Сочинения - Уильям Теккерей

Некоторое время леди Марии удавалось поддерживать непринужденную беседу, однако несмотря на то, что женщины, по моему наблюдению, более искушены по части светского притворства, нежели мужчины, бедняжка после двух-трех фраз потеряла самообладание, разрыдалась и выбежала из гостиной, жестом остановив Гарри, который хотел за ней последовать.

Гарри, бросившийся было за ней, остановился. Милорд заметил, что его бедная сестрица вообще подвержена этим нервным припадкам, а сегодня к тому же чувствовала себя плохо с самого утра. После этого молодые люди почли неуместным продолжать свой визит. Лорд Каслвуд проводил их вниз по лестнице до парадной двери, похвалил их лошадок и фаэтон и дружелюбно помахал им на прощанье рукой.

– Итак, мы любезничали и нежничали у окошка и расстались добрыми друзьями, верно, Гарри? Так или не так? – спросил Джордж брата.

– О, право же, она превосходная женщина! – воскликнул Гарри, нахлестывая лошадей. – Я уверен, что, узнав ее поближе, ты сам в этом убедишься.

– Когда? После того как ты привезешь ее домой, в Виргинию? Хороший прием окажет ей там наша матушка! Она никогда не простит мне, если я не помешаю этому браку, и никогда не простит тебе, если ты его заключишь.

– Я не могу иначе, Джордж!.. Что ты все бубнишь мне в ухо, убери свою безобразную башку, Гамбо!.. После того, что между нами было, я честью обязан сдержать данное ей слово. Если она не видит препятствий для нашего союза, я не должен их искать. Я сказал ей все. Я предупредил ее, что госпожа Эсмонд будет на первых порах ворчать и брюзжать, но так как она очень меня любит, то в конце концов смягчится. А когда мой дорогой Джордж вступит в права наследства, он, конечно, поделится со мной. В этом я уверен, ибо слишком хорошо его знаю, сказал я.

– Ах, ты уверен, черт побери? Так позволь сказать тебе, мой дорогой, что я сообщил нечто совсем противоположное милорду Каслвуду. Я, видишь ли, сказал, что как старший брат намерен сохранить за собой все свои права… Эй, да но стегай ты так эту кобылу… И что тебя в будущем не ждет ничего, кроме стесненного и зависимого положения.

– Как? Ты не собираешься мне помочь? – вскричал Гарри, побелев как полотно. – Я не могу этому поверить, Джордж, хотя и слышу это из твоих уст!

Вслед за этим исполненным отчаяния возгласом наступило минутное молчание. Гарри сидел в позе угрюмой скорби, уставив взор прямо перед собой и не решаясь взглянуть на брата. Он направил экипаж так близко к тумбе, что коляска неминуемо опрокинулась бы, не схвати Джордж вовремя вожжи.

– Лучше бы уж вы сами правили лошадьми, – сказал Гарри. – Я же говорил, что лучше править вам.

– Я когда-нибудь покидал тебя в беде, Гарри? – спросил Джордж.

– Нет, прежде этого не бывало никогда, – отвечал Гарри, и по щекам его покатились слезы.

– Друг мой, придет время, и ты, думается мне, сам скажешь, что я только исполнил свой долг.

– Как же ты это сделал? – спросил бедняга Гарри.

– А вот как: я сказал, что ты, будучи младшим братом, пустил на ветер свою долю отцовского наследства, а твоя доля в родовом имении совершенно ничтожна. Разве это не так?

– Это так, но я бы никогда не поверил, что ты можешь такое сказать, даже если бы тысяча людей присягнула в том. Я был твердо уверен в одном: что бы со мной ни случилось, на тебя-то я всегда могу рассчитывать, Джордж Уорингтон. – Гарри умолк и до конца поездки пребывал в крайне угнетенном состоянии духа.

Вскоре после их возвращения домой им был подан обед, но Гарри почти не притронулся к еде, зато отдал щедрую дань возлияниям.

– Вино – плохой утешитель в беде, Гарри, – заметил старший брат.

– Другого у меня нет, сэр, – угрюмо ответствовал Гарри и, в полном молчании осушив один за другим еще несколько бокалов, схватил шляпу и покинул столовую.

Возвратился он только через три часа. Джордж, снедаемый тревогой, не выходил из дома и, запасшись терпением, коротал время за чтением и трубкой.

«Низко я поступил, сказав, что он не может рассчитывать на мою помощь, и, видит бог, это неправда. Я же не оставлю его без поддержки, даже если он возьмет в жены арапку, – размышлял Джордж. – Я и так уж нанес ему немалый ущерб своим возвращением к жизни. И куда он теперь отправился? Может, засел за карты?»

– Боже милостивый, что еще с тобой стряслось? – воскликнул Джордж Уорингтон, когда его брат, бледный как мертвец, возник на пороге.

Гарри подошел к брату и взял его за руку.

– Теперь я могу пожать твою руку, Джордж, – сказал он. – Быть может, ты поступил правильно, хотя я все равно никогда не поверю, что ты способен покинуть брата в беде. Слушай, что я тебе скажу: я сидел, обедал и вдруг подумал: «Пойду-ка я снова к Марии и поговорю с ней. Я скажу ей: «Мария, пусть я беден, но вы вели себя по отношению ко мне столь благородно, что, бог свидетель, я – ваш и в вашей власти принять меня или отвергнуть. Если вы принимаете меня – вот я перед вами. Я завербуюсь в армию, буду трудиться, постараюсь так ли, сяк «и заработать на пропитание, и мой брат… и мои родственники, верно, смягчатся тогда и дадут нам средства к существованию». Вот что я решил сказать ей, и я это выполнил, Джордж. Я бежал всю дорогу до Кенсингтона под дождем, – видишь, я промок до нитки, – и застал их всех за обедом, всех, впрочем, кроме Уилла. Они сидели за столом, попивая вино, и я тут же выложил им все. «Мария, – сказал я, – один бедняк хочет сдержать свое слово, данное им, когда он воображал себя богачом. Согласны ли вы принять его теперь?» Тут я почувствовал, что мне не нужно лезть за словом в карман, я совсем не запинался, как сейчас, и говорил довольно долго, а кончил тем, что пообещал всеми силами постараться выполнить свой долг по отношению к ней.

Когда я умолк, она, вся исполненная доброты, подошла ко мне, взяла мою руку и при всех поцеловала ее. «Мой бесценный Гарри, вы лучший из людей, сказала она (это были ее подлинные слова, иначе я бы нипочем не стал так расхваливать себя). – У вас благородное сердце, и я от всей души вас благодарю. Но я уже давно поняла, дорогой мой, что вами руководит чувство долга и только оно заставляет вас выполнить необдуманное обещание, данное молодым человеком пожилой женщине. Позволить вам сдержать его – значило бы сделать вас несчастным. Я до глубины души благодарна вам за вашу верность и преданность, мой дорогой кузен, но освобождаю вас от вашего слова и даю вам свое благословение, а моя любовь пребудет с вами вечно». И, приблизившись ко мне, она поцеловала меня у всех на глазах и горделиво, не проронив ни единой слезы, покинула комнату. Все плакали, особенно обливался слезами милорд – он прямо рыдал навзрыд. Никогда бы не подумал, что он такой чувствительный. А она-то, Джордж? Ну скажи, не благородное ли это создание?

– Так выпьем же за ее здоровье! – воскликнул Джордж, наполняя бокал.

– Гип, гип, ура! – подхватил Гарри. Он был вне себя от радости, что обрел свободу.

Глава LVII, в которой положение мистера Гарри по-прежнему остается плачевным

Госпоже де Бернштейн результат последнего свидания Гарри с леди Марией доставил не меньше удовольствия, чей ее виргинским племянникам. Джордж в тот же вечер известил ее о случившемся запиской, а вскоре и ее племянник Каслвуд, не слишком часто обременявший тетушку своими визитами, пожаловал к ней, дабы засвидетельствовать свое почтение, и без обиняков доложил о том, что произошло, ибо милорд Каслвуд умел, как никто, быть, когда нужно, откровенным, а после того как помолвка Гарри и леди Марии была расторгнута, скрытничать и лицемерить не имело уже никакого смысла. Ставка была сделана, карта бита, и теперь милорд мог без стеснения говорить о своих стратагемах, маневрах, уловках.

– Она как-никак мне сестра, – с чувством произнес милорд, – а много ли еще будет у нее возможностей, – во всяком случае, таких возможностей, выйти замуж и устроить свою судьбу? По многим причинам я не мог, конечно, полностью одобрить этот брак и даже испытывал известное сочувствие к этому виргинскому юнцу – любимчику вашей милости, но тем не менее упустить такой случай было бы неразумно, и я должен был соблюдать интересы родной сестры.

– Ваша откровенность делает вам честь, ваше сиятельство, – сказала госпожа де Бернштейн, – а ваша любовь к сестре поистине должна служить примером!

– Куда там, мы же проиграли, – и я говорю это sans rancune [407] . А вам, сударыня, поскольку вы оказались в выигрыше, злопамятность не к лицу, – с поклоном произнес милорд.

Госпожа де Бернштейн заверила его, что он ошибается, – она никогда еще не была в столь превосходном расположении духа.

– Признайся же теперь, Юджин: это ведь все ты придумал – по твоему наущению Мария отправилась к Гарри, когда он сидел под арестом, и разыграла эту трогательную сцену с возвращением подарков?

– Разве сострадание к молодому человеку и сознание своего долга по отношению к жениху, попавшему в беду, не могли побудить Марию поступить так? – скромно потупившись, произнес лорд Каслвуд.