Здесь птицы не поют (СИ) - Дмитрий Бондарь

— Значица так, — твердо сказал дядя Вася. — Мы здесь порешали с Олегом и вот до чего додумались. Товарищ Борисов сейчас берет всех, кто еще может ходить, кроме товарищей Мясопятова и Рогозина, и осторожно выдвигается к складу оружия, чтобы организовать сопротивление захватчикам. У товарища Борисова есть карта и мои инструкции. Главная задача — вынести как можно больше оружия. Мы же втроем — я, и товарищи Мясопятов и Рогозин, проследуем к тому месту, где, возможно, находятся еще два наших человека. После чего возвратимся сюда. Здесь останутся… Лариса Мозырева и Виталий Карпов. Никуда не выходить, ничего не бояться, ждать нас. Вопросы?

Вопросов к такому смелому плану ни у кого не возникло. Дядя Вася был напорист, уверен в себе и распоряжался не допуская двусмысленностей.

Не успев толком отдохнуть, Рогозин снова куда‑то бежал и размышлял о том, что оставить на месте общего сбора испуганную до чертиков бабу и почти спятившего капитана — мента не самая удачная идея дяди Васи.

Впереди привычно маячила спина и стриженый затылок Юрика, а рядом, чуть поотстав, размеренно сопел дядя Вася. Несмотря на возраст и пропитую внешность, держался он бодро. Не останавливался, не замедлялся, несся вперед как упрямый буйвол, и не было такой силы, которая смогла бы его остановить.

— Дядь Вась, — когда Юрик немного сбавил темп, отважился на вопрос Рогозин. — Вы вроде человек знающий? Что здесь вообще происходит? Кто эти монстры?

— Юрец, — окликнул якута капитан неизвестно каких войск. — Привал маленький. Ищи место. Десять минут. Попить — оправиться.

Юрик остановился шагов через двести у торчавшего из земли камня высотой в два человеческих роста. Они расположились в тени, практически невидные уже с полусотни метров, и Рогозин повторил свой вопрос — его и в самом деле съедало любопытство.

Старый вояка сначала оглядел окрестности, заглянул за скалу и лишь после этого решился ответить:

— С чего ты решил, что охранник может что‑то знать об объекте охраны?

— Не знаю. Мне показалось, что это такой объект, о котором вас должны были хорошо проинструктировать?

Дядя Вася, сохраняя бесстрастное лицо, заметил:

— А ты, парнишка, не так глуп, как о тебе думают, да?

Виктор пожал плечами.

— Конечно, я не знаю всего, — вполголоса произнес дядя Вася, раскручивая горлышко фляжки. — Кроме того, я давал серьезные подписки.

— Но?

— Но вы теперь в деле, парни. И кое‑что я вам расскажу. О чем сам догадался или слышал. Но не все. Уж не обессудьте.

Юрик добыл из нагрудного кармана сигарету, но прикуривать не стал, а просто расположил ее между усами и носом и стал внюхиваться в нее.

— Началось это все больше шестидесяти лет назад, — дядя Вася точно так же поступил со своей сигаретой и теперь они сидели с Юриком бок о бок и просто нюхали скрученный в бумагу табак. Когда Сергей Павлович Королев занимался космическими проектами. Ну помните, Гагарин там, Титов?

— Ага, — сказал Юрик.

— Ну да, — припомнил и Рогозин.

— Так вот, ребяты. Здесь разрабатывался альтернативный королевскому космический проект. Мне отец говорил, что здешние, абсолютно секретные разработки, позволяли человеку выйти за пределы солнечной системы уже тогда — в пятидесятых. Но потом все накрылось. Я не знаю подробностей. Так, кое‑что слыхал краем уха, но не очень‑то в это верю. Базу и лабораторию сначала на пару лет законсервировали, а потом и вовсе взорвали. Нас оставили присматривать. Я знаю, что не только я один этим сейчас занимаюсь. Есть еще люди от разных ведомств. Один точно в Батагае живет. Он говорил о еще одном. С батагайским мы как‑то раз вместе картину с монстрами на скале рисовали спецкраской по спецэскизу. Потом он сфотографировал то, что у нас получилось, и в Москву послал. Давно, в восемьдесят седьмом. Нам за этот рисунок хитрый премию выписали.

— В чем хитрость? — уже догадываясь, о каком рисунке идет речь, спросил Рогозин.

— А его не отовсюду видать. Вроде смотришь на скалу — нет ничего, а солнышко чутку опустится — и появляется картина! Там такая уродина людей пополам разрывает и половины отдельно складывает. Ну типа в одноглазых и одноногих чучун людей превращает.

— А зачем рисовали?

— А дак охотников местных отпугивать. Они на землю своих божков лишний раз поостерегутся соваться. Только шаманам туда можно. А шаманов и нет почти. Они нынче все в Якутске деньги зарабатывают на карнавалах. Я сам тогда местных промысловиков к скале вывел, показал страшилу, так они эти скалы за полсотни верст теперь обходят. Плохим местом называют.

Юрик смачно сплюнул в сторону и что‑то прошипел. Виктору тоже показалось смешным, что если бы сфотографированную Борисовым скалу увидели специалисты из Москвы, они бы долго ломали голову над феноменом, который оказался на самом деле не самобытным творчеством коренных народов Якутии, а мазней двух полузабытых агентов на окраине мира — для устрашения аборигенов.

— Так что там случилось — на объекте?! — Рогозин уже устал от загадок и очень желал получить простой и понятный ответ.

— Эй, парень, я просто охранник! — напомнил ему дядя Вася. — Не обычный, как в супермаркете, но все же. Полного допуска к материалам по объекту у меня нет. Да думаю, сейчас вообще ни у кого его нет. Но то, что первые космонавты стартовали не с Байконура, а отсюда — к гадалке не ходи! Стартовали, бывали на других планетах и возвращались. Я видел обрывки журналов внизу…

— Я тоже, — поспешил поделиться Рогозин. — Один до сих пор со мной! Там рисунки и вообще — странное все.

— С собой? Ну‑ка? — дядя Вася требовательно протянул руку и Рогозину не оставалось ничего, кроме как передать ему найденную в подземельях тетрадь.

Осторожно перелистывая пожелтевшие от времени страницы, дядя Вася неопределенно хмыкал, пару раз сказал себе под нос многозначительное «о!!», но вскоре вернул тетрадь со словами:

— Ничего не понял. Но такие значки я видел, когда спускался вниз.

— Ты спускался вниз, старый? — недоверчиво спросил Юрик. — Витька говорит, что там все взрывом раскурочено. Как же ты…

Дядя Вася мотнул головой, пришлепнул на щеке надоевшую мошку, сказал веско:

— Ты думаешь, что знаешь все? Ты ошибаешься, Юрец — холодец. Пристань знаешь?

— Лагерную?

— Ага, ее. С пристани в те подземелья тоже ход есть. Аварийный. В скале. И он не взорван. Но изнутри его не открыть. А ключики от трехтонных дверей — только у меня. Раз в пять лет я смазываю механизмы и вообще… ревизию провожу. Не знаю, на кой черт это нужно, но инструкция есть инструкция. Ее нужно соблюдать…

— Вот заладил старый: инструкция — инструкция, — оборвал его Юрик. — Что ты там видел?!

— Вообще‑то я не должен был там быть. Последний шлюз открывать можно только в присутствии московской комиссии. Но на всякий случай ключ у меня тоже есть. Ну и… грешен, не удержался. Да и не приезжали из Москвы аж с одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Крайний раз аккурат после Олимпиады были, смотрели. Еще при папаше. А потом все… закрутилось, понимаешь, не до заброшенной лаборатории москвичам стало. Я пару раз столичного куратора спрашивал, но и он, кажется, ничего не знает. А потом нового куратора назначили, но он, кажется… того — пьет постоянно, сука! Все время на рогах. Я его трезвого и не слышал ни разу.

— Так что там? — не выдержал уже Рогозин.

Старик сцепил крепкие сухие руки в замок, сглотнул слюну, коротко бросил:

— Там ад.

Подумал немного и продолжил:

— Помнишь, Юрик, историю про заключенных, поубивавших конвой и друг друга в бомбоубежище?

Якут кивнул, не произнеся ни звука.

— Это все так и было. Только не в бомбоубежище, а там, внутри этой чертовой лаборатории. Когда я туда попал, в первый и в последний раз, стены были буквально залиты кровью. Там такой приступочек между шлюзом и полом, высотой сантиметров в пятнадцать — кровью же залит полностью. И она не сворачивается. Уже больше шестидесяти лет! Так и плещется огромная лужа крови, смердит. Кое — где трупы проглядывают, затылки разворочены, руки — ноги пооторваны. На столе груда шевелящихся кишок. Такая мерзость! Никакая скотобойня не сравнится с тем, что я видел внизу. И всюду по стенам под разводами крови точно такие рисунки, как в твоей тетради, Витек. Звезды — пентаграммы, кресты… всякое. И надписи похожие.

— И какое отношение это имеет к космодрому? — спросил Рогозин пустоту, потому что Юрик уже перекатывался в сторону от камня, а дядя Вася длинным прыжком выскочил из тени, упал на спину и задрал кургузый ствол своего автомата наверх.

Рогозин испуганно посмотрел над собой и обмер: на верхушке приютившего их булыжника стоял четырехрукий светящийся демон, который почему‑то сейчас не светился. Теперь, вблизи, хотя и в неудобном ракурсе, он выглядел по — настоящему страшно! Совершенное человеческое лицо, слегка голубого цвета, с огромными печальными глазами и длинными толстыми волосами, шевелящимися, кажется, по собственной воле и вопреки любым желаниям любых окрестных ветров, возвышалось над тощим телом с четырьмя не руками — конечностями. Нижняя пара — с клешнями, верхняя — похожая на человеческую, но четырехпалая. Вместо ног — какая‑то странная конструкция, похожая на гибкую сочлененную из нескольких сегментов платформу, каждая часть которой плавно обтекала любую поверхность под собой. Но даже не это поразило Рогозина — платформа удерживалась на камне, вцепившись в него многими тысячами сороконожьих лапок. И Виктор понял, почему издалека возникало впечатление, что четырехрукие не шагают, а плывут над землей.