Рассвет на закате - Марджори Иток

Сбежать бы от воспоминаний. Но она не сбежит, потому что от себя не сбежишь.

Настойчивые звонки и удары в дверь наконец достигли ее ушей, проникли в ее воспаленный мозг, и шум почти обрадовал ее. Все что угодно, лишь бы прогнать привидения.

Элинор направилась ко входу по старому мягкому ковру, нащупала цепочку, повернула латунный запор и открыла дверь.

— Прошу прощения, — начала она вежливо, — но до воскресенья мы закрыты. Не могли бы вы прийти завтра?

— Да, — сказала блондинка в модном кожаном пальто, шляпе и ботфортах. — Я вернусь завтра. Но я войду сюда и сегодня. А вы кто — уборщица?

Элинор могла бы найти это забавным, но ей было не до смеха.

Она холодно ответила:

— Я Элинор Райт. Я управляю магазином.

— О! Вот как!

Элинор не принесло удовольствия ощущение, которое у нее возникло от быстрого взгляда проницательных карих глаз, которым незнакомка окинула ее с головы до пят. Тон ее собственного голоса автоматически стал ледяным:

— И мы закрыты.

Она начала запирать дверь. Рука в элегантной перчатке из кожи взмахнула, останавливая ее.

— Вы не понимаете, — сказала женщина таким же ледяным тоном. — Этот магазин принадлежит мне.

— Простите?

— Этот магазин принадлежит мне.

Темная мужская фигура позади нее внезапно сделала шаг и стала столь же высокой, сколь и узнаваемой. Это был Питер, партнер Мэтта.

Он торопливо сказал:

— Мы искали вас, Элли. Но дома вас не было, вот мы и попытались найти вас здесь.

Он бессмысленно улыбнулся. А Элинор просто застыла, не имея сил ответить. Она с трудом отступила на шаг, пропустив высокую даму внутрь, и та стянула свои перчатки и стряхнула снег с рукавов и ботфортов прямо на старый благородный ковер из обюсона. А затем быстро, как птица, осмотрелась, и шелковистые белокурые волосы скользнули из-под шляпы на щеку, цветом кожи напоминающую персик.

— Я всегда считала это потрясающим, — сказала незнакомка, персонально ни к кому не обращаясь. — Как люди умудряются платить огромные деньги за такой хлам? О, кстати, — и теперь ее глаза остановились снова на Элинор. — Меня зовут миссис Бентон Бонфорд.

Глава 18

Элинор не смогла сдержать изумленный вздох, а все ее тело застыло, так что Томасин поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Она промямлила:

— Но ведь вы в разводе.

— Вам Бентон сказал? — Джилл Бонфорд с легкомысленным видом изобразила, что это ее забавляет, но ее глаза воинственно блеснули. Она еще раз окинула взглядом бесформенную женскую фигуру в потертом старом пальто, на которой вместо юбки был плед или что-то похожее, и поблекшую шапку над бледным лицом, на котором штрихи румян выделялись слишком сильно. Джилл Бонфорд рассмеялась: — Ну конечно. Думаю, что он сказал это.

— Да.

— Дорогуша Бент. Всегда до боли честен. Ну, мисс Райт, мисс, я правильно говорю, Питер, ведь вы так сказали, или все-таки миссис? — Она произнесла слово «мисс» с нажимом, и у нее получилось «мизз».

Элинор не обратила на это внимания. Она холодно ответила:

— Миссис, — и увидела в глазах Джилл легкое недоумение. Но через секунду оно исчезло.

— Ну, если говорить честно, то я подала документы на развод, но потом решила повременить. И теперь это кажется более удачным решением. Вы согласны со мной?

— Все, — ответила холодно Элинор, — зависит от того, с какой точки зрения посмотреть.

Она тотчас же поняла, что, говоря так, проявляет недостаток такта, но сдержать себя не могла.

Партнер Мэтта из-за спины Джилл Бонфорд делал страшные глаза и предостерегающе махал руками.

— Пожалуйста! — произнес он одними губами. — Пожалуйста!

Джилл протянула гибкую руку и, растопырив пальцы, поднесла ее к морде Томасина. Тот обнюхал руку и решил, что она может почесать у него за ушками. Джилл Бонфорд сказала как бы невзначай:

— Я легко нахожу общий язык с большинством кошек.

«Наверное, потому, что у вас вообще много общего».

Но Элинор промолчала. Она протянула кота Джилл. И он удобно устроился в складках модного кожаного пальто. Поверх его поцарапанной в боях головы жена Бентона Бонфорда спокойно сказала:

— Вы абсолютно правы насчет точки зрения. Я не ожидала появиться здесь в качестве приятного сюрприза, но и скверное впечатление я производить не хочу. Я не кого не намерена разорять, я просто ищу свою выгоду. Если вы поймете это, тогда мы прекрасно сможем договориться.

В прямоте жене Бентона не откажешь, едва ли она та легкомысленная блондиночка, которую представляла себе Элинор.

«Значит, я ошибалась, — угрюмо подумала она, — эта дамочка — что-то особенное.

Элинор пожала плечами и ответила:

— Тогда давайте присядем. В задней комнате удобнее и теплее.

Элинор шла, думая, что выглядит, как дочь крысолова, и пытаясь подавить дикий гнев и ревность к этой красивой самоуверенной даме, которая была женой Бентона Бонфорда, бросила его, сделав ему больно. За все время не было сказано ни слова о ее неожиданном вдовстве.

И в приливе жалости к себе Элинор представила, как она сама лежит в постели с Бентоном Бонфордом, прижимается к его теплому, надежному телу, дает ему обнять себя, любить себя и яростно подумала: «Я никогда не бросила бы его».

Она прислушивалась к голосу Джилл, желая услышать в нем что-либо легкомысленное, желая, чтобы та допустила какую-нибудь ошибку, тогда Элинор почувствовала бы свое превосходство и удовлетворение. Но ничего такого не было. Хрипловатые интонации Джилл были отточены.

Она говорила:

— Видите эти лампы? Это Тиффани, не так ли? Господи! Да я и кучу мусора ими бы не украсила. А вот китайская горка, которую моя мать выбросила за ненадобностью, когда мне было лет шесть. И только посмотрите на этот жуткий гарнитур с избытком шишечек. Он викторианский, миссис Райт?

Элинор помолчала, затем коротко бросила:

— Это Джон Белтер.

— И сколько он стоит?

Элинор сказала.

Джилл воскликнула:

— Да вы шутите! И вы его продадите?

Элинор вспомнила о толстухе и ее муже, Калдере.

— Да, если мы захотим.

— Что вы имеете в виду, говоря «если мы захотим»? Господи! Да я спихнула бы его побыстрее, прежде чем у клиента появится хороший вкус и он не расторгнет сделку.

— Опять-таки, — сказала Элинор, пытаясь улыбнуться, — это только лишь ваша точка зрения.

Она провела их в комнату, устроила Джилл в кресле Джулии, адвокат, который чувствовал себя страшно неудобно, получил кресло-качалку, а сама она уселась на китайской табуретке, прислонившись спиной к шкафу.

Томасин, устроившийся на коленях Джилл Бонфорд, вытянул лапы, и в его пушистой груди родилось громкое мурлыканье.

«Предатель», — подумала Элинор. Она сказала:

— Хотите кофе? Бен появится здесь через несколько минут — это наш эксперт-реставратор… — Бен сильно удивился бы, услышав, как его отрекомендовали, — …и единственный, кто умеет совладать с причудами фильтра в кофеварке.

«В твоем голосе звучит напряжение, Элинор, ты выглядишь претенциозно».

Джилл Бонфорд манерно сказала:

— Нет, думаю, не стоит. Спасибо. Питер угостил меня превосходным завтраком. — И она ослепительно ему улыбнулась. — К тому же я решила поскорее устроиться в доме. Дом, как я поняла, очень хороший. Так сказал Питер, и я предпочту его мотелю, где я провела прошлую ночь. — Теперь голливудская улыбка была адресована Элинор. — Мы ведь сможем все уладить, как вы думаете?

Элинор тоже могла говорить прямо, когда это было нужно.

Она сказала:

— Да, конечно. Я там живу.

— О! — сказала Джилл. — Естественно. Ну, я уверена, что мы разберемся с этим.

— Там пять спален, — мрачновато сказала Элинор.

Джилл ответила:

— Нет, нет, вы меня не поняли. Я имела в виду продажу дома. — Она глубоко вздохнула, сняла шляпу и провела рукой по волосам, поправляя белокурые пряди, отливавшие белым золотом. Джилл посмотрела сначала на адвоката, затем на Элинор и пожала плечами. — Прямо сейчас, — сказала она. — Без промедления. Давайте уясним одну вещь. О’кей? Я здесь, чтобы продать магазин, дом и все остальное. Мне это не нужно. Я ненавижу маленькие городки. Я люблю деньги. Более честно и не скажешь. Разве нет?

— Да, — ответила Элинор, — конечно.

Хорошо. С неясностью покончено. Теперь она знает все.

И Элинор сказала в порыве отчаяния:

— Можете ли вы продать все это мне или Бену?

— Конечно. Не задумываясь. И оплата только наличными. Простите, я не хочу казаться упрямой, но мне ни к чему заваривать кашу, которую не расхлебать до следующего столетия. Когда я что-то продаю, это значит, что я хочу покончить с этим, и никогда к этому не возвращаться. Вы располагаете наличными?

— Я не знаю. Мне надо проконсультироваться.