Самая шикарная свадьба - Анна Богданова

– Там мокро! Завтра сходишь! – ответила мать и прижала Юлечку к стенке.

Мы с Власом залезли на верхние полки и, кое-как переодевшись в темноте, наконец-то улеглись.

За окном то там то сям мелькали огни, чернели мрачные громады заводских или фабричных зданий, потом пролетел скудно освещенный населенный пункт, и поезд, раскочегарившись, понесся по «мертвой зоне». Тут больше не было ни домов, ни вышек, ни огней – только необъятный, с каждой секундой чернеющий пейзаж: поля, поля, поля, которые то и дело заслоняла темная, угрюмая стена высаженных вдоль железной дороги высоких деревьев.

– Спокойной ночи, любимая, – трепетно сказал Влас и отвернулся к стенке.

Мне вскоре надоело смотреть в окно, и я уснула под громоподобный храп Галины Ивановны.

…Проснулась я при весьма странных обстоятельствах. В ушах стоял дикий шум – вокруг спорили и кричали. Я же, открыв глаза, минут пять вовсе не могла ничего понять, чувствуя тупую боль в затылке.

– Машенька, ты в порядке? – с беспокойством спрашивал, склонившись надо мной, Влас.

– Ха! В порядке ли Машенька! Вы бы лучше спросили, в порядке ли мой муж!!! – кричала «щука», но я все еще не могла понять, в чем дело. – Она ему все коленки отдавила! Он теперь ходить не сможет!

Оказывается, именно в тот момент, когда семья с нижней полки чинно села завтракать горелыми сухарями с чаем, я свалилась с верхней полки прямо на колени веселого, простодушного пожирателя зеленых гусениц, слегка ударившись головой о стол. Может, причиной моего падения послужил приснившейся кошмар, а может, я была на сто процентов уверена, что сплю дома на широкой кровати, с которой при всем желании свалиться практически невозможно, не знаю. Скажу лишь одно – упала я очень удачно – как будто, пока летела с верхней полки, умудрилась сделать двойное сальто и приземлиться точно на Серегины колени. А ведь могла бы упасть на «щучий» завтрак и, помимо многочисленных переломов, порезов и ожогов от стаканов и горячего чая, получила бы от Натахи счет за загубленные в связи с падением горелые сухари!

– Девка-то какая неуклюжая! – прошлась Галина Ивановна. – Прямо как моя сноха! Все, что ль, вы такие, москали?!

– Ты не ушиблась?! – спрашивал Влас, прыгая вокруг нас с Серегой. – Это я во всем виноват! Надо было лететь на самолете!

– В туалете уже по колено, – констатировал химик, – и очередь огромная. Вон хвост у соседнего купе заканчивается!

– Простите, пожалуйста, – извинилась я, поднявшись наконец с помощью Власа с колен пожирателя лягушек.

– Ничего, ничего! Мне даже приятно! Правда-правда, неожиданно, но приятно, – улыбнулся Серега. «Щука» злобно шикнула на него, но он не принял это во внимание и весело продолжал: – Это еще что! Когда я был на Мадагаскаре, ел огромных таких жуков – коричневых, жирных… Их поджаривали на огромной сковороде, на костре. Возьмешь такого жука в рот, аж панцирь на зубах хрустит, твердый такой… А на вкус семечки напоминает, – заключил он не к месту рассказанную историю.

– И чего ты только не жрешь! – удивилась Галина Ивановна. – Я бы такую гадость даром лопать не стала!

– А если б вам заплатили, чтоб вы съели? А? – спросил весельчак.

– Ну-у, – задумалась она и, поправив белый пластмассовый гребешок на макушке, выпалила: – Ежли уплочено, чо ж не схавать?!

Пейзаж за окном кардинально поменялся – величественные, однообразные поля и леса сменили пирамидальные тополя, похожие на невысокие кипарисы; чайные розы, домики, построенные из самых что ни на есть разнообразных материалов, напоминали лоскутные самодельные одеяла; рыжие, посыпанные тертым кирпичом узенькие дорожки… Одним словом, унылая величественность и подавляющая грандиозность средней полосы России исчезла; перед глазами чем дальше, тем больше открывались непривычные южные пейзажи.

У меня возникло странное ощущение – будто я вовсе не еду в поезде, а просматриваю быстро меняющиеся слайды из какой-то иной, волшебной, сказочной жизни, где нет места бедам, голоду, войнам, несчастьям – жизни легкомысленной, простой, кукольной даже. Это напоминало детскую игру. Когда мне было лет шесть, я раскладывала восьмеркой железную дорогу, со шлагбаумом, сооружала из конструктора домики вдоль нее, разноцветные фишки от настольных игр становились людьми моего вымышленного населенного пункта, горшок с фиалками – клумбой, блюдце с водой – морем. Желтые люди-фишки жили в городе N рядом со станцией по дороге к морю. Я запускала поезд, и он отвозил зеленых людей-фишек к блюдцу, чтобы они накупались и загорели. Потом вместо них в поезд загружались красные люди-фишки (это я делала отвернувшись, втайне от себя) – мол, до такой степени они загорели, и поезд отвозил их обратно домой через шлагбаум, до состояния повторного позеленения.

Весь день мы с Власом валялись на полках и глазели в окно. Весь день Серега рассказывал о том, кого еще ему посчастливилось съесть и в какой именно стране. Когда дело дошло до навозных мух с переливающимися на солнце сине-зелеными крылышками, я отвернулась к стенке и спрятала голову под подушку.

Юлечка всю дорогу просила достать ей из чемодана куклу, однако родители пропускали мимо ушей ее настойчивые, громкие требования. Потом я поняла почему – в чемодане не было никакой куклы, «щуке» стало жаль места, и она оставила куклу дома, спрятав под кровать. И с того момента, когда об этом узнала Юлечка, из нашего открытого купе с небольшими перерывами на весь вагон раздавался дикий рев.

Химика практически не бывало на месте – он только и делал, что ходил в туалет, а выйдя оттуда, по новой занимал очередь, а если и появлялся, то, казалось, для того, чтобы доложить, до какого уровня его ног достигла «мокротень» в отхожем месте.

Бабка к вечеру доела маринованный чеснок с черным хлебом да только и делала, что портила и без того удушливый, кислый воздух купе и сетовала на то, что мало взяла в дорогу «харчей» и до завтрашнего утра с голоду помрет.

Влас каждые десять минут справлялся, не болит ли у меня голова, а ближе к вечеру мы с ним решили перекусить в вагоне-ресторане. Бабка как услышала о нашей идее, чуть в обморок не упала.

– С ума сошли! В ресторан идти! Да там, наверное, один соленый огурец стоит как коралька колбасы! – воскликнула она и, посмотрев на нас как на безумных, откинулась на подушку.

На следующее утро я проснулась от ощущения того, что на меня кто-то пристально смотрит. Оказывается, Влас не спал почти всю ночь, опасаясь, как бы я снова не грохнулась с верхней полки.

– Через час наша станция, – взволнованно сказал он, когда я открыла глаза.

Я посмотрела в окно и обомлела. Передо мной, совсем близко, раскинулось бескрайнее море небесного, лазурного цвета. От неожиданности, с непривычки, от неописуемой красоты водной стихии я вдруг закричала: