нечто большее, чем обычный кофе Бена.
Элинор кивнула и поднялась, пытаясь удержать равновесие при моментальном головокружении.
— Я приехала на своей машине.
— Отлично. Я пришел из мотеля пешком. — Увидев, как она удивленно подняла брови, он кратко добавил: — «Порше» не рассчитан на холода и дороги, посыпанные солью.
— О конечно.
И все-таки Элинор не покидала смутная мысль, было что-то не так в том, как Тони вошел сюда. Она повернулась и взяла пальто. Она позволила ему подать ей пальто и чмокнуть в щеку.
Его губы были горячими.
Горячими. Вот оно что. Но ведь он только что вошел с улицы, да еще прошел несколько кварталов под холодным ноябрьским ветром, но когда он поцеловал ее в первый раз, то губы да и руки тоже были горячими.
Что-то не сходилось.
Он заметил ее замешательство. Что он сказал не так?
— В чем дело?
И Элинор торопливо ответила, улыбнувшись:
— О, ничего особенного! Я просто старалась вспомнить что-то, о чем хотела спросить.
Но эта мысль, как буравчик, сверлила ее мозги и причиняла неудобство, как это бывает, когда немного стекловолокна пристает к пальцу. Тони солгал. Зачем? Да еще по такому маловажному поводу, как прогулка из мотеля пешком. Итак, что же не сходилось?
Если у него есть подруга, то ее это не волнует, хоть он и считает, вероятно, что она тревожится по этому поводу.
Час пролетел быстро, они доехали до ресторанчика «Гамбургеры у Кролика» и уселись в кабинке рядом с пожилой Вильмой Уильямсон и двумя ее седовласыми подругами. Вильма взмахнула рукой и сказала:
— Бон джорно!
— Бон джорно, добрый день, мамочка! — ответил Тони, усаживаясь к ней спиной.
Позади него Вильма протянула руку поверх стенки кабинки и взмахнула ей, что означала «о’кей».
Элинор засмеялась:
— Вы нравитесь Вильме.
— Очарование сицилийца. — Тони повернулся к официантке с прической конский хвост и в шапочке с кроличьими ушами: — А вам я нравлюсь?
— Нет, — ответила она спокойно. — Я уже обязана одним ребенком сицилийскому очарованию и не нуждаюсь во втором. Но я могу познакомить вас с моей рыжеволосой подругой.
— Не стоит. Лучше подайте нам завтрак и налейте кофе.
Официантка, наливая кофе, улыбнулась Элинор:
— Рада видеть вас снова, Элли. Досталось вам?
— Бывает.
— А теперь, — сказал Тони, когда официантка ушла, — расскажите мне об этой Джилл Бонфорд.
И Элинор поймала себя на том, что отвечает осторожно, выставляя Джилл в самом невыгодном свете и не жалея ее, зато изо всех сил выгораживая себя. Элинор определенно не собиралась рассказывать, какое блистательное существо — эта Джилл Бонфорд, он и так достаточно скоро оценит ее. И вряд ли нужно говорить Тони, что ее неприязнь к жене Бонфорда возникла не просто из-за ее появления с претензиями на наследство. Она не может сказать Тони, как отвратительно Джилл поступила со своим мужем. Может быть, когда-нибудь и настанет время, чтобы посвятить Тони Мондейна в эту проблему, но сейчас оно еще не наступило.
Сейчас все внимание нужно направить только на то, что Джилл хочет продать магазин, а Тони купить его.
Но у нее перед глазами продолжало стоять лицо Бентона Бонфорда, с неприязнью говорившего о Тони. Она думала о нем по пути в офис Питера Вильсона и тут почувствовала, что в ее желудке образовался болезненный ком.
Проклятье! Только изжоги ей не хватало.
Когда они вылезали из старенького «шевроле», Элинор торопливо порылась в сумочке, надеясь найти там щелочные таблетки, но ничего не обнаружила и глубоко вздохнула. Тони распахнул перед ней дверь, желая Питеру доброго утра. Ей оставалось только терпеть.
Питер Вильсон с беспомощным видом усадил их в офисе.
— Мне очень жаль, — сказал он, глядя на них поверх прибранного письменного стола. — Мне чертовски жаль, что все так обернулось. Но Джулия не оставила указаний, и Мэтт не оставил указаний, и Бонфорд не оставил указаний. Следовательно: миссис Бонфорд — наследница. Единственная наследница, насколько я могу удостовериться. — Он вздохнул, посмотрел в окно на капли воды, падающие с покрытых льдом карнизов, а затем на Элинор, которая сидела очень прямо и неподвижно на своем стуле. — И миссис Бонфорд очень прямолинейная женщина. Все очень просто, хоть и следует признать, что сама она — человек далеко не простой. Возможно, самое правильное слово — прямой человек.