Повседневная жизнь Льва Толстого в Ясной поляне - Нина Никитина

Верховая езда не помешала Толстому увлечься велосипедом. В конце XIX века велосипеды только входили в моду, и Толстой не замедлил, приобретя себе эту новинку. Кататься он начал в большом московском Манеже зимой 1895 года. Шестидесятисемилетний писатель регулярно посещал Манеж, спровоцировал появление целого ряда статей на тему, как «Граф Лев Николаевич Толстой осваивал уроки езды на велосипеде». Уже в первый день «…после первого круга, сделанного графом с помощью вахтера, для всех стало очевидно, что Л. Н. Толстой овладеет скоро способностью управления велосипедом: он, подобно многим новичкам, не раскачивался отчаянно в седле, а сидел на нем покойно и прямо; его ноги на педалях работали ровно и не спеша, а руль при помощи вахтера делал, где следовало, соответственные повороты. Таким порядком вахтер Самойлов сделал по Манежу с графом два круга, и затем, при помощи же вахтера, Л. Н. Толстой сошел с велосипеда, причем лицо графа выражало полное удовольствие: видно было, что езда на велосипеде его заняла и очень понравилась ему…

Делая последний круг, граф, как бы чувствуя в себе

уверенность, попросил вахтера пустить его проехать одного.

— Еще рано, не привыкли, можете упасть.

— А когда вы пустите меня одного?

— Попробуем завтра, а на сегодня довольно и этого: сделали шесть кругов — будет пока».

Когда Толстой научился хорошо ездить на велосипеде, он решил его купить. Обошел лучшие московские велосипедные фирмы и остановился на одной из них, предлагавшей велосипеды фабрики И. К Старлей. В магазине Абачина и Орлова один из велосипедов Толстому очень понравился. Велосипед был доставлен в Манеж, но граф так и не объявился там. Пошли слухи: одни говорили, что он отправился за границу с целью там приобрести велосипед, другие уверяли, что петербургские велосипедисты решили преподнести писателю особенный, «почетный велосипед», с посеребренными деталями, а третьи утверждали, что облюбованный Толстым велосипед уже был продан из Манежа другому покупателю.

На самом же деле в марте 1895 года писатель купил за 210 рублей английский велосипед фирмы «Ровер Старлей и К°» за номером 97011. Вскоре он получил в подарок другой велосипед. Торговый дом Абачина и Орлова обратился к писателю с просьбой уступить купленный им велосипед, и граф согласился.

Вместе с отцом к езде на велосипеде пристрастились и его дочери — Татьяна и Мария. Поэтому в скором времени московская мастерская Н. А. Короба- нова приняла заказ от семьи Толстого о переделке мужских велосипедов на дамские, обошедшейся в 12 рублей 50 копеек

До самой старости Толстой оставался очень активным человеком: любил играть с молодежью в городки в аллеях парка, в крокет, лаун-теннис. Шестидесятилетний писатель бегал наперегонки с детьми, проезжал на велосипеде по 30 с лишним верст за день. Когда начинались подвижные игры, требующие силы и ловкости, он глаз не сводил с играющих. Часто не мог сдержать свой азарт и быстро включался в игру, проявляя при этом ловкость и грацию.

О феноменальной ловкости Толстого ходили легенды. Шурин писателя вспоминал, как седовласый Лев Николаевич, прогуливаясь с ним по залу и подсмеиваясь над чем-то, вдруг вскочил к нему на плечи. Современники отмечали поразительную спортивную форму Толстого, которую он сохранил до старости. Лев Николаевич любил упражнения с гантелями и не без гордости вспоминал о том, как он крестился в молодости двухпудовыми гирями.

Гимнастикой Толстой занимался ежедневно — по утрам в своем кабинете. Любовь к спорту пронес через всю свою жизнь: верховая езда, фехтование, бокс, плавание и пр. Спорт был его стихией, дарящей здоровье, ощущение полноты жизни. Крепость тела рождает бодрость духа — этот древний постулат был его кредо. Понимая огромное значение физических упражнений для полноценного и гармоничного развития человека, писатель стремился привить любовь к спорту и своим детям: он поставил для них на площадке перед домом «шаги» — своеобразную детскую карусель, «гимнастику» — гимнастический снаряд с кольцами и трапецией. Сам он все умел, все знал, и притом основательно.

Приехал как-то в Ясную Поляну один иностранец. Беседуя с писателем, он подошел к «гимнастике», на которой упражнялись дети Толстого, и проделал на снарядах какой-то незамысловатый трюк.

— Вот это искусство вам, граф, уж наверно незнакомо, — не без иронии сказал он Толстому.

Лев Николаевич засмеялся и показал, как надо заниматься гимнастикой. Иностранец был в полном восторге от ловких, профессионально проделанных Толстым упражнений.

Состязаясь в гимнастике с молодежью, Толстой любил демонстрировать свой «коронный» номер — «Ивана Михайловича». Так называлось тяжелое упражнение, суть которого состояла в том, чтобы повиснуть на руках на перекладине, просунув между ними ноги, и, приподнявшись кверху, сесть на перекладину. Пятидесятилетний Лев Николаевич делал это упражнение очень ловко, как молодой гимнаст! Но, бывало, задумывался: «Зачем я это делаю? Ведь духовной работе лучше спо

собствует вегетарианство, правильное пищеварение, чем работа мышц». Перед смертью, 24 октября 1910 года Толстой записал в своем дневнике: «Начал делать не свойственную годам гимнастику и повалил на себя шкап. То-то дурень». А чуть позже отметил в карманной записной книжке: «Совестно даже в дневнике признаться в своей глупости. Со вчерашнего дня начал делать гимнастику — помолодеть, дурак, хочет — и повалил на себя шкап и напрасно измучился, то-то дурак 8 2-летний». Это было за 15 дней до его кончины.

До глубокой старости купался в пруду и в реке Воронке. Больше всего любил это делать после Ильина дня, когда люди обычно переставали купаться. Порой ездил верхом к друзьям Николаевым, жившим на даче у Красноглазовой, чтобы искупаться в пруду Ли- венцова.

Большой пруд Ясной Поляны зимой представлял собой каток О том, как катались на коньках по льду Большого пруда, сохранился рассказ одного из сыновей писателя: «Едим торопясь и пулей бежим вниз одеваться. Полушубки, валенки, шапки с наушниками, берем коньки, и начинается беготня. Дорожки на пруду расчищены большим кругом, но мы сами проделали лабиринты, переулочки и тупички и по ним вертимся. Приходят папа и мама и тоже надевают коньки. Ноги зябнут, пальцы онемели, но я молчу, потому что боюсь, что пошлют домой греться. Увлекаются все. Давно пора идти, но мы выпрашиваем еще несколько минут, еще немножечко. С деревни прибежали ребятишки и дивуются на нашу ловкость. Щекочет самолюбие, и начинаешь выкидывать всякие фокусы, пока не упадешь и не расшибешь себе нос».

Из настольных игр в семье Льва Николаевича самой любимой были шахматы. Он считал, что лучше всех в шахматы играют музыканты. При этом писатель ссылался на Танеева, Гольденвейзера и своего старшего сына Сергея. Садясь за шахматный стол с Танеевым, обговаривал с ним условия игры: если проиграет он, то будет читать вслух главы из своих произведений, а если Танеев, — тот будет исполнять свои музыкальные композиции.

О шахматных турнирах Толстой говорил: «Как отличаются наши русские шахматы! К каким высотам может привести память и опыт! Чипорин, например, мог сыграть 30 партий сразу по памяти, не глядя на доску>>. Секретарь Толстого В. Ф. Булгаков рассказывал: «Если находился партнер, Лев Николаевич садился после обеда сыграть партию в шахматы. Как и пасьянс, шахматы были средством отдыха от напряженной умственной работы». Только с одним Гольденвейзером Лев Толстой сыграл около 700 партий в шахматы. О своем партнере, шестидесятилетнем М. С. Сухотине, писатель говорил: «Мы с ним играем равно. Но только он играет спокойно, а я, вот, по молодости лет, увлекаюсь!» Льву Николаевичу в это время было 82 года.

А однажды восьмидесятилетний Толстой сказал некой юной особе: «Ах, как мне хотелось вчера с вами прыгать с лестницы. Обидно, но никто из вас не сумел спрыгнуть как следует. Ведь надо немножко присесть, когда прыгаешь вниз».

Еще одним любимым времяпровождением в Ясной Поляне была игра в городки. Как только весною высыхала земля, на одной из аллей, соединяющих дом с флигелем, устраивалась площадка для городков. Как вспоминал один из современников, «иногда целые дни гулко разносились по яснополянскому парку звуки выбивавшихся рюшек. В игре участвовала… толстовская молодежь… а также приезжавшие сыновья Льва Николаевича и гости». Не было случая, чтобы Лев Николаевич, проходя мимо играющих, не сворачивал к площадке. Иногда он сразу же включался в игру, порой же ограничивался тем, что делал несколько метких ударов по фигурам, и шел дальше по своим делам.

Глава 12 Страсти по хозяйству

Жизнь в Ясной Поляне была мало похожа на идиллическую пастораль или на мифическую Аркадию. Сельская усадьба вряд ли пригодна для тотального безделья

или для череды забав, праздничных приключений «на природе». На самом деле большинство помещиков были обременены ежедневными хозяйственными заботами, по крайней мере многие из них так думали.