Я - снайпер Рейха - Йозеф Оллерберг

— Не беспокойся, парень. Ты просто упал. Мы сейчас отправимся домой, и все будет хорошо.

Я оставался на позиции пулеметчиков. Известие о том, что поблизости находится русский снайпер, словно лесной пожар, распространялось по позициям стрелков. Все они были начеку. И каждый смотрел на меня, как на человека, который решит проблему. Снайперы всегда подвергались давлению подобного рода. В частности, офицеры всегда ожидали от них бесстрашного и успешного выполнения любой задачи, которую они перед ними ставили, даже если она была невыполнимой. Когда снайпер справлялся с заданием, это воспринималось просто как выполнение им своей работы. Но если же ему не удавалось достичь результата, это зачастую оценивалось как малодушие или непрофессионализм. Однако снайпер не может постоянно совершать чудеса, особенно сталкиваясь с вражеским снайпером. Но я все-таки был везунчиком. Хотя я и сталкивался с подобным давлением со стороны товарищей, но мои командиры всегда проявляли понимание ко мне, что было необычайно редким явлением на фронте.

Всегда, если это оказывалось возможным, я сооружал себе хорошо замаскированные наблюдательные позиции, когда моя часть перемещалась на новый рубеж. И как только на замену раненому прибыл еще один пулеметчик, я тут же переместился на одну из таких заранее подготовленных мной позиций. Находясь на ней, я надеялся выследить советского снайпера. Но мой противник был хитрым чертом, поскольку он вдруг просто исчез. Весь день прошел в напряженном ожидании, но больше ничего не случилось. Вечером стрелки в который раз оставили свои позиции, как только пули, выпущенные из русских пулеметов, полетели через нейтральную территорию.

Через несколько дней горные стрелки добрались до заросшей лесом долины реки Марос. Каждодневные разведывательные вылазки Клосса, посвященные поиску следующих оборонительных позиций, закончились. Я шагал вперед в окружении товарищей. Все они страдали от хронической усталости и шли, словно в трансе. Только караульные отряды оставались начеку. Авангард из пяти бойцов двигался в пятидесяти метрах от меня и моих товарищей. Вдруг глухой звук взрыва вывел стрелков из их сомнамбулического состояния. Каждый из них тут же пришел в себя и пополз к укрытию. Я сразу понял, что мы не попали в засаду, а просто один из стрелков наткнулся на мину. Мое предупреждение быстро распространилось среди уцелевших бойцов, и каждый из них начал ползти вперед со всей возможной осторожностью. Поскольку я находился рядом с авангардом части, я устремился к раненому бойцу вместе с санитаром.

В свете фонарика лицо умирающего бойца казалось белым как мел. С его губ не слетало ни единого звука, а его глаза уже затуманенно смотрели в бескрайнее небо. Первая мина оторвала нижнюю часть его левой ноги, а когда этот боец рухнул спиной на землю, сдетонировала вторая мина, разорвавшая его спину и бедра. Окровавленные части его тела дрожали, словно желе. Из его разорванных артерий били небольшие фонтаны крови. Из ран торчали осколки костей. Когда я и санитар оказались рядом с ним, смертельно раненный стрелок вздохнул, в последний раз дернулся в конвульсиях и умер.

На этой войне больше не было места ритуалам. Погибший солдат был всего лишь трупом, и мы оставили его там, где он умер. Санитар лишь снял с мертвеца его опознавательный знак. Остатки части тем временем выстроились в единую колонну позади двух бойцов, которые осторожно позли на четвереньках и рассматривали поверхность в поисках новых мин. Позднее выяснилось, что немецкие стрелки зашли на минное поле, сооруженное отступающими венгерскими частями, чтобы прикрыть их собственное отступление. Нашему батальону потребовалось более пяти часов, чтобы преодолеть несколько сотен метров через это минное поле, при этом каждый боец старался идти след в след за прошедшими впереди него. В результате нам удалось избежать новых потерь.

По счастью, подобные попадания на минные поля были крайне редки. С началом непрекращающегося немецкого отступления, в основном именно бойцы Вермахта создавали позади себя минные поля, чтобы задержать преследовавших их русских, в то время как у стремительно продвигавшихся советских войск редко возникала необходимость обезопасить свои позиции подобным образом.

Однако происшедший инцидент вывел стрелков из апатии. После этого они внимательно следили за тем, чтобы снова не наткнуться на мины. Достигнув своих новых позиций, мы заметили, что на одном из участков, заросших кустарниками, виднелись земляные насыпи, свидетельствовавшие о том, что под ними что-то зарыто. Мы знали, что в этом районе размещался венгерский полк, и, предположив худшее, стрелки обтянули лентой подозрительный участок, чтобы туда не сунулись остальные бойцы батальона, следовавшие за нами. Но поскольку данный участок не мог быть исключен из оборонительных позиций, было решено частично расчистить его. Под руководством бойцов из авангарда были собраны команды из солдат, которые должны были разминировать участок. Они подползли на четвереньках и начали ощупывать насыпи пальцами и остриями штыков. Неожиданно несколько стрелков взвыли от отвращения. Предполагаемые мины оказались кусками дерьма. Они обтянули лентой не минное поле, а отхожее место!

Дивизия едва успела достигнуть своих новых передовых позиций у населенного пункта Деда в Венгрии, когда враг начал мощное, неослабевающее и согласованное наступление на позиции стрелков, продолжавшееся с 24 сентября до 8 октября. Эти ожесточенные бои приводили к огромным потерям, но горным стрелкам удавалось долгое время отбивать атаки и удерживать свои позиции. Однако советские войска в конце концов сумели прорваться на южном участке 3-й горнострелковой дивизии. Цельность немецкой передовой снова оказалась под угрозой, и дивизии пришлось оставить свои позиции, на оборону которых было положено так много жизней. Стрелки отходили к новой линии обороны вдоль реки Тиса.

Ситуацию усложнял тот факт, что венгры больше не были надежными союзниками. Их политические фракции оказались парализованными, а ряд армейских частей перешли на сторону русских, хотя остальные части оставались преданными немцам. Решительная слабость немецкого фронта при этих обстоятельствах была очевидна. С этих пор я и мои товарищи стали встречать на своем пути колонны беженцев из числа гражданского населения, отступавших вместе с частями Вермахта. Среди беженцев были не только люди немецкого происхождения, но также много венгров, находившихся в оппозиции к коммунизму.

Теперь война стала еще более тяжелой для психики бойцов. Гражданское население из этих колонн очень часто оказывалось в эпицентре боев. Немецкие пехотинцы никак не могли им помочь и были вынуждены бессильно смотреть на их страдания и гибель. Видя это, солдаты Вермахта переставали верить в свой долг. Бои свелись для них к простой борьбе за выживание.

На широких венгерских равнинах численно превосходящие немцев русские бронетанковые части развили свое наступление. Для сохранения связи, основными силами отступающей немецкой армии, боевой группе Вохлера, к которой принадлежала и 3-я горнострелковая дивизия, пришлось пробиваться через позиции русских к городу Ньиредьхаза. Разгорались кровопролитные бои, в ходе которых безжалостно уничтожались колонны беженцев. Поскольку переход Венгрии на сторону антигитлеровской коалиции осуществлялся медленно и вынужденно, вторгшиеся в страну русские бойцы не воспринимали венгров как союзников и действовали, как завоеватели. Это порождало у местного населения и отступающих немцев горькие предчувствия того, каким будет их предстоящее поражение. Было много случаев невероятной жестокости русских солдат по отношению к гражданскому населению. А трупы жестоко замученных немецких солдат стали обычным зрелищем.

Глава четырнадцатая. ЧАС СНАЙПЕРА

Мы вышли к небольшой деревеньке около Ньиредьхазы. Русские танки, занимавшие ее, уже ушли вперед. Теперь в деревне занимала позиции лишь одна пехотная рота. При приближении горных стрелков завязался жестокий, но короткий бой, который отчаянно сражавшиеся немецкие пехотинцы быстро выиграли. Понеся тяжелые потери, остатки русской роты отступили. Осторожно занимая деревню, стрелки обнаружили, что ее жители спрятались в подвалах своих домов. Когда эти люди поняли, что советские войска выбиты из деревни, они стали выбираться наружу и, громко стеная, подходили к немцам. Обыскивая дома, немцы начали понимать причины такого поведения венгров. Они находили изнасилованных женщин и девушек, а также застреленных или заколотых штыками их родственников, пытавшихся остановить насильников.

Я и двое моих товарищей наткнулись на обезумевшего от горя старика, который указывал нам на вход в погреб. Мы предположили, что там, должно быть, спрятались солдаты врага, и тут же ползком устремились туда. Заняв позиции у входа, мы закричали предполагаемым врагам, чтобы они сдавались. Призыв повторялся несколько раз, но никакой реакции на него не последовало. Тогда один из нас снял с пояса ручную гранату и уже собирался бросить ее через открытую дверь. Но тут старик подбежал и остановил его. Что-то пронзительно крича на венгерском и отчаянно жестикулируя, он подталкивал пехотинца войти в погреб. Едва оказавшись там, немецкий солдат тут же выскочил назад. Его лицо позеленело. Прислонившись к стене, он начал блевать. Я и второй мой товарищ, видя такое, вошли в погреб и сразу начали осматриваться, не продвигаясь вглубь. От увиденного у нас перехватило дыхание. В погребе лежала женщина, находившаяся на последних месяцах беременности. Ее живот был разрезан, пока она была еще живой, а младенец вырван из него. Женщина умерла от потери крови. А младенец, который выглядел почти полностью развившимся, был приколот штыком к стропилу. Я вместе с товарищем сняли убитого ребенка, завернули в плащ-палатку вместе с его матерью и закопали их в саду.